нашего времени. И даже работы А. Лурии, жизнь положившего на борьбу с «локализационизмом», не до конца вытравили такое понимание из голов физиологов и психологов. Почему?
Потому что видеть жесткую связь между миром и его отражением в мозге человека было очень и очень удобно. Судите сами: во-первых, это полностью соответствует механической физике, а значит, ничего не надо менять в мировоззрении. Мы правильно себе представляем как устроен мир. Не надо думать, не надо ничего выдумывать, просто множь количество научных исследований, и однажды оно перерастет в качество и само объяснит то, что пока еще непонятно.
Во-вторых, такая жесткая связь: внешний раздражитель — рефлекторная дуга — мозговой центр — тело, — позволяла напрочь исключить из рассмотрения все лишние сложности, которые привносила с собой психология в строгие построения физиологов. Приглядитесь, где в этой схеме есть потребность в психологии? Бритва Оккама, принцип достаточности рассуждения, требует выкинуть все, без чего можно обойтись.
И единственное, чего физиологи не сказали, а может, и сказали, только я пропустил, — это то, что образом при таком подходе являются сочетания клеток головного мозга в определенной связи. Вот это и было материалистической основой всей нейрофизиологии! Если образ воплощен прямо в клеточную ткань — психологию должен делать физиолог. И это бесспорно.
Это было такое простое и красивое в своей технологичности решение того, что есть человеческая душа, а ведь именно она считалась носительницей образов, что физиология потратила не меньше столетия на перепроверку отрицательного результата. Не менее сотни лет целая наука и много тысяч, пожалуй, сотни тысяч ученых топтались по всему миру на месте, не желая расставаться с мечтой и двигаться дальше…
Задача восприятия — это обеспечение мозгу возможности ответить на изменения, происходящие во внешнем мире. Чтобы он мог ответить, ему нужно получить сигнал — опознать или узнать его. Узнать, значит, и знать, как отвечать. И если восприятие тоже 'локализируется в определенном центре мозга', то есть его нейронах, значит, за узнавание отвечают нейроны. Они становятся субстратом, как говорили, то есть носителем памяти, а точнее, воспоминанием, или узнаванием — энграммой. И даже если эти нейроны обучаются помнить, перестраивая себя или свои связи, все равно именно они-то и становятся тем самым образом. Это точка зрения физиологии.
Вот этого никак не могли вынести психологи, потому что отчетливо ощущали, что образы — это что- то иное. Это что-то такое, что и не снилось вашим мудрецам.
Тогда родился наш ответ Чемберлену и Сеченову в виде новой науки — нейропсихологии, созданной Лурией.
Александр Романович Лурия (1902–1977) был очень уважаемой, почти культовой фигурой в Психологическом сообществе. Да он и до сих пор вне критики, как говорится. Лурия, в отличие от Леонтьева, нашел 'честный путь' в Науке, и не пошел на сотрудничество с властями. Так считается.
А про его нейропсихологию многие думают, что она была создана, чтобы уйти от политических и общественных вопросов в чистую науку, где к ученому просто не за что придраться.
Думаю, уход в нейропсихологию был больше вызван потребностью двигаться дальше в своих исследованиях. И это было непростое решение.
Во всех своих работах Лурия зачем-то клялся заветам Ильича. То тут, то там заявлял: 'В течение долгого времени решение вопроса о локализации функций в коре головного мозга оставалось в кругу мучительных попыток 'систему беспространственных понятий современной психологии наложить на материальную конструкцию мозга'. Только в последнее время в связи с успехами современной (особенно русской и советской) физиологии и материалистической психологии стал обозначаться перелом в подходе к этому вопросу…' (Лурия, Высшие корковые, с. 7).
Говоря о материализме, ссылаясь на Павлова и Сеченова, Лурия, тем не менее, воевал с Физиологией. С Физиологией не как наукой, а как сообществом. Если гора физиологического сообщества не хотела идти навстречу Психологии, Психология вынуждена была создавать науку, которая владела бы всем инструментарием физиологии, но при этом исходила из потребностей психологического исследования.
Лурия совершил великий переворот — он позволил Психологу больше не зависеть от Физиолога. И это был удар, потому что физиология мгновенно потеряла свою значимость. Теперь все хотят быть психологами, а о физиологах как-то и не слыхать. Физиология заняла полагающееся ей место — где-то среди медицинских наук, изучающих тело человека.
А все, что нужно для дальнейшего поиска психологу, он теперь может добыть сам, освоив нейропсихологию. И как сообщают научные отчеты, добывает и добывает. К сожалению, ни о каком продвижении далее того, что сделал сам Лурия, я не знаю. Возможно, это секретные разработки.
Нет, это не значит, что я не читал современных нейропсихо-логических исследований. Я не говорю, что нейропсихология не действует и не создает товар на гора, я говорю о том, что я не знаю, является ли это действительным движением дальше. Возможно, является. Но это стало так сложно, что почти ничего нельзя понять. Даже когда, к примеру, пишут о таких интереснейших вещах, как Биологическая обратная связь (БОС).
А что такое эта БОС? Да та же самая теория восприятия, только на совсем других уровнях образности и, как кажется, без теории восприятия. Я оставлю эту тему, потому что она требует особого разговора и много слез. А мне пока есть чем заняться. А чем?
Да тем самым вопросом, который заставил начать разговор о восприятии: почему психология не разработала тему наблюдение? Нужны ли какие-нибудь ответы? Просто вглядитесь в то, как исходно нейрофизиология видела восприятие, и вам станет ясно, что в этой схеме нет нужды в Психологии и нет возможности для разговора о наблюдении.
Где может возникнуть наблюдение, когда есть: раздражитель — нервный сигнал — мозговой центр — нервный сигнал — мышечная реакция? Какое наблюдение?
Мне это напоминает школьный анекдот.
Сын прибегает после занятий домой возбужденный:
— Папа, папа, мы сегодня на химии изучали пиротехнические вещества!
— Ладно, ладно, а что у тебя в школе-то?
— В какой школе, папа?!
Какое наблюдение, если Психология не нужна. Как вообще выживала наука, которая постоянно кричала и до сих пор еще кричит, что у нее было великое прошлое, нарисованное Сеченовым, когда физиология вообще лишь недоуменно пожимала плечами по поводу этой кучи невнятного хлама…
Отсутствие понимания многих психологических явлений, путаница, невнятность — все это наследие прошлой политизированной парадигмы, как это теперь принято говорить. Причем, парадигмы, которую сейчас психологи тайком пытаются пересмотреть, замалчивая и наличие последствий и сами эти попытки.
В общем, пора бы открыто заняться перетряхиванием всего чулана. И это я говорю не как теоретик науки, а как прикладник, который крайне нуждается в рабочей теории. Вот хотя бы в теории наблюдения.
Так что мне делать с наблюдением? И что вам с ним делать? Сами видите, чтобы ответить на этот вопрос научно, нужно писать еще одну большую книгу, а то и не одну. Так что наблюдайте, как знаете, как можете.
Наблюдение — это внимательное слежение за тем, что избрали, и никакого восприятия!
Заключение. Мечта, вера и научный метод
Ну, вот, наконец появилась хоть какая-то возможность завершить попытку исследовать Мечту. Попытку далеко не полную, да и не совершенную, но, я надеюсь, дающую возможность для движения дальше — в самопознание.
В самом начале книги я поставил вопрос, точнее три вопроса: что такое мечта, как она овладевает мною и как заставляет действовать?
