середине дороги, не обращая ни на кого внимания. Мешаю — так обгони меня.
Что ж. Третья скорость (коробка издает приятное «чпок»), рев, оставляю позади обоих, вижу перед собой, далеко на подъеме, еще один дипномер. Но мне не страшны подъемы. Не с моим мотором. Он не задыхается даже в горах. Не ждали? Сейчас дождетесь. Шестнадцать клапанов. До новых встреч.
На седьмом обогнанном дипломате я понял, что дело идет хорошо. А это опасная ситуация. Потому что впереди еще две бензоколонки, за ними бамбуковая ограда дворика, где я обычно останавливаюсь и пью кофе, настоящий, абсолютно черный «батан-гас»… То есть километров двенадцать. Не спать!
И вот уже позади голые ананасовые плантации с ровными рядами иссиня-зеленых колючих верхушек, дорога идет вверх, вниз, снова вверх между пальм и сахарного тростника… Там вулкан, там финиш.
Тагайтай — чудо: на этот вулкан ты смотришь не снизу вверх, а наоборот, сверху вниз. Обширная карта серо-синих тонов слева от дороги, под обрывом, здесь всегда туман, облака, прохлада: высота. Карта круглая, это кольцо скал (громадный кратер), внутри него — озеро, на серединке озера — остров, аккуратный конус. И, как это ни невероятно, внутри маленького конуса тоже мини-озеро. Все вместе — и есть вулкан, который, получается, извергался и гаснул дважды.
И в этот момент я вдруг понял, что устал, и не физически. Мне попросту не хотелось уже никого догонять и обгонять, я вспомнил, что сейчас за поворотом будет стоящая на бамбуковых опорах веранда — это кафе, где делают знаменитые грибные гамбургеры (да-да, тут высоко, и растут отличные грибы). Здесь люди выходят, дышат холодным воздухом вершин, едят свою грибную радость, смотрят на серую воду озера, заключенного в кольцо скал… Почему я не могу выйти из проклятой гонки и сделать то, что делаю всегда, когда еду этим маршрутом один? Тем более что впереди выстроилась цепочка вялых машин, ползущих здесь — где воздух не дружит с моторами послабее — со скоростью этак километров в семьдесят…
Злобное шуршание множества мелких камешков, тучи белой пыли справа, там, где обочина, гудок, ревущая серая «хонда» вырывается из пыльных клубов. Вопреки всем правилам и разуму обгоняет меня по этой широкой, неасфальтированной обочине и продолжает в том же духе — на бешеной скорости, туда, в голову выстроившейся цепочки.
Каменное лицо Кирилла Фокина в прямоугольных очках мелькает в открытом окне. Кажется, папка с бумагами у него под локтем, только ее не видно.
Да-да, он пришел тогда первым, обогнав всех возможных американцев и прочих, на радость посольству. Я — только третьим. И забыл об этом уже через неделю. А, наверное, зря. Было бы меньше неожиданностей.
Хотя именно с того момента мы с Кириллом не то чтобы подружились, но как-то начали общаться семьями и прониклись друг к другу той осторожной симпатией, которая у дипломатов и их коллег в дружбу переходит редко.
До военного мятежа еще оставалось полгода. И поскольку их к тому времени уже на нашей памяти было штук пять, совершенно несерьезных, то всем казалось, что дальше здешним военным бунтовать незачем.
Сначала все было как всегда — подошла колонна солдат в камуфляже, они попытались взять президентский дворец, их отбросили, они заняли позиции по периметру. Ну, были еще всяческие манифесты по поводу народных страданий и правительственной некомпетентности.
Когда переворот происходит в стране за несколько тысяч километров от дома, то это любопытно, но не более того, этакая экзотика для моих тогдашних десяти миллионов читателей — примерно как репортаж с крокодиловой фермы. Это была не моя война, даже топографически. Она была в том же городе, где я жил, но далеко. Манила — огромное скопище улиц и домов. Малаканьянгский дворец и прочие правительственные здания находятся в старой части города, километрах в десяти от квартала небоскребов Макати, где помещается большая часть посольств, штаб-квартир крупных компаний и так далее. До дворца — путь по невозможным манильским пробкам, которые могли растолкать разве что бронемашины мятежников, и то вряд ли. Пробиться к месту боев… да каких там боев, так, противостояния верных и неверных правительству частей… и вернуться означало совершить путешествие в полдня. И не увидеть почти ничего из-за полицейских заграждений.
Посольство, конечно, работало в обстановке приближенной к боевой — но это означало всего лишь отмену отпусков и ненормированный рабочий день, а также запрет на поездки в магазины дальше Макати. Идеальный дипломат Кирилл Фокин отвечал в посольстве за внешнюю политику Филиппинской Республики, а когда военные устраивают мятеж, внешняя политика любой страны как бы замирает, правда, бумаги на эту тему все равно следовало слать в Москву каждый день — это еще был век факсов и телетайпов, они работали без устали. Кирилл Фокин, как все, бегал по посольству с бумагами. Видел я его, впрочем, редко, поскольку в посольство не ходил, был занят массой своих дел.
И, конечно, мятежников через сутки отбросили от дворца.
Накануне ночью они попытались подтянуть туда еще одну колонну — она прошла по мгновенно опустевшему авеню Эпифанио де лос Сантос, или ЭДСА, мимо моих окон.
Семья спала, а я проснулся от содроганий земли и с высоты двенадцатого этажа увидел — извините, из окна туалета — пару ползущих по проспекту жутких железных машин, на вид — не иначе как двадцатых годов.
Потом они приостановились, и коридор белого света протянулся в мою сторону, мазнул по стене моего дома, ослепил меня, замер. Они не видят меня в окне туалета, успокоил я себя.
Танк, или как это следует называть, медленно повернул орудийную башню в нашу сторону, но потом возобновил движение к президентскому дворцу. Земля перестала дрожать. Ночь затихла.
На следующий день, после обеда, все изменилось — по городу ездили военные патрули, один взял под контроль мой угловой дом (на двух ключевых проспектах города — ЭДСА и Айяла), по радио сообщили, что мятеж подавлен, о чем я утомленно сделал репортаж в редакцию. Последняя фраза его была эффектной: «У подъезда моего дома замер танк».
Солнце заходило; я пошел в бассейн под уважительными взглядами военных — танкистов, или кто они там были.
Когда я поднялся к себе, меня встретил нескончаемый звонок телефона. Это был некто Артуро, один из здешних музыкантов, у нас была масса общих вкусов.
— Дорогой друг, я волнуюсь за тебя, — сказал мне он. — Католическая радиостанция, которая все знает, сообщила, что повстанцы повернули от дворца и пошли на Макати. И что они захватили твой дом.
— Ну вот еще, — сказал я, — Я, как видишь, дома. Я только что снизу, плавал. Дом охраняет здоровенный танк, он стоит прямо у подъезда.
— А, — отозвался Артуро с некоторым облегчением. Задумался на секунду, а потом с интересом спросил: — А чей танк?
Район Макати состоит из нескольких «деревень» — то есть поселков из двухэтажных домов с черепичными крышами под громадными деревьями. Деревня Дасмариньяс — в основном дипломатическая, из окна я каждый день видел там нашу посольскую крышу вдалеке. Еще есть деревни Форбс-парк и Урданета, магазинный центр — что-то вроде небольшой площади перед отелем «Интеркоптинентл», в полукольце сплошных витрин одноэтажных галерей. И дальше, начинаясь от моего дома и отеля напротив, идет проспект Айяла (башни деловых центров по обе стороны) с соседними улицами, где есть другие отели и многоэтажные жилые дома. В последних помещается большая часть наших посольских семей (жить в посольском особняке на улице Акаций практически негде), семьи иностранцев, внизу ресторанчики, магазины и так далее. Все это вместе — Макати. Никаких правительственных учреждений там нет и близко. Но здесь — чуть не весь бизнес страны.
Высотные здания выстроились в Макати неправильным треугольником, каждая сторона длиной примерно в километр, среди тех самых «деревень» и улиц с низкими домами. Если бы кто-то еще неделю назад сказал мне, что с птичьего полета этот треугольник похож на зубчатые стены крепости среди равнины — с которых вся равнина отлично простреливается, — я бы очень удивился такому чрезмерно военному мышлению.
Мой дом оказался идеальным угловым бастионом этой крепости. С балкона, где я проводил немалую часть вечеров, можно вести огонь на километры вдоль главной авеню столицы. С балконов других квартир, напротив, можно держать под прицелом «Интерконтинентл», проспект Айяла и весь магазинный центр. От
