Исходным положением этой статьи, а точнее, условием исследования можно считать несколько выделенных самим Лопатиным строк:
'Представляется совершенно несомненным следующее общее утверждение: мы никаких объектов не знаем прямо, мы все познаем через психологические символы или значки' (Лопатин. Метод, с. 1032).
Из этого условия делается следующий несомненный вывод: 'Но раз это так, то уразумение природы и законов наших психических процессов получает принципиальное значение для оценки всякого другого нашего познания' (Там же).
Конечно, надо отдавать себе отчет, что под 'психическими процессами' Лопатин имеет в виду не совсем то же самое, что психофизиологи. Говоря бытовым языком, это примерно можно перевести как 'то, что происходит у нас в голове', или в «психике», или 'в душе'. Почему я так вольно обращаюсь с Лопатинскими 'психическими процессами'? Да потому, что здесь начинается его первая слабость, ведущая к общему поражению. Когда психофизиологи или нейропсихологи употребляют выражение 'психические процессы', они его употребляют строго научно, потому что однажды озаботились тем, чтобы описать ряд явлений, которые договорились называть этим именем.
Психологизирующий философ-субъективист использует подобные выражения затем, чтобы выглядеть 'положительным ученым'. Они для него всего лишь отделка для того «настоящего», что он хочет сказать. В общем, он создает иллюзию того, что владеет этими понятиями, а на самом деле показывает лишь то, что хорошо образован и психологию тоже знает. И не хуже тех, кто присвоил себе на нее право!
Но повторю еще раз, у 'тех, кто присвоил себе право на психологию', то есть чистых психологов, каждое слово является частью продуманной и выверенной картины их науки. В точности как у идеалиста- философа выверена и продумана дополнительная к психологии философская часть. Каждый силен в своем деле. Попытки же использовать заимствованные слова размывают кристальную четкость построений каждого из них и делают их теории невнятными.
Когда Лопатин говорит о 'законах наших психических процессов', он должен дать определение этого понятия. Но он этого не делает и сам чувствует свою слабость — тут же начинает давать примеры: что такое пространство, вещество, энергия, сила… В общем, совсем не психологические, а философские примеры.
Так что забудем, что Лопатин говорил о 'психических процессах', чтобы наши познания в современной психологии не исказили его мысль. А что он имеет в виду, поймем из его следующего положения:
'Мы все познаем сквозь призму нашего духа, но то, что совершается в самом духе, мы познаем без всякой посредствующей призмы' (Там же, с. 1034).
Итак, предмет исследования — не психические процессы психологии, а то, что совершается в нашем духе. А что такое этот дух? Отнюдь не то же самое, что и для христианина, например. И даже бытовое понимание здесь не подходит. Тут, скорее, Декартовское 'я мыслю, значит, я существую'. Иначе говоря, дух — это все то, во что я могу заглянуть, когда гляжу в самого себя. Лопатин тут же поясняет:
'В противоположность явлениям физической природы, то, что составляет, по крайней мере, нашу сознательную душевную жизнь (а только оно является прямым предметом психологического изучения), сознается нами как оно есть' (Там же).
Итак, предмет сужен. Не просто все, что ты видишь, заглядывая в себя, и уж тем более не все вообще, что там может быть, а то. что составляет сознательную душевную жизнь, — является предметом нашей науки.
Современная Психология с ее пристрастием к исследованию подсознания могла бы возмутиться. Но не так все просто.
Во-первых, то, что является несознательным в нас, не может быть наблюдаемо, а значит, и не является предметом для наблюдения. Но если нам удастся направить на него внимание, оно тут же становится осознанным, и получается, что для психологии самопознания действительно предметом является лишь то, что осознается. Бессознательное же ты можешь изучать только в другом.
Но при этом, если ты понимаешь, что в тебе могут быть участки, которые ты не осознаешь в данный миг, то встает вопрос: как сделать их осознаваемыми. И если в ходе работы над собой ты осваиваешь инструменты продвижения вглубь своего сознания, то определение Лопатина оказывается верным. Предмет психологии самопознания составляет сознательная душевная жизнь, которая понимается как доступная тебе вершина айсберга по имени Я.
Далее следует поразительное рассуждение, настолько метафизическое, что способно показать лучшие достоинства метафизики как способа рассуждать об основополагающих понятиях:
'Если мы где-нибудь имеем такой опыт, содержание которого не искажается никакими субъективными изменениями и добавлениями или в котором непосредственно раскрыта некоторая совсем подлинная реальность, то это только в психологии. И, наоборот, в психологии такая реальность дана самым несомненным образом. По отношению к фактам нашего сознания потому уже не может быть речи о субъективных искажениях и прибавлениях, что в них мы имеем дело именно с субъективным, как таковым: в чисто субъективных вещах ложное их восприятие представляет нечто по существу немыслимое' (Там же, с. 1035).
Это очень важная мысль, являющаяся оправданием всей нашей науки самонаблюдения. Возможно несколько уровней ее понимания, но меня интересует сейчас прикладной. И я попробую объяснить это утверждение Лопатина, как прикладник.
Что более всего отталкивало Объективную науку от субъективного подхода и, в частности, от метода самонаблюдения? Необъективность, то есть присутствие личностных искажений в отчетах о самонаблюдениях.
Но вслушайтесь в эти слова. Откуда взялись отчеты? Отчеты — это то, что объективный ученый может получить от другого человека, когда его исследует. И самое страшное в этом то, что другой не только непроизвольно искажает, но и сознательно врет объективному ученому! Но еще возмутительней то, что, когда объективный ученый берется наблюдать себя, он вдруг замечает, что и сам врет себе и не может не врать!.. Вот казус…
Как быть? Да выкинуть это самонаблюдение — и весь вам гордиев узел! И вдруг: в чисто субъективных вещах ложное их восприятие — нечто немыслимое! Как так?! Все врут, да я сам пробовал!
Вот тут и лежит росстань — камень, от которого расходятся дороги двух наук. Науки для других и науки для себя.
Когда ты знаешь, что тебе могут соврать, рождается недоверие ко всему исследованию. Когда ты заранее нацелен не на поиск истины, а на получение подтверждения определенной гипотезе, то ты и сам можешь соврать хотя бы чуть-чуть. Потому что от этого кое-что зависит. И эта установка на кое-что оказывает воздействие.
Но когда ты ведешь исследование для самого себя, ты можешь исследовать в чистом виде. Для себя ведь!
Но не это главное в мысли Лопатина. Главное, что восприятие не может врать. Ты можешь. Потому что для тебя есть зачем. Но не восприятие, оно абсолютно точно. Иначе ты бы не выжил.
Правда, ты можешь его не распознать, потому что воспринятое еще надо понять, а для этого узнать его с помощью 'банка данных' о сходных вещах, то есть с помощью памяти. И память может подвести. Или же ты можешь приврать. То есть сказать другим, что ты воспринял не так. Но это вовне. А внутри, там, где было восприятие, ты точно знаешь, каково оно на самом деле. Кстати, и там, где ты солгал, ты тоже точно знаешь, где действительность, как некая основа, где твои мысли о том, что нужно, то есть осмысление восприятия, а где слой искажений или лжи. Мы всегда знаем, когда приврали! Знаем и когда недостаточно точны, но искренни…
Мы — все живущие на Земле — профессионалы и даже мастера в науке самонаблюдения и самоосознавания уже только потому, что живем внутри этого никому не понятного и мучающего психологов сознания, которое все перепутано, сложно и лживо. И выживаем! Иначе говоря, мы можем ошибаться в понимании собственного сознания, но тогда жизнь или окружающий мир бьют нас. И так мы учимся. Мы можем запутываться в собственных сложностях. Но если нам не удается их распутать, мы гибнем. А раз мы
