ШЕВЦОВ (Андреев, Саныч, Скоморох) Александр Александрович
'ОЧИЩЕНИЕ'
Том.1
'
Дорога Домой
Это Гомер. Это великий слепой провидец Гомер. Он описал свою судьбу, он вывел себя на божественную сцену под именем Кассандры, но даже это не помогло людям: они не слушали Кассандру, сколько бы она ни предупреждала их, они не слышали и Гомера. Уже в античное время его творения объявлялись сказками…
Гомеры и Кассандры не правы. Не правы просто потому, что не нужны людям. Даже если их устами вещает Истина, какое это имеет отношение к человеку, который не настроен ни слушать, ни искать истину?! Какое мне дело до истины, когда мне до нее нет дела? Другое дело, когда я сам захотел ее постичь! Вот тогда я переверну весь мир, но своего добьюсь! Вот, к примеру, Наука. Как только она поставила себе цель овладеть истиной, так тут же и перевернула его, этот наш бедный мир!..
Но почему мир перевернут, а Истины все нет? Может быть, Наука ищет не Истину, а то, что понимает под Истиной? Может быть, ученые знают, что искать, изначально и изначально ошибаются, поскольку Истина скрыта под какой-то личиной? А под личиной с именем Истина скрывается нечто иное? Охотится ли Наука за Истиной? Или же у ученых хватает и других целей? Способны ли люди вообще искать Истину?
Когда Кассандра предупреждает троянцев о грядущих бедах, она вещает истину. Но люди отмахиваются от нее. Гомер говорит: это рок, судьба бедной предсказательницы — не быть услышанной. О ком он говорит? О Кассандре? Или о предсказателе вообще? Есть ли примеры того, что люди услышали кого-то из прорицателей? Наверное, есть, но я их не знаю. Зато я знаю, что с нашим миром что-то не так. Мы точно заплутались, и жизнь наша становится все страшнее… Не предрекал ли этого кто-нибудь из провидцев? Не предрекал ли этого Гомер?
Я не любитель суеверий, и меня мало привлекают раскладывание карт и астрологические прогнозы. Я, скорее, человек научного склада ума, психолог, но готовый поглядеть на вещи философски. Нет ли в самой природе человека чего-то такого, что обрекает его на определенные виды ошибок? И нельзя ли, глубоко заглянув в нашу природу, разглядеть не только этот прирожденный вывих, но и то, как он, накапливаясь, влияет на судьбу всей Земли и Человечества? Что для этого надо? Надо заглянуть в человеческую душу, поставленную в такие условия, когда осыпается шелуха и видно настоящее. Надо подсмотреть за настоящим человеком на изломе его жизни.
Кто такой этот многострадальный Одиссей, имя которого римляне произносили как Улисс? Великий хитрец. Но хитрость — это основная черта Разума. Разум — плут, говорили мне старые русские мазыки,[1] о которых я уже рассказывал и еще расскажу. Это значит, что в Одиссее Гомер вывел Человека как такового — как Человека Разумного. Но если говорить о природе ошибки, губящей наш мир, то лучше будет сказать, что Улисс — это не Человек Разумный, а Человеческий Разум. И «человеческий» здесь и есть ошибка в чистом виде, потому что Разум един по своей сути во всей Вселенной, но отличается в зависимости от условий существования, поскольку он есть орудие выживания в мире.
Разум обеспечивает выживание в мире, но если он начинает губить свой мир, значит, он не справляется со своей задачей, значит, в нем есть что-то, что губит жизнь, а не сохраняет ее. Это что-то добавлено к основе или сущности Разума. И в нашем случае оно добавлено именно как то,
Как приподнять маску, как заставить человека показать свое естество? Гомер бросает Одиссея в многолетнюю битву за возвращение к себе. «Одиссея» не зря завершает «Илиаду». Она — ее венец. Люди склонны считать «Илиаду» основным произведением Гомера, а «Одиссею» очень часто рассматривают лишь как своеобразный довесок, дополнение к основному труду. Думаю, это неверное понимание Гомера. «Илиада» была написана ради «Одиссеи». Она лишь подготовка к ней. Без нее не понять главное.
А главное в том, что, отдав жизнь на то, чтобы захватывать чужое, чтобы гоняться за чужими целями, человек должен однажды обернуться к самому себе. А обернувшись, он уже не в силах не возвращаться к себе. Песнь об Одиссее — это величайшее сказание о Начавшем самопознание и задавшем первый главный вопрос: откуда я? Где мой дом? Что я сделал, в чем провинился перед Богами, что они забросили меня в эти неведомые миры и отняли память?
Люди гибнут за жратву, платя за нее Разумом! Расплачиваясь способностью думать! Это основная мысль всей песни: жрать или думать! Я не буду сейчас гадать, что символически могут означать эти быки Гелиоса. Ясно, что они как-то связаны с Солнечной энергией, и мысль может довести меня вплоть до Чернобыля. Но это фантазии, а вот выбор: разум или сытая беззаботная жизнь, — это в природе человека. И это святотатство! Почему Гомер использует это слово? Он ведь еще целиком в народном видении мира, ведь это еще восьмой век до нашей эры. Народ видел этот выбор как святотатственный, значит, нам предназначено служить Богам своим разумом, своей разумностью, тем, что мы всегда делаем предпочтение Разуму перед жратвой!..
Но если зачин песни говорит об этом преступлении, то главной песней всей «Одиссеи» становится десятая — песня о богине-чародейке Цирцее — дочери Гелиоса и Персы. Цирцея, или Кирка в другом произношении, считается страшнейшей из Богинь, с кем столкнулся Улисс, потому что она превращает людей в свиней! А что, если она лишь срывала с них человеческие личины?
Но если рассматривать путешествие Одиссея как философский рассказ о природе человека, то надо вспомнить, как он попадает на остров Эи, где жила Кирка. Это существенно. В своем бесконечном путешествии, преследуемый гневом Посейдона, поклявшегося не пустить Одиссея домой, он сначала оказывается на острове Эола. Это очень странное место:
Вряд ли такое место возможно в нашем мире. Плавучий остров за металлической стеной… Попасть туда можно было лишь по особым заслугам, так сказать, по решению Богов. И Одиссей был одним из немногих, кому это довелось. Поэтому все, что там происходило, очень значимо и не может быть случайным, даже если сами простодушные спутники Одиссея и приняли это за обычное гостеприимство. Но Эол определенно дал какой-то важнейший урок Одиссею. И я хочу сделать это уроком для себя, хочу научиться видеть значимое вроде бы в самых обычных событиях или книгах.
Эол заставил Одиссея заново пережить, пересмотреть и расставить по какому-то неведомому мне порядку все, что было под Троей. Одиссей может как угодно оценивать самого Эола, например, как любопытного или изнывающего от скуки. Но мне нет дела до Эола, точнее, считая его Великим учителем, я не вправе оценивать его личные побуждения, кроме одного: он определенно учит меня чему-то. И для этого
