старика.
Но того что-то не было видно. «Сумел ли дед благополучно спуститься вниз?» — с опаской подумал Кэй, и сам подивился своим мыслям.
Он выбрал у подножия холма местечко, где можно было поставить машину, и пошел справить нужду. Под ногами перекатывались высохшие паданцы хурмы. Неожиданно тишину нарушил крик сойки, чем-то напоминавший хриплый человеческий голос. Кэй возвратился к машине, но только он взялся за полуоткрытую дверцу кабины, как снова раздался крик. «Не-ет, сойки кричат не так!» Кэй вскинул взгляд и остолбенел.
С вершины холма, изумленно разинув рот, на него в упор смотрел какой-то старец. Кэю стало не по себе, как от встречи с привидением, но, сообразив, что перед ним тот самый чудак, он успокоился. И все- таки на душе было как-то неуютно. Старик что-то лопотал. «Надо же было спутать его с сойкой!» Кэй не мог разобрать слов старика, а тот все повторял умоляюще:
— Кээцу, кээцу… — и вдруг заплакал.
«Чудной какой-то. О чем бормочет? Почему плачет? Наверно, все-таки не в себе…» Кэй решил ни во что не впутываться и, распахнув дверцу кабины, собрался было уже усесться за руль, как слух его резанул надрывный вскрик:
— Кээцу!
Кэй невольно оглянулся. Старик стоял на самом краю, низко наклонившись вперед, на лице — серьезное, сосредоточенное выражение. Казалось, одно неловкое движение, и он свалится с обрыва.
— В чем дело? Зачем туда забрался? Там же опасно! — крикнул Кэй с досадой.
По лицу старика расплылось выражение изумления и радости. Он энергично закивал головой и стал жестами подзывать юношу к себе.
— Шел бы ты, дедушка, домой! Тут и сорваться недолго – выкрикнул Кэй и попятился к машине. Старик даже затрясся от огорчения. Загребая пальцами воздух, он опять принялся подзывать Кэя, выкрикивая неразборчиво:
- Кээцу, под… под…
Кэй застыл на месте. Только теперь он догадался, что старик пытался выговорить: «Кэйити, поди сюда!»
Выражение отчания и мольбы на лице старика словно приковали к себе Кэя. «Очевидно, принимает меня за кого-то другого. И зовут того парня Кэйити, или, как шамкает дед, Кээцу».
Лицо старика озарилось радостью, но взгляд сохранял напряженный, лихорадочный блеск. Он все продолжал манить Кэя к себе. Кэй не помнил, чтобы незнакомый человек когда-нибудь смотрел на него так пристально и взволнованно.
Вечером Кэй отдыхал. Поужинав, он отправился в свою комнатушку в жилом домике за конторой. Из головы не выходила встреча со стариком. Заглянул сосед по квартире, пригласил в баню, но Кэй отказался, сославшись на усталость. Он и в самом деле почему-то утомился в тот день, и его клонило ко сну. Улегшись на циновку, Кэй в какой-то полудреме снова и снова перебирал в памяти подробности странной встречи…
…Пробираясь сквозь густые заросли папоротника, Кэй поднялся на холм по крутому склону. Перед ним неожиданно открылась широкая площадка. Оказалось, что спуститься с холма можно по довольно пологой тропинке, тянувшейся в сторону деревни. Видно было, как она огибает небольшое болотце и исчезает среди заливных полей.
«Глядя с шоссе, никогда бы не подумал, что у этого холма такая большая приплюснутая макушка». Кэй осмотрелся. За холмом виднелись две горы. Одна как раз в том направлении, куда убегала тропинка. На вершине ее стоял домик, похожий на часовню. Отвесный склон горы, возле которого пролегала дорога, густо порос смешанным лесом. Вторая гора охватывала своими отрогами болото и примыкала к видневшейся вдали еще более высокой горе. С холма был отчетливо виден и поворот автотрассы.
Старик шагнул из-под дерева и, опираясь на палку, торопливо засеменил к Кэю. Дед был широк в кости, но очень исхудавший. Эта худоба как-то еще больше подчеркивала неуверенность старческой походки. Но в общем-то он был все-таки заметно бодрее, чем это казалось издали. Смуглое морщинистое лицо блестело от пота и слез.
- Кээцу, Кээцу! Как хорошо, что ты вернулся! Подскочив к Кэю, старик отбросил палку, обеими руками обхватил юношу и разрыдался, сотрясаясь всем телом. В горьких всхлипываниях, вырывавшихся из глубины гортани, слышалась долго копившаяся боль.
- О-ой, вернулся… вернулся! Как же я рад… как я рад!
Кэй растерялся. Ему было ясно, что его принимают за кого-то другого. Но у него не хватало смелости и твердости прямо сказать об этом несчастному старику. Как лишить радости безумца, которой бросается к совершенно незнакомому человеку и плачет от счастья, словно он после долгой разлуки встретил близкого родственника?
- Дедушка, что стряслось? Почему вы плачете?
Кэй положил руки на плечи старику, все еще обнимавшему его. Перед глазами Кэя оказалась дедова макушка, блестевшая пятнами плешин, и ему невольно захотелось поскорее отдернуть руки от костлявых, колючих плеч старика.
- Мне было так горько, так тяжело. Какое счастье, что ты вернулся! Вернулся живехонький. Мой Кээцу… мой Кээцу…
Плечи старика вздрагивали от рыданий. Кэй опустился на корточки и, чтобы высвободиться из объятий старика, развел его руки в стороны.
- Дедушка, ну поплакали, и хватит. Я ведь не на прогулке, а в рейсе.
Старик вытащил из-за пазухи полотенце и принялся старательно вытирать лицо. Вокруг выдававшегося вперед рта серебрилась жиденькая щетина усов. Кэй выпрямился, подобрал брошенную стариком палку и, стоя поодаль, ждал, когда же он поднимется. Однако тот уселся прямо на траву, вытянул ноги в резиновых сандалиях и, глядя на Кэя глубоко запавшими глазами, заговорил:
- Надо же, ты стал совсем взрослым. А как со здоровьем? Не болеешь?
«Ну, кажется, лить слезы больше не будет. И за кого все-таки принимает меня этот полоумный?» — Кэй с силой воткнул палку в землю и достал из кармана пачку сигарет. Понемногу успокаиваясь, старик продолжал внимательно наблюдать за ним. Затягиваясь сигаретой, Кэй думал, как бы ему поскорее улизнуть с холма.
- Дедушка, а где ваш дом?
Старик фыркнул. На лице собрались морщинки, резко обозначились острые скулы. От смеха на шее заходил кадык.
- Не болтав глупости! Ты что, забыл, где твой собственный дом?!
«Вот дает!» — изумился Кэй. Им овладело озорство.
- Да, начисто забыл! — ответил он, присаживаясь рядом на корточки.
Старик расхохотался, обнажив крупные, выдававшиеся вперед зубы.
— Помню, ты сызмальства любил посмешить людей.
— Забыл, да и только.
— Грех потешаться над старостью.
Кэй поразился. Теперь он уже затруднялся определить психическое состояние старика. Ведь уловил же дед, что Кэй подтрунивает над ним. Он заглянул старику в глаза. Тот продолжал смотреть на него спокойным изучающим взглядом. Наверно, так смотрят на внуков, когда ведут с ними неторопливый разговор. Во всяком случае, во взгляде старика не было заметно ничего странного или ненормального.
Тогда, решив еще раз проверить его, Кэй спросил:
— Дедушка, а зачем вы стояли на холме?
Старик ответил не задумываясь:
— Зачем? Поглядывал, не вернулся ли ты. Я знал, что, если буду поджидать тебя здесь, ты непременно вернешься. Видишь, все так и вышло.
«Этот Кээцу небось махнул себе в город на заработки — и поминай как звали. Кем же он доводится старику? Сыном, что ли? Э-э, не-ет! Минуточку. Раз он моих лет, то, очевидно, это не сын, а внук! Самому-то
