своей частью задачи.
«Когда он не справлялся? — подумалось Лере. — Всегда справлялся. Но ведь всё когда-нибудь случается впервые, в том числе и провалы. Остаётся надеяться, что это не тот случай. Слишком уж высоки ставки».
Глава 1
Осень — это состояние души, а не время года. Время сожаления об упущенных возможностях, о тепле, которого придется ждать полгода, а то и дольше, о планах, которые рухнули, хотя ещё весной казались безупречными. В общем, осень — это тоска и уныние. Особенно в таких местах, как Зона. В любой из её пяти локаций. Вечный дождь, слякоть, серость… проще говоря — вечная осень. Впрочем, это повторение всем известных истин. Все и так знают, что в Зоне не бывает ничего, кроме осени. Причём по виду местная «вечная осень» напоминает вечный ноябрь. Ведь никакого природы увяданья и прочих красно-золотых красот здесь не увидишь. Никакой листвы на деревьях в Зоне нет. Здесь и деревьев-то нет. Сплошь жестяные автоны, которые лишь издали напоминают растительность. Так что здесь, как и везде глубокой осенью, сколько угодно бесконечной вязкой грязи и осадков, которые ежедневно сочатся из серых туч. Здесь всегда пахнет сыростью и ржавчиной, какой-то химической дрянью и мазутом, гарью и палёной резиной. Но никогда не пахнет опавшими листьями и мокрой хвоей, как в смешанных лесах на Большой земле. Здешняя осень или весна, неважно, — мёртвый сезон. Ну, а чего ещё ждать от предбанника ада?
Лейтенант Павел Сухов поднял взгляд к серому небу и невольно зажмурился. Шлем он потерял, поэтому мелкая дождевая пыль мгновенно залила глаза и вода потекла по заросшим щетиной щекам. Потекла, будто слёзы. Офицер провёл по лицу ладонью. Щетина отросла несильно, хотя со времени последнего бритья прошло почти трое суток. Наверное, всё дело в убывающей луне. Если верить народным приметам, на убывающую луну хорошо стричься и бриться, когда не хочешь, чтобы волосы отросли быстро. Впрочем, без разницы. До строевого смотра далеко, привести себя в порядок ещё успеется. Хотелось бы надеяться, что к тому моменту удастся навести марафет не только внешний, но и внутренний — преодолеть неуместное в марте осеннее уныние, или, как выражаются всякие умники, депрессию.
Лейтенант хмыкнул. Планы он строил вполне реальные, но в деле имелась одна маленькая загвоздка. До ближайшего места, где проводятся строевые смотры, то есть до военной базы, лейтенанту предстояло топать и топать. Даже до ближайшего блокпоста чистильщиков путь лежал далёкий и непростой. Если учесть, что в аккумуляторе боевого костюма почти не осталось заряда, а патронов в ИПП «Шторм» системы Карташова всего-то дюжина, простейшая боевая задача — дойти — становилась задачей сложнейшей. К тому же у Сухова не работала ни м-связь, ни навигация. Что там произошло с имплантами, лейтенант не мог и предположить. Судя по самочувствию, метаболический имплант и ещё несколько стабилизированных очагов жестяной заразы в организме функционировали нормально, а вот главный компьютер почему-то молчал. Ни связи, ни подсказок не выдавал. Только откликался на тестовый запрос, да и то через раз, будто бы нехотя. Павел знал, что такое с имплантами иногда случается, но никогда не думал, что это произойдёт с его вживлённым компьютером. Всё-таки не какая-нибудь кустарная поделка, а штатный офицерский, хорошо защищённый от всяких проблем, с расширенной гарантией. Понятно, что выдержать сутки под плотным обстрелом, работая на пределе мощности, дано не каждому, но ведь сам Сухов выдержал. Почему же «сдулся» комп? Может, биомехи применили какое-нибудь новое электромагнитное оружие? Лейтенант попытался припомнить. Вроде бы нет, ничего такого они не применяли. Долбили чугунки из всех орудий, тяжело и методично. Закопали практически всю роту. Последнее, что запомнил Сухов, разговор с рядовым Найдёновым. Тогда в строю оставалось восемь человек, считая его самого. В это время прибыла спасательная команда, и бойцы начали отходить, а он остался прикрывать. А дальше… навалилась темнота. Но ничего особенного чугунки всё-таки не применяли. Вырубился Павел, скорее всего, получив обычную контузию. На работу вживлённого компьютера контузия повлиять не могла.
А ещё никакая взрывная волна не могла унести лейтенанта Сухова настолько далеко от Припяти, на окраине которой сражались с биомехами чистильщики. Навигация лейтенанту на самом деле не требовалась. Он служил в Чернобыльской бригаде Барьерной армии вот уже третий год, и потому изучил Старую Зону во всех деталях. Очнулся лейтенант не в Припяти, а точнёхонько в центре Чернобыля, города-призрака, поглощённого жестяными лесами. Это Сухов понял сразу. Чистильщики забредали сюда нечасто, но, однажды побывав в этом жутком местечке, запоминали его в мельчайших деталях. Даже самая мощная взрывная волна не могла пронести Сухова несколько километров над «ржавым морем тайги» из автонов и, главное, аккуратно, не повредив, уложить на склон огромной воронки. Однако другого объяснения своему появлению в Чернобыле лейтенант не находил. Когда Сухов пришёл в себя, он обнаружил, что лежит на середине склона, но ни выше, ни ниже, ни по бокам от него нет никаких следов. То есть никто не приносил сюда Сухова на носилках или на руках, сверху его тоже вряд ли скинули — тогда он по инерции проехал бы вниз хотя бы метр, но и следов скольжения на склоне не наблюдалось. Получалось, прилетел и медленно спланировал? Бред? Да, бред. Но какие ещё варианты?
Павел вновь окинул взглядом воронку. На лоснящихся от грязи склонах вообще не обнаружилось ничего лишнего. Не заметил лейтенант ни «ростков» жестяных кустарников, ни ржавой «плесени», тоже металлической, ни следов людей или машин. На дне огромной конусовидной ямы стояла грязная лужа, которая служила единственным «украшением» воронки. Взгляд лейтенанта почему-то задержался на луже. Ничего особенного в ней Сухов не нашёл. Обычная жидкая грязь слегка колыхалась, по её поверхности расходились тысячи мелких кругов от дождевых капель, а иногда в луже вздувались маленькие пузырьки. Картина знакомая с детства. Но лейтенант всё-таки потратил почти полминуты на изучение лужи. То ли подсознательно уловил какую-то странность, то ли просто никак не мог сосредоточиться и надеялся, что вид лужи, которая выглядела в неестественно пустой воронке единственной нормальной деталью, поможет стряхнуть ощущение нереальности происходящего.
Встряхнуться так и не удалось. Вид покрытой рябью и кругами воды, наоборот, ещё глубже загнал Сухова в своеобразный транс. Осознав это, лейтенант решил сменить тактику. Он усилием воли отогнал хандру и уныние, встряхнул головой, как боевой конь, и начал карабкаться по скользкому склону воронки.
Выбраться удалось с третьей попытки. Очутившись наверху, Павел ещё раз взглянул вниз. Лужа осталась на месте, а нереальный пейзаж склона теперь испортили глубокие борозды и рытвины, которые образовались после суховского восхождения. Впрочем, усилившийся дождь уже почти зализал все дефекты грунта на том месте, где Сухов начал свой путь. Вот и вся мистика. Ларчик открывался просто. Потому и не увидел Павел поначалу никаких следов вокруг себя, всё дело в дожде и особой вязкости почвы.
Простое, но важное открытие существенно взбодрило лейтенанта. И пусть оставался неясным такой странный момент, как перемещение из Припяти в Чернобыль, у Сухова появилось главное — уверенность, что всё происходящее не сон и не бред. Жаль, по-прежнему барахлил компьютерный имплант. Сухов не имел ни выхода в м-сеть, ни доступа к автономным базам данных или хотя бы к элементарной текущей информации: координаты, температура воздуха, время и так далее.
Павел оторвался наконец от созерцания воронки, в очередной раз встряхнулся и окинул взглядом окрестности. Ничего нового лейтенант не увидел. Всё здесь выглядело уныло и привычно.
К руинам домов цеплялись жестяные лианы, чёрно-серые, с пятнами ржавчины и зеленоватыми потёками медных окислов, а дороги и тротуары на улицах поросли разнокалиберными автонами другого вида и состава. Часть жестяной растительности напоминала причудливо изогнутые дюралевые деревья и колючие кустарники со стальными шипами, а часть больше смахивала на свинцовые сталагмиты, на поверхности которых нашла себе местечко серо-буро-зелёная имитация северных лишайников. Изредка глаз цеплялся за растительность активную, способную реагировать на движение и хватать путников за ноги или же просто способную шевелиться не только под напором ветра, но и произвольно. Самый яркий пример: «титановая лоза». В поле зрения Сухова попал и такой экземпляр. И вся эта металлическая «флора» состояла из тех же микроскопических элементов, что и «фауна» Зоны Смерти, из наночастиц, которые
