Экстрим-шоу

'Не подфартило норвежскому спортсмену. Сам виноват. О, как ублюдочно он сковырнулся: твинтипы в стороны, кости наружу. Не повезло! Не повезло дурашке-неудачнику!' Скандинав не шевелится: во лбу сквозняк от пулевой дырочки — работа отличного снайпера, шедевр, вдохновение. Надо же, в павильоне присутствует мастер, не иначе. И ему очень не понравилось выступление, он зол, он приятно неадекватен. Нет, ну, я же говорил, слишком низко!

На вершине спортсмены-камикадзе ждут своей очереди, багровые лица напряжены: желваки и морщины, и пот на щеках. Наблюдаю за попрыгунчиками в прицел гранатомёта. В оптику замечательно видно: молоденький паренёк в звёздно-полосатых шароварах комплексует по поводу наших традиций и даже нервничает. Ага. Аутсайдер. Слабак. Ату его!

Разгон. Разворот в заднюю стойку за чуть-чуть до кикера. Толчок. Коленки к груди, вращение со смещением. Плечи раскрываются, американец ровненько приземляется, едва не угодив на растяжки. И это всё?! Этот звёздно-полосатый урод думает, что простенький невнятный прыжок сойдёт ему с темляков и креплений?!

Похоже, не один я жажду сатисфакции. По американцу стреляют откуда-то с галёрки восточного сектора — взрыкивает портативный миномёт, отличная игрушка, у меня точно такой же на кухне валяется, возле микроволновки пылится.

Мина плюхается в искусственный снег чуть впереди халтурщика, мгновенно погружается и громко взрывается, истрепав осколками юное тельце.

Комментатор лопочет, что, мол, нехорошо валить беззащитных спортсменов, неправильно это и некрасиво. Как бить маленьких девочек бейсбольными битами по невинным мордашкам. Он бы ещё о христианских добродетелях вспомнил!

Вот теперь-то мероприятие становится значительно динамичней. Никто из попрыгунчиков не горит желанием отправиться в мир иной.

Молодцы! …лучше всех воспарил и приземлился представитель ЮАР.

Церемония награждения мне — ну совершенно! — не интересна. Хватаю Лариску под остренький локоток. Спина к спине, прикрывая друг дружку, топаем к выходу. Лариска из 'мини-узи' ласкает толпу разрывными гостинцами. С тех пор, как меня бросила Надька, Лариска надёжно прикрывает мой тыл. Напоследок швыряю гранату. Отступать нужно с шумом, пресекая малейшие попытки преследования.

По бронежилету текут эритроциты. Что за на?!.. А, ухо оторвало. Ну, ничего, до реанимации заживёт.

Скорее во второй ангар. Там тоже, вроде, какие-то показательные выступления.

Urban skiing. Ага. Тоже экстрим?

А то!

Лариска недовольно шипит.

А я проталкиваюсь поближе к полигону, смонтированному из железных труб, керамики и полимерных щитов. Внимательно слушаю вопли комментатора.

'Уважаемые самураи! Господа офицеры! Сейчас спортсмен из Канады продемонстрирует Вам фигуры высшего пилотажа! Обратите внимание на эти чудеса ловкости!!' Да уж, эффектно, впечатляет. Толпа безумствует — восторг, признание. Белобрысый гигант выделывает нечто неимоверное. Он прыгает! — высоко! — через контейнеры утилизаторов радиоактивных отходов и скользит по причудливо выгнутым перилам. Канадец, приземляясь на рейл, слегка приседает, амортизируя коленями. Канты как наждак зачищают рейл, кажется, что вот-вот из-под лыж полетит стружка — противный скрежет бьёт по ушам похлеще ударной волны.

'Великолепно!' Зрители ставят оружие на предохранители — высшая степень признания! — стягивают бактерицидные перчатки и рукоплещут. И я ставлю, и тоже хлопаю в ладоши; что я хуже других или пацифист какой?

'Захватывающе!' Блондинчик на мгновение зависает в воздухе. Блики ослепительной улыбки прошибают мои защитные светофильтры. И тут же канадец падает на заострённые куски арматуры, оттуда перепрыгивает на бензопилу, проскальзывает меж раскалёнными струями металла.

И это без бронежилета! — шёлковая майка на голом пузе да на ляжках штаны безразмерные!! Ужас! Кошмар!

Настоящий экстрим!!

Толпа не дышит.

Лариска тоже.

Комментатор щебечет о каких-то блайндслайдах и ноузпрессах. В общем, ругается как прапорщик аэромобильных войск. А я…

А по мне стреляют. Попадают, естественно, в Лариску. Она недовольна, и её можно понять:

— Платье! Платье порвали, сволочи! Не прощу, контужу!

И тут уж, простите, началось: хотели как лучше, а получилось не по-детски — таки поймал я очередь, что называется, кишечником. Ничего, до свадьбы заживёт. Обидно только, что на соревнования по фуллконтактному фристайл-до Лариска меня не пустила.

— Фёдор, домой!

И поволокла к лимузину. Который всепогодный и повышенно проходимый. В прямом смысле поволокла. Взвалила на плечо — и вперёд. А я как бы парень немаленький: сто кэгэ живого веса — никакого жира, сплошная кость без мозгов да мышца без прожилок. На мне ещё и бронекомплект модный — три центнера с гирькой! Да навешано амуниции всякой, чтоб на пару суток автономного боя хватило, и на салют осталось. Тяжело моей подруге, ой как тяжело…

Вот и закончился праздник.

Эктрим-шоу, эх.

Живут же люди! Индивидуальности! Испытывают себя, занимаются опасными видами спорта! Не то, что некоторые, вроде меня!

А теперь что? — известно что: ночку в реанимации перекантуюсь, а с утра, с понедельника то есть, опять быт и опять рутина. Убийства заказные, разборки всякие. Там наймёшься повоевать, здесь в каратели завербуешься… Скучно, неинтересно, всё как у всех, всё как у людей. Изо дня в день одно и то же: кровь, вопли раненых, пыточные подвалы. Устаёшь, как собака. Как волкодав. По кругу, цикл, чтоб его: работа — дом — работа. Каждого пятого к шведской стенке, да кто ж так насилует, дайте батьке помародёрствовать…

Да уж, это не экстрим-шоу — это обычная жизнь, будни.

А Лариска, она… Она же киборг, ага. И губы у неё резиновые. Без подогрева. Потому и целоваться с ней… Н-да…

А куда деваться? — надо, Федя, надо.