— У меня была такая возможность. Помните, что доктор Серлинг говорил нам о существовании нескольких вариантов будущего после принятия определенного решения?
— Развилка на дороге, — сказал я.
И снова в глазах Холмса мелькнул огонек безумия, но он постарался сдержать себя.
— Мы просто находимся в том ответвлении, где я не остановил человека из будущего.
Он допил бренди, изучающе осмотрел хрустальный бокал и неожиданно со всей силы швырнул его в огонь, выбив сноп искр из пламени.
Затем он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Побелевшими от напряжения пальцами он мертвой хваткой сжимал книгу.
— На другой дороге я остановил этого человека, обрек огромный корабль на гибель и убил тысячу пятьсот с лишним человек. Я знаю, что существует такая дорога и что я пошел по ней.
Голова моя закружилась при одной мысли о том, что предполагал Холмс. Я отпил бренди и посмотрел в камин, где блестели осколки бокала.
— Вы хотите сказать, что в том мире мы сейчас сидим в нашей гостиной и обсуждаем то, как вам удалось остановить того человека и погубить сотни жизней?
Холмс утвердительно кивнул.
— Но вы не смогли бы пойти на такое! — я хотел вытрясти из него подобные безумные мысли.
Он открыл глаза, и я увидел, что они светятся энергией и новыми силами.
— Мой дорогой Уотсон, я определенно мог пойти на такое. И в том, другом мире, на другой дороге, я, совершенно очевидно, сделал другой выбор.
Он снова закрыл глаза и еще глубже погрузился в мягкое кресло, словно на него давил невидимый груз.
И я понял, что это за груз. Сегодня на плечи моего друга взвалили бремя будущего всего мира. Такой груз не под силу ни одному человеку. Даже если этот человек — Шерлок Холмс.
Джон Дешанси
Ричмондская загадка
Когда я просматриваю свои заметки о тех делах, в которых мой друг Шерлок Холмс принимал участие как детектив, я вижу, что многие из них являются рядовыми случаями, некоторые могут быть названы «особыми» и совсем немногие «необычными». Но мне кажется, что тот случай, который за неимением лучшего названия я мысленно именую «Ричмондской загадкой», только один из всех может быть определен как
Все началось в весеннее хмурое утро 1896 года. Я только что спустился вниз и увидел в гостиной Холмса, стоявшего у окна и игравшего на скрипке. Мелодию я узнал сразу: отрывок из концерта Бетховена для скрипки, третья часть, я полагаю.
Я ничего не говорил, до тех пор пока он не окончил игру. Затем он небрежно положил смычок на столик с многочисленными пятнами от кислоты, стоявший в «химическом уголке», посреди разнообразных приборов.
Отойдя от окна, он повернулся ко мне. На его лице сияла улыбка.
— Доброе утро, Уотсон!
— Решили немного поупражняться?
Улыбка его стала немного печальной.
— Боюсь, Уотсон, что хорошего музыканта из меня не получится, сколько бы я ни упражнялся.
— Ерунда, Холмс. С такими талантами, как у вас, можно добиться всего что пожелаешь.
Отложив в сторону скрипку, Холмс принял этот комплимент кивком головы.
— Благодарю вас, мой дорогой Уотсон. Но строгая дисциплина, высокие требования к музыкантам и артистическая чувствительность — это не для меня. Разум мой восстает против рутины, против повседневности. Я не могу долго выполнять такую задачу, которая требует нудных повторений, бесконечной муштры и тому подобного. Что касается этого чудного инструмента, то я никогда не овладею им профессионально. Мне нравится играть на нем, но скучно выполнять упражнения для пальцев. Битва, таким образом, проиграна, не успев начаться.
Прихватив газету, я сел в одно из кресел, стоящих возле камина, и приступил к обычному утреннему просмотру последних известий. Но не успел я прочитать и первую заметку, как Холмс сказал:
— Поздновато вы встали сегодня утром.
Я посмотрел на него поверх газеты.
— Что вы говорите? Сейчас еще нет половины десятого.
— Тем не менее вы пропустили доставку вот этого послания, записки от мистера Юстаса Филби.
— В самом деле?
— Да. Он должен прибыть с минуты на минуту. Если бы вы спустились еще позже, то могли бы и вовсе не застать его.
— И в самом деле, Холмс, — я отложил газету в сторону. — А что нужно этому мистеру Филби?
— Мне удалось составить только самое смутное представление на основе этой, одной из самых уклончивых записок, — ответил Холмс, держа в руке конверт, аккуратно надрезанный с одного края. — Хотите прочесть?
— Я вполне удовлетворился бы и вашим пересказом, Холмс.
Холмс улыбнулся.
— Она короткая. Я прочту ее целиком.
Он вытащил из конверта послание, развернул его и прочел:
— Мистеру Шерлоку Холмсу, детективу-следователю, Бейкер-стрит, 221-Б, и так далее…
— Детективу-следователю? Так это теперь называется? — поддразнил я его.
Холмс оценил эту насмешку, слегка поднял уголки губ и продолжил:
— «Сэр, имею честь предупредить, что сегодня, очень рано утром, я нанесу вам визит. Если вы соизволите принять меня, то я сообщу вам об одном весьма любопытном деле в Ричмонде, которое вы вполне можете счесть либо представляющим интерес для вас, либо нет. В случае положительного решения мне бы хотелось, чтобы именно вы расследовали вышеупомянутое дело, к нашей взаимной пользе и удовлетворению». Подпись «Юстас Филби».
Я кивнул.
— Действительно, любопытное послание. А когда он, вы говорите, придет?
— «Очень рано».
Нам не пришлось долго ждать. После нескольких фраз наш разговор был прерван миссис Хадсон.
— Вас желает видеть мистер Филби, сэр, — сказала она Холмсу.
— Благодарю вас, миссис Хадсон. Проводите его.
Мистер Филби оказался высоким человеком с рыжими волосами и грубым красным лицом. Одежда его выглядела мрачно, то есть была очень консервативной, темных тонов, — черная визитка, темно-бордовый жилет. Брюки уныло-серого цвета с едва намеченными черными полосками. Аккуратно повязанный черный галстук, накрахмаленный воротничок. Он вошел в комнату и окинул нас взглядом.
Мы с Холмсом встали.
— Мистер Филби, насколько я полагаю? — сказал Холмс.
