Исходя от простейших идей, ощущений и рассматривая их в качестве атомов душевной жизни, психологи слагают из последних высшие состояния сознания — ассоциации, интеграции или смещения, как дома составляют из отдельных кирпичей. Такой способ изложения обладает всеми педагогическими преимуществами, какими вообще обладает синтетический метод, но в основание его кладется весьма сомнительная теория, будто высшие состояния сознания суть сложные единицы'.
Это положение не устарело до сих пор, потому что только кажется, что оно направлено против ассоциативной психологии. Оно направлено против любой психологии, которая изучает человеческое сознание по его частям, предполагая, что узнав все части, поймет и целое. Такой подход вообще не рассчитан на понимание. Он рассчитан на запоминание: запомните как можно больше, и однажды количество перейдет в качество!..
Обозначив эту сложность в науке психологии, Джемс продолжает ее неприметной мыслью, на которой я осознанно остановлюсь, потому что в ней скрывается обоснование иного подхода к построению психологии:
'И вместо того, чтобы отправляться от фактов душевной жизни, непосредственно известных читателю, именно от его целых конкретных состояний сознания, сторонник синтетического метода берет исходным пунктом ряд гипотетических простейших идей, которые непосредственным путем совершенно недоступны читателю. И последний, знакомясь с описанием их взаимодействия, лишен возможности проверить справедливость этих описаний и ориентироваться в наборе фраз по тому вопросу.
Как бы там ни было, но постепенный переход в описании от простейшего к сложному в данном случае вводит нас в заблуждение' (Там же, с. 57).
Это второе наблюдение Джемса настолько важно, что я сделаю его завершением своего рассказа.
Наука самопознания, как своего рода психология не для ученых, а для простых людей, 'наивных субъектов' может начинаться только с того, что нам самим о себе известно, что мы можем наблюдать в себе непосредственным самонаблюдением. И пусть это кажется современной психологии чрезвычайно сложным для объяснения, главное — не подпускать ее, не позволять ей помочь нам разложить наши наблюдения на такие части, которые, на взгляд психолога, облегчат их понимание.
Это они ему облегчат.
Часть 2. РУССКАЯ ПСИХОЛОГИЯ
Глава 1. Начало психологии в России
В Российских университетах историю психологии изучают по учебнику 'История психологии' М. Г. Ярошевского. Если читающие этот предмет преподаватели и добавляют что-то из собственных разысканий, то уж студенты, а значит, и выпускники психологических отделений знают историю своей науки строго по Ярошевскому. А между тем Ярошевский вполне определенно и даже осознанно исказил историю русской психологии.
Он даже объясняет суть своего искажения в первом же разделе, посвященном русской психологии, который называется 'Зарождение материалистического направления в русской психологии'. Уже название должно дать подсказку: Ярошевский будет говорить лишь об одной части русской психологии — о материалистической, опуская все остальное.
Далее он быстро упоминает несколько имен: Ломоносова, Козельского, Новикова и Каспара Вольфа, о которых ничего не рассказывает.
А начинается его рассказ о собственно русской психологии с Радищева, где и дается объяснение всего подхода Ярошевского к истории русской психологии:
'В Сибири, куда он был сослан как автор 'Путешествия из Петербурга в Москву' (1790), он (Радищев — Л.Ш.) пишет трактат 'О человеке, его смертности и бессмертии' (1792–1796), в котором излагает систему материалистических по своей сути взглядов на психическую деятельность.
Трактат состоял из двух частей. В двух первых книгах развивалось учение о том, что все душевные явления 'суть поистине свойства вещества чувствующего и мыслящего'. В двух других книгах приводились доводы в пользу бессмертия души.
Столь разительное несоответствие между двумя частями трактата породило его различные оценки и интерпретации. Мы в данной связи подчеркиваем лишь те положения трактата, которые дают основание считать его продуктом передовой материалистической мысли XVIII века'.
Если уж начинать рассказ о русской психологии с Александра Николаевича Радищева (1749–1802), то надо прямо сказать, что Ярошевский обошелся с Радищевым по-хамски. Так, словно ни на миг не сомневался, что после его приговора самого Радищева никто из психологов читать не будет. К счастью, меняются и времена и психологи, и Радищева переиздали в серии 'Психология-классика'.
Для меня это очень важное событие, которое вызывает немало вопросов. Например, если психологи издают Радищева как свою классику, то они это делают потому, что с него начинал русскую психологию Ярошевский, или же они согласны с самим Радищевым в понимании психологии?
Нет, ничто по-настоящему не меняется в Психологическом сообществе. Издание снабжено прекрасными историческими «Примечаниями», в которых анонимный психолог пишет:
'Радищев разделил основную часть своего трактата на два раздела: сначала он приводит доказательства в пользу смертности души, в пользу материализма, потом — в пользу бессмертия.
Некоторые буржуазные ученые пытались доказать, что именно в последнем разделе перед нами «настоящий» Радищев. <…>
В самом деле, Радищев в основах своего мышления — материалист. Его гносеология материалистична по существу. <…>
Радищев как бы утверждает две истины: одну — логически доказуемую и объективную, убеждающую в истине материализма; другую — логически до конца не доказуемую, субъективную и существующую лишь в качестве переживания и чувства человека. Научное значение имеет, конечно, первая из них, но, по Радищеву, и вторая может иметь практическое значение' (Прим. к Радищев, с. 179–180).
Это издание 2001 года. Друг и соратник Ярошевского Артур Петровский уже однозначно заявил в своих знаменитых 'Записках психолога': в психологии идут крутые перемены аж с 1985 года. Но уж с девяностых точно. Но особенно с конца девяностых, очевидно, с того самого мига, когда Ярошевский окончательно уехал лечиться в Штаты. Как выразился Петровский: 'Парадиг-мальные изменения, которые произошли в психологии на рубеже 80-90-х годов…'
Парадигмальные — это мировоззренческие, потому что требуют смены исходных точек зрения. Без этого невозможно сменить цели и задачи, которые и определяют подходы к науке, то есть составляющие парадигм. Старейшины истории психологии могут спать спокойно. Психология не изменилась — она занята лишь тем, что стало ее кошмаром во времена коммунизма. Она все еще бьется за Материализм против Идеализма.
Поймите верно: я не за Идеализм и не против Материализма. Я говорю лишь о двух вещах: во- первых, что битва Материализма против Идеализма, что наоборот — это одна и та же Парадигма, прочитанная с противоположным знаком. А во-вторых, можно ли понять мыслителя иной эпохи, к примеру, Радищева, если читать не то, что он говорит, а то, что он сказал о материализме? Иначе говоря, если изначально выискивать лишь подтверждения того, что наша история глубже еще на одного мыслителя?
