на людях. Когда же ее донимали рассказами об амурных похождениях ее мужа в средиземноморских портах, она отвечала:
— У моего Горацио слишком много завистников! — и гордо удалялась.
Нельсон писал жене, чтобы она выслала модные косынки и чепчики для леди Гамильтон. Фанни послушно высылала. Она самоотверженно ухаживала за тяжелобольным отцом Нельсона и была его самой преданной сиделкой. 'Положа руку на сердце я могу сказать, что всегда старалась угодить тебе и сделать всё, чтобы ты был счастлив', — писала она ему, проявляя завидную выдержку.
Но кто может сказать, чего стоила эта выдержка бедной Фанни!
Заместитель главнокомандующего средиземноморским английским флотом лорд Кейт писал по поводу поведения Нельсона своей сестре в Лондон: 'Говорят, что лорд Нельсон скоро отправится домой и, по словам графа Сент-Винсента, не на 'Вэнгарде'. В свете говорят, что он попал в сети к леди Гамильтон и бездельничает в Палермо в то самое время, когда должен быть совсем в другом месте. Так утверждают Г. Хоуп и другие офицеры, прибывшие оттуда. Корабль из Палермо привез совсем плохие новости о Сицилии: народ презирает и оскорбляет короля, тот в свою очередь выколачивает деньги, надеясь сбежать с ними в Триест; королева, леди Гамильтон, генерал Эктон, лорд Нельсон — все являют собой нелепое зрелище, все заносчивы и глупы'.
Если лорд Кейт относился к Нельсону достаточно нейтрально, то лорд Минто считался его другом, он пишет в одном из писем: 'Он (Нельсон. —
Вскоре в Палермо прибыл английский пехотный полк генерала Чарльза Стюарта, незадолго до этого отбившего у французов остров Минорку, за что генерал получил титул рыцаря и орден Бани. С прибытием английских солдат за безопасность Сицилии можно было не волноваться, однако для того, чтобы отбить у французов Неаполь, этих солдат все же было недостаточно.
Капитаны Нельсона рвались в бой, но командующий в море по-прежнему не спешил, наслаждаясь спокойной жизнью и любовью. Дошло до того, что старший из капитанов эскадры Трубридж от имени всех остальных обратился к Нельсону с официальным письмом, призывая его к активности: 'Простите меня, мой лорд, но только мое глубокое уважение к Вам заставляет меня заговорить об этом. Я знаю, что Вы не можете испытывать удовольствие, просиживая всю ночь за картами. Зачем же в таком случае приносить Ваше здоровье, комфорт, деньги, свободу — в общем, все — в жертву обычаям страны, где Ваше пребывание не может быть длительным? Я не согласился бы, мой лорд, остаться в этой стране, даже если бы мне отдали всю Сицилию. Я верю, что война скоро закончится, мы покинем это гнездо всяческого позора и будем испытывать удовольствие от улыбок наших соотечественниц… Об азартных играх в Палермо открыто говорят повсюду. Я умоляю Вашу Светлость оставить их… Верю, что Ваша Светлость извинит меня. Лишь глубокое уважение, которое я питаю к Вам, заставляет меня пойти на риск возбудить Ваше неудовольствие'.
Удивительное письмо! Старший из капитанов умоляет своего адмирала прекратить участие в оргиях и карточных играх во имя чести нации! Он деликатно напоминает ему о ждущей жене, о его долге. Но ответа на свое послание Трубридж не получил, не пригласил контр-адмирал его к себе и для личного разговора. Ничего не изменилось: Нельсон продолжал как ни в чем не бывало развлекаться, а эскадра простаивала без всякой пользы для общего дела.
Было бы несправедливо утверждать, что Нельсон только развлекался. Находясь в Палермо, он следил за перемещением торговых английских караванов и выделял суда для их сопровождения. Вел большую переписку с Петербургом, Константинополем, с адмиралом Ушаковым, с британскими представителями в Смирне и Триесте, Вене и Тоскане, на Майорке, подробно информировал графа Сент-Винсента и лорда Спенсера о состоянии средиземноморских дел. Но покидать Палермо отказывался наотрез.
В Неаполитанском заливе Нельсон оставил отряд кораблей под началом своего любимца капитана Трубриджа. Помимо блокады города Трубридж захватил два небольших острова у побережья — Искья и Прочида. На островах начались расстрелы всех сочувствующих республиканцам. Однако карательные методы англичан лишь озлобили островитян, и они начали оказывать сопротивление. Теперь почти каждую ночь отчаянные лаццарони вырезали английские патрули. Картина получилась та же, что и при приходе французов: начальная эйфория, затем разочарование и, наконец, ненависть. К чести Трубриджа, он быстро все понял и вернул матросов на корабли.
— Пусть итальянцы разбираются со своими делами сами! — заявил он и потребовал, чтобы из Палермо прислали на острова королевского судью.
Тот прибыл. Вынес множество смертных приговоров, а затем стал проситься перебраться на корабль Трубриджа. Недовольный Трубридж отослал Нельсону письмо: 'Сейчас долго разговаривал с судьей, присланным сюда королевским двором. Судья сказал, что на будущей неделе закончит свои дела и что люди, занимающие такие должности, как его, обычно уезжают в безопасное место после того, как объявят приговоры. Поэтому судья просил отправить его обратно и при этом намекнул, что хотел бы отправиться на военном корабле. В этой беседе я узнал также, что осужденные священники должны быть доставлены в Палермо, там будет произведено в присутствии короля их расстрижение, и затем они будут привезены сюда обратно для казни. Использовать английский военный корабль для такой цели! Кроме того, судья просил у меня палача. Я решительно отказал ему в этом. Если не может найти палача здесь, пусть ищет в Палермо. Я догадываюсь об их цели — они хотят выставить нас вперед в этом деле, чтобы потом всю гнусность его свалить на нас'.
Честный и благородный Трубридж! Несмотря на все свои боевые заслуги, он так и не станет адмиралом. Нам неизвестен ответ Нельсона своему капитану, однако действия, которые он предпримет в скором времени в Неаполе, свидетельствуют, что упоминаемый королевский судья был контр-адмиралу ближе, чем собственный капитан.
Вскоре Трубридж был отозван в Палермо, а на его место назначен менее щепетильный в подобных делах капитан Фут.
Глава четырнадцатая
ВЛЮБЛЕННЫЙ ВЕШАТЕЛЬ
На севере Италии начала свой славный поход армия Суворова. Блистательные победы при Адде, Нови и Требии в самые короткие сроки положили конец французскому господству. Парижу было уже не до Неаполя. Теперь впору было думать о том, как удержать в сохранности собственные границы. К тому же, начав хозяйничать в Неаполе, французы перегнули палку: наложив огромную контрибуцию, они настроили против себя всех состоятельных горожан, а начав насильственно вводить республиканские порядки — и неимущих крестьян. В стране началось мощное роялистское движение не столько за Фердинанда, сколько против французской оккупации. Сменившему генерала Шампинье Макдональду пришлось, чтобы не оказаться окруженным в Италии, спешно выводить свою тридцатитысячную армию из пределов Неаполя и Рима. Оставив символический гарнизон в замке Сант-Эльмо, французы отошли на север.
Французский флот был крайне слаб, британский же, пополнившись после Абукира захваченными французскими кораблями, властвовал над всем Средиземноморьем.
В октябре 1798 года на Мальте восстало местное население, англичане поддержали его огнем своих эскадр и французский гарнизон был заперт в укреплениях Ла-Валлетты. Тогда же была отбита и Минорка. Адмирал Дункан совместно с русской Балтийской эскадрой вице-адмирала Макарова полностью контролировал Северное море. Эскадра лорда Бриджпорта сторожила французов у Бреста. Тяжело болевший граф Сент-Винсент большую часть времени находился в Гибралтаре. Отдельные эскадры адмиралов Кейта и Дукворта он держал попеременно у Кадиса и в порту Маон на Минорке, пресекая любые попытки французов предпринять какие-либо действия в Средиземном море.
Вести о победах Суворова вселили некоторую бодрость в сердце короля Фердинанда, который поверил, что ему не суждено будет до конца своих дней прозябать на Сицилии.
