и разбогатеть. А поэтому, честно говоря, у прибывшего из Англии мичмана никаких шансов на назначение не было вообще. Незадолго до возвращения Нельсона произошло восстание Северо-Американских штатов, потребовавших независимости от Лондона. Ходили слухи, что на стороне восставших штатов выступит Франция, но Версаль пока отмалчивался.
Пока толпы претендентов на корабельные должности осаждали Адмиралтейство, все вопросы за племянника решил дядя Морис. Уже через два дня после возвращения мичману Нельсону было предложено явиться на 64-пушечный линейный корабль «Вустер», который готовился конвоировать торговые суда от Англии до Гибралтара и обратно. Назначен же Нельсон был уже четвертым лейтенантом, то есть становился полноправным вахтенным начальником, хотя все еще не имел офицерского чина. О таком назначении можно было только мечтать, ведь помимо превосходной практики члены экипажа еще и неплохо зарабатывали на отчислениях хозяев торговых судов за охрану.
Всю осень и зиму Нельсон провел в море на «Вустере», который нес патрульную службу и сопровождал бесконечные торговые караваны. Как и во всех предыдущих случаях капитан «Вустера» Марк Робинсон оказался старым другом дяди Мориса и поэтому относился к Нельсону гораздо внимательнее, чем ко всем другим мичманам. Впрочем, и Нельсон служил, как всегда, истово, стараясь быть во всем впереди остальных. Вскоре капитан Робинсон доверил молодому мичману самостоятельное несение ходовой вахты. Это было огромным доверием, так как даже на небольших судах самостоятельную вахту несли только лейтенанты, а здесь под полное подчинение Нельсону отдавался целый линейный корабль! Но Робинсон был не только опытным капитаном, но и не менее опытным воспитателем. Он знал, что делал, и был уверен, что молодой и смышленый мичман с его служебным рвением полностью оправдает оказанное доверие.
Об этом весьма знаменательном факте своей биографии Нельсон написал впоследствии следующее: «Из-за моего возраста мне могли не разрешить вахтенную службу, но капитан Робинсон неоднократно говорил, что он так же спокоен, когда я на палубе, как при любом другом вахтенном офицере».
Весной 1777 года Горацио Нельсон прибыл в Лондон для сдачи экзаменов на чин лейтенанта. Согласно установленным правилам баллотировки в чины экзаменационная комиссия должна была состоять из трех опытных капитанов. Комиссию совета Адмиралтейства, которой предстояло принимать экзамены у Нельсона, возглавлял… его любимый дядюшка Морис.
О сдаче Нельсоном экзамена в Англии написано много. При этом в ходу весьма трогательная история о том, что ни племянник, ни его дядя знать не знали, что один из них будет сдавать, а другой принимать экзамен. И это при том, что от итогов данного экзамена зависела вся последующая карьера Нельсона.
Вот как описывает этот факт биографии Нельсона его соотечественник и биограф Г. Эджингтон: «Морис Саклинг… скрыл, что состоит в родстве с экзаменующимся. Сначала речь Горацио была слегка сбивчива, но, когда волнение прошло, он стал говорить быстро и четко, показав незаурядные способности.
Нельсон блестяще сдал экзамен, и только тогда дядя признался коллегам, что это его племянник. Почему же он не сообщил об этом раньше? — удивились они. „Я не хотел для него никаких поблажек, — объяснил Саклинг. — Был уверен, что он выдержит экзамен и без моей помощи. И как вы убедились, джентльмены, он меня не разочаровал“».
Зная, как опекал капитан Саклинг своего племянника, в случайность встречи на экзаменах, как и в его равнодушно-пассивное поведение во время экзамена не слишком-то верится. И вот почему.
Во-первых, курсируя между Англией и Гибралтаром, Нельсон вполне мог сдавать экзамены на чин не самой придирчивой комиссии совета Адмиралтейства в Портсмуте, а куда более снисходительной капитанской комиссии в Гибралтаре. Однако он этого не сделал, и скорее всего потому, что время и место сдачи экзамена были заранее оговорены с дядей, а в Гибралтаре дяди не было и местные капитаны вполне могли провалить никому не известного мичмана. Помимо всего прочего, капитан Саклинг вообще мог войти в состав приемной комиссии с одной лишь целью — помочь своему любимцу. Во-вторых, как известно, экзаменатор знает множество способов помочь экзаменуемому: это наводящие и дополнительные вопросы, это и доброжелательный тон, и масса других весьма важных мелочей. В-третьих, само присутствие в приемной комиссии дяди устраняло излишнюю нервозность, делало обстановку для Нельсона почти домашней.
Кроме того, будучи председателем комиссии, капитан Саклинг все равно имел право решающего голоса, к которому, разумеется, прислушались и остальные члены комиссии, для которых сидение на экзаменах было не таким уж привлекательным делом.
Любопытен и следующий факт: согласно правилам британского Адмиралтейства возрастной ценз на производство из мичманов в лейтенанты был установлен в двадцать лет. Нельсону же на момент сдачи экзамена было всего восемнадцать, и никаких выдающихся подвигов к этому моменту он еще не совершил. Кто же и каким образом смог обойти обязательные для всех правила? Ответ на этот вопрос, думается, совершенно ясен. Для того чтобы решить весьма непростую задачу досрочного производства Нельсона в офицеры и обеспечить тем самым ему значительную фору в продвижении по службе перед сверстниками, дядя Саклинг, безусловно, подключил все свои связи. С молчаливого согласия дяди Нельсон переделывает свои документы и прибавляет себе более полутора лет. Так что историю о случайной встрече дяди и племянника на экзаменах можно считать не более чем легендой.
После экзамена Нельсон уже не возвращается на порядком надоевший ему «Вустер», а сразу же получает назначение на фрегат «Ловестов» под командованием капитана Вильяма Локера. И здесь, разумеется, вновь не обошлось без заботливого дядюшки. Французский биограф Нельсона Ж. Гравьер пишет об этом так: «С этим патентом (имеется в виду патент на лейтенантский чин. —
Назначение на «Ловестов» было весьма выгодным, так как фрегат должен был отплыть в Вест- Индию, где ему предстояло перехватывать американские коммерческие суда и мешать судоходству Североамериканских штатов. А это сулило богатые призы и хорошие деньги. Помимо этого, там можно было быстро продвинуться и по службе.
Дело в том, что к этому времени североамериканские колонии Англии решили сообща отделиться от метрополии. Возглавивший восстание фермер Вашингтон объявил об образовании независимых Северо- Американских штатов. Англия перебросила на Американский континент дополнительные войска, и с 1774 года там началась настоящая война. Американцев немедленно поддержала Франция, искавшая любую возможность навредить своей соседке. Французов немедленно поддержала и Испания. Регулярного военно-морского флота у американцев не было, зато в достатке было предприимчивых купцов, торговавших с Европой. Чтобы подорвать экономику восставших, следовало блокировать их порты. Именно для этого в Вест-Индию и перебрасывались новые эскадры.
Однако и англичанам пришлось несладко. Воспользовавшись мятежом в Америке, против Англии выступили Франция и Испания. Война из колониальной быстро переросла в войну европейского масштаба.
Попасть на боевые суда, готовящиеся к отплытию в Вест-Индию, было в те дни заветной мечтой каждого английского моряка. Предстоящая кампания обязательно должна была сопровождаться многочисленными захватами американских торговых судов и, как следствие этого, большими призовыми деньгами. Воображение всех моряков от капитанов до простых матросов волновал захват испанского золотого галеона «Гермион», случившийся в 1762 году. Тогда золота в трюмах испанца оказалось столь много, что его едва смогли сосчитать. Каждый матрос из участвовавших в захвате судов получил почти по пятьсот фунтов стерлингов (и это при обычном ежемесячном заработке в 25 шиллингов!). Что касается адмирала, то его куш составил целое состояние — шесть с половиной тысяч фунтов стерлингов. Весьма состоятельными людьми стали также все капитаны и офицеры. Рассказы о счастливчиках «Гермиона» действовали возбуждающе, все горели желанием попытать счастья на Карибах, но назначение на уходящие суда получали только те, у кого были немалые связи во флотских кругах.
Перед отплытием «Ловестова» офицеры в кают-компании дружно поднимали традиционный тост: «За кровопролитную войну и сезон, несущий болезни!» Смерти и болезни одних облегчали восхождение по
