vero evangelium dictante johanne recte», etc. Последняя фраза, вероятно, представляет собой ошибочный перевод с греческого. См. Lightfoot, «Contemp. Rev», Oct. 1875, p. 854; Charteris, Canonicity, p. 168. Другое свидетельство присутствует во фрагменте греческого комментария в Proaemium из Catena Graecorum in S. Johannem, ed. Corderius, Antwerp 1630, согласно которому Иоанн диктовал свое евангелие Папию в Иераполе. См. Papiae Frag, в Gebh. and Harn., p. 194. Достоверность этого предания сомнительна, так как Евсевий такого не сообщает, но оно показывает, что в представлении средневековой церкви Папий был тесно связан с Евангелием от Иоанна.
Андрей Кесарийский, In Арос, с. 34; Serm. 12. См. G. and H., p. 189.
Даже Евсевий и Иероним не упоминают о нем. Мелер (Patrol., р. 170) ссылается на Фотия, но Фотий говорит об Иустине Мученике, с произведениями которого он был хорошо знаком. См. Hergenrother, Photius, III. 19 sq.
????????? TO? ????????? ??? ???????? ???????? ???? ?????????, ??? ????? ???? ???????. Iustini Philosophi et Martyris Ер. ad Diognetum, et Oratio ad Graecos, nunc primum luce et latinitate donatae ab Henrico Stephano. Eiusdem Henr. Stephani annotationibus additum est Io. Iacobi Beuren de quorundam locorum partim interpretatione partim emendatione iudicium. Tatiani, discipuli Iustini, quaedam. Excudebat Henricus Stephanus. Anno MDXCII. Копия Стивенса сохранилась в библиотеке Лейденского университета. Копия Берера утрачена, но, вероятно, она была сделана на основании Страсбургского кодекса, которому соответствуют прочтения, помещенные Стивенсом в приложении, и Силбургом — в примечаниях.
«Epistulae ad Diognetum unum tantummodo exemplar antiquius ad nostram usque pervenit memoriam: codicem dico Ioannis Reuchlini quondam, postea Argentoratensem, qui misero illo incendio die nono ante Calendas Septembres anni MDCCCLXX cum tot aliis libris pretiosis in cineres dilapsus est». Von Gebhardt and Harnack, p. 205. Они утверждают (p. 208), что копии Стивенса и Берера были взяты из Страсбургского кодекса. Отто (Pro/., р. 3) пишет о «tres codices, Argentoratensis, apographon Stephani, apographon Beureri».
Марк Аврелий с благодарностью вспоминает своего учителя Диогнета, Medit., I. 6. Имя Диогнет не было редким; но в нашем послании это человек выдающегося общественного положения, на что указывает слово ?????????, «почтенный». Отто и Эвальд считают, что это одно лицо. Кейм и Драсеке (р. 141) допускают, что наш Диогнет был придворным, но относят его к более позднему периоду.
Эвальд (Geschichte des Volkes Israel, Bd. VII, p. 150) ставит его на первое место среди всех раннехристианских посланий, не вошедших в НЗ; он говорит, что в этом послании в совершенстве сочетаются «полнота и искусность греческого красноречия с чистейшей любовью к истине, а непринужденность и благородство выражения — с возвышающей серьезностью христианина». Бунсен пишет: «Бесспорно, что, после Писания, это замечательнейший памятник здравого христианского чувства, благородной отваги и человеческого красноречия». Семиш (в «Герцоге») называет его «ein Kleinod des christl. Alterthums, welchem in Geist und Fassung kaum ein zweites Schriftwerk der nachapostolischen Zeit gleichsteht». Кейм (Rom und das Christenthum, p. 463 sq.) называет его «das lieblichste, ja ein fast zauberhaftes Wort des zweiten Jahrhunderts» и красноречиво восхваляет «die reine, klassische Sprache, den schonen, korrekten Satzbau, die rhetorische Frische, die schlagenden Antithesen, den geistreichen Ausdruck, die logische Abrundung… die unmittelbare, liebeswarme, begeisterte, wenn schon mit Bildung durchsattigte Frommigkeit».
«Как будто сам Павел вернулся к жизни в новом веке». Ewald, vii. 149.
????????? ????????? ???????, гл. 11.
