Доникейское христианство (100 — 325 г. по P. ?.)

Западе благодаря авторитету Августина и папы Григория I. Но здесь есть одно существенное отличие. Доникейские представления о промежуточном состоянии благочестивых исключали или, по меньшей мере, игнорировали идею страданий и наказаний, ставшую неотъемлемой частью католического понятия чистилища. Состояние благочестивых представлялось как относительно счастливое, уступающее только совершенному счастью после воскресения. Каким бы ни был рай, где бы он ни находился, он принадлежит небесному миру; чистилище же считалось промежуточной областью между небесами и адом и граничило, скорее, с последним. Погребальные надписи в катакомбах в большинстве своем радостны по тону, в них души усопших представлены как пребывающие «в мире», «живущие во Христе» или «в Боге»[1176]. Такое же мнение в основном сохранилось в Восточной церкви, утверждающей, что душам усопших верующих могут помочь молитвы живых, однако они находятся в состоянии «света и покоя, предвкушая вечное блаженство»[1177] .

Но наряду с этой преобладающей верой мы находим также следы идеи о страданиях в чистилище как временном последствии греха, о мучительном стремлении к святости. Ориген, следуя по стопам Платона, использовал термин «очистительный огонь»[1178] — в нем сгорят оставшиеся несовершенства души; но он использует его в образном значении и в связи со всепоглощающим огнем последнего суда, в то время как Августин и Григорий I перенесли эту идею на промежуточное состояние. Простой народ и большинство отцов церкви полагали, что речь идет о материальном огне, но это не постулат веры, и есть римские богословы [1179], которые ограничивают страдания чистилища областью ума и совести. Ведь материальный огонь совершенно безвреден при отсутствии материального тела. Еще ближе к римской идее чистилища становятся Тертуллиан и Киприан, учившие, что грехи, совершенные после крещения, требуют отдельного искупления и что долг должен быть оплачен полностью (Мф. 5:20), прежде чем душа сможет освободиться из плена и попасть на небеса.

§157. После суда. Вечное наказание

Учение отцов церкви о будущем наказании обсуждается в Edward Beecher, I.c., и в противоречивых трудах, появившихся в связи с пятью проповедями каноника Фаррара, произнесенными в Вестминстерском аббатстве в ноябре 1877 г. {Eternal Hope, Lond. 1879.) В связи с ними см. в особенности

Pusey: «What is of Faith as to Everlasting Punishment? » A Reply to Dr. Farrar's Challenge. Oxf. and Lond., 2^nd ed. 1880 (284 pages).

F. W. Farrar: Mercy and Judgment: A few last words on Christian Eschatology with reference to Dr. Pusey's «What is of Faith?». London and N. York 1881 (485 pages). См. chs. II, III, IX — XII. Фаррар пылко возражает против «нынешнего представления об аде» и сводит его к максимальной ограниченности во времени и пространстве, но особенно отвергает всеобщее спасение. Он разделяет с Пьюзи римское мнение о «будущем очищении» (вместо «испытания»), увеличивающем количество спасенных за счет того, что великое множество несовершенных христиан избегнет ужасной погибели.

По поводу всеобщего суда нам не открыто ничего, кроме факта, что после него нас ждет вечная жизнь или вечная смерть. Это предел наших познаний.

В христианской церкви никогда не было никаких споров насчет судьбы праведников, которые унаследуют вечную жизнь и будут наслаждаться блаженным общением с Богом вовеки. Что же касается окончательной судьбы нераскаявшихся, отвергших предложенное спасение, здесь человеческая мысль допускает три возможности: вечное наказание, уничтожение, спасение (после временного наказания и покаяния).

1. Вечное наказание грешников всегда было и всегда будет ортодоксальной теорией. Ее придерживались иудеи во времена Христа, кроме саддукеев, которые отрицали воскресение[1180]. Она подтверждена высшим авторитетным мнением самой милосердной Личности, пожертвовавшей собственной жизнью ради спасения грешников[1181].

В результате большинство отцов церкви, ясно высказывающихся на эту ужасную тему, склонны к данному мнению.

Игнатий говорит об «огне неугасимом»[1182]; Ерма — о тех, «кто не спасется», но «окончательно погибнет», потому что не покается[1183] .

Иустин Мученик учит, что грешники или безнадежно отказывающиеся каяться предстанут перед судом, чтобы быть приговоренными к вечному наказанию. Он посвящает этой теме двенадцать абзацев. «Вкратце, — говорит он, — то, чего мы ожидаем, чему мы научились от Христа и чему мы учим, можно изложить следующим образом. Платон писал, что Радамант и Минос накажут злодеев, когда придут к ним; мы тоже говорим, что подобное произойдет; но судьей будет Христос, и души их будут воссоединены с их же телами и будут подвергнуты вечному наказанию (??????? ???????); а не длящемуся только тысячу лет, как говорил Платон (??????????? ????????)»[1184]. В другом месте: «Мы верим, что все живущие во грехе и не кающиеся будут наказаны вечным огнем» (?? ?????? ????)[1185]. Такие выражения не соответствуют теории уничтожения, сторонником которой объявляли Иустина Мученика[1186]. Он в самом деле отвергает, как и несколько других авторов доникейского периода, платоновскую идею бессмертия души самой по себе, независимо ни от чего[1187], и указывает на возможность окончательного уничтожения грешников[1188], но возможность эту он помещает в таком далеком будущем через столь неисчислимое количество веков после суда — и уж точно после платоновского тысячелетия наказания, — что она утрачивает практическое значение и перестает утешать.

Иринея считают непоследовательным, потому что он выступал сторонником всех трех теорий или, по крайней мере, колебался между ортодоксальным мнением и теорией уничтожения. Он отрицает, как и Иустин Мученик, обязательное и неотъемлемо присущее душе бессмертие; бессмертие так же зависит от Бога, как и поддержание жизни вообще[1189]. Излагая же апостольское правило веры, он упоминает вечное наказание, а в другом месте заявляет как о несомненной истине, что «вечный огонь уготован грешникам», ибо «Господь открыто утверждает, и другие Писания доказывают» это[1190]. Ипполит одобряет эсхатологию фарисеев в отношении воскресения, бессмертия души, суда и уничтожения мира в огне, вечной жизни и «вечного наказания»; в другом месте он говорит о «безрадостном виде мрачного Тартара, куда не проникает ни луча света от сияющего Слова»[1191]. Согласно Тертуллиану, грядущее наказание «будет продолжаться не долгое время, но вечно»[1192]. К его чести, он утверждает, что ни один невинный человек не может радоваться наказанию виновных, насколько справедливым бы оно ни было, но, скорее, будет печалиться. Киприан считает, что страх перед адом — единственное основание для страха перед смертью для любого человека, что мы должны постоянно помнить о страхе Божьем и вечной каре, забывая о страхе перед людьми и кратком страдании[1193].

О том, что подобное верование было распространено среди христиан в целом, свидетельствует Цельс, сообщающий, что языческие жрецы так же, как они, угрожают «вечной карой» и что это единственная несомненная истина, так как и те и другие провозглашают ее с равной уверенностью[1194].

II. Окончательное уничтожение грешников устраняет из Божьей вселенной всяческое несогласие ценой отказа от природного бессмертия души — на том основании, что грех в конечном итоге губит грешника, то есть последний сам обрекает себя на погибель.