Нельсона это назначение не порадовало. Он посчитал, что недруги специально сослали его на юго- восток Англии, чтобы разлучить с Эммой. А потому Джервису и другим пришлось приложить немало усилий, чтобы разубедить мнительного героя и доказать ему обратное. Только тогда Нельсон взялся за дело.
В Адмиралтействе относительно назначения Нельсона единства не было. Противники приводили следующий весьма веский аргумент:
— Известно, что Нельсон чрезвычайно удачлив в морских сражениях, однако не менее известно, что он столь же несчастлив в сражениях сухопутных и десантных, из которых так ни одного никогда и не выиграл, а потому стоит ли вновь поручать ему дело, которое он заведомо провалит?
Впрочем, хулителям Нельсона быстро заткнули рот, и указ о его назначении был подписан королем.
Новая должность была для Нельсона делом совершенно незнакомым, однако он с присущим ему энтузиазмом взялся за укрепление береговой обороны. Он расставлял сторожевые вышки и укреплял батареи, организовывал в прибрежных деревнях вооруженные отряды и налаживал систему оповещения.
Однако новая должность не приносила удовлетворения, и Нельсон решает попытать счастья. Твердо веря в свою удачу, он намеревается пересечь на приданном ему фрегате Ла-Манш и поглядеть, чем занимаются французы в Булони. Поход этот Нельсон приурочил к третьей годовщине своей победы над французами при Абукире. В такой день ему просто не может не повезти!
Но от судьбы не уйдешь, и Нельсона ожидало глубокое разочарование. Все предприятие свелось к тому, что с фрегата сделали несколько выстрелов по берегу, оттуда ответили тем же. Разрядив с дальней дистанции орудия, Нельсон вернулся домой. Понимая, что надо сохранять хорошую мину при плохой игре, он по возвращении объявил:
— Пустяк, конечно. Однако нам нужно было показать врагу: не смей угрожать, будешь наказан! Кстати, этими выстрелами мы успокоили детей и женщин в Лондоне!
В ответ по Англии пронесся слух о нелепой гибели Нельсона у Булони. Что касается французов, то они разразились целой серией едких карикатур, на которых тщедушный Нельсон, сидя верхом на маленьком суденышке, пытается править в сторону Франции, где его уже поджидает здоровенный генерал Бонапарт с не менее огромным тесаком в руке. Самое обидное, что французские карикатуры начала перепечатывать и английская бульварная пресса. Нельсон был в ярости.
Спустя несколько дней Нельсон решает повторить свой набег, но на этот раз не ограничиваться бесполезным обстрелом, а высадить десант, чтобы пощекотать противнику нервы. Для участия в операции Нельсон привлек несколько фрегатов и до семидесяти всевозможных мелких судов. В качестве десанта использовались ополченцы и матросы. Операция была подготовлена наспех, даже сам Нельсон не знал, что его ожидает на вражеском берегу. Им двигало только желание доказать всем, что судьба по-прежнему милостива к нему, и заставить произносить его имя с почтением.
Но, как оказалось, французы к встрече англичан были готовы. Виной всему оказалась британская пресса, на все лады расписавшая первую диверсию Нельсона и сообщившая, что знаменитый адмирал готов взять реванш и вновь посчитаться с французами в самое ближайшее время.
Когда десантная флотилия Нельсона подошла к Булони, чтобы захватить в абордажном бою несколько французских транспортных судов, там ее уже ждали. Шлюпкам с десантом не дали даже отойти от судов: их тут же расстреляли из замаскированных орудий. В несколько минут были убиты более четырех десятков матросов, еще полторы сотни были ранены. Пришлось убираться ни с чем.
На следующий день ведущие лондонские газеты вышли с аршинным заголовком: 'Кем будет теперь лорд Нельсон: бароном Булонь или шевалье де Ла-Манш?' Самолюбие победителя Абукира и Копенгагена было уязвлено.
За бессмысленные потери Нельсон держал ответ перед графом Сент-Винсентом. Несмотря на дружеское расположение к своему давнему соратнику, Сент-Винсенту пришлось провести с Нельсоном весьма неприятный разговор. Тот оправдывался:
— Больше я никогда не позволю себе посылать людей в атаку, в которой не принимаю участие сам!
Всю ответственность за провал операции Нельсон безропотно взял на себя. Чтобы поддержать друга и любовника в столь не простой для него час, к Нельсону в Диль приехала чета Гамильтонов. При этом Эмма была озабочена не столько произошедшей с ее возлюбленным неприятностью, а тем, что пришла пора подыскать новое достойное жилье, где Гамильтоны и Нельсон могли бы жить втроем. Нельсон против такого решения не возражал.
— Являясь бароном Нильским и виконтом Хилборо, я просто обязан иметь недвижимость в Англии, а потому, дорогая Эмма, я надеюсь на твой вкус!
Прекрасно понимая, что войны с Францией будут длиться еще много лет, Нельсон осознавал, что реально воспользоваться подаренным ему неаполитанским королем поместьем Бронте на Сицилии вряд ли удастся и что их с Эммой мечта жить там не более чем красивая сказка. Поэтому надо было искать какое- нибудь жилье в Англии.
Едва Гамильтоны отъехали в Лондон, как Нельсон уже пишет Эмме: 'Я вернулся на корабль, а Эммы там нет. Нет и нет, мое сердце готово разорваться. Я в молчаливом смятении, на стенах четыре портрета леди Гамильтон, но, увы, оригинала нет. Мы расстались, чтобы скоро увидеться снова, — это должно быть так, это будет так. Моя дорогая жена, как мне выдержать эту разлуку? Боже милостивый, какая перемена. Мне так тяжело, что ничего не хочется. Когда я вспоминаю счастливые часы, прожитые вместе, разлука кажется кошмаром. Лучшие времена настанут, они должны наступить, если Богу будет угодно. Голова моя идет кругом. Люби меня так же, как любит леди Гамильтон, она знает мои мысли, и, хотя это письмо сумбурно, ты все поймешь. Благослови тебя небо. Аминь, аминь, аминь'.
Вскоре Эмма присмотрела большой и красивый дом с наделом земли в пятьдесят два акра в Мертоне, местечке, расположенном всего лишь в семи милях от центра Лондона. Нельсон так и не нашел возможности посмотреть найденную Эммой Мертонскую усадьбу. Однако он не печалился: если дом понравился Эмме, то он просто не может не понравиться ему самому. Несмотря на то что финансовое положение Нельсона в ту пору оставляло желать много лучшего, он выложил последнее и купил выбранную Эммой усадьбу за девять тысяч фунтов.
Еще во время приезда Эммы в Диль Нельсон сказал ей:
— Милая, когда мы купим усадьбу, ты станешь повелительницей и хозяйкой всех земель и вод, а все, и я в том числе, будут твоими гостями, послушными тебе во всем! Я надеюсь, что ты навсегда полюбишь наше приобретение. Это будет мой подарок тебе!
Мнения сэра Уильяма относительно скорого переезда на новое место жительства никто не спрашивал. Впрочем, Нельсон, вежливости ради, нашел случай приободрить 70-летнего старика:
— Уверяю вас, что я постараюсь сделать так, чтобы и на новом месте вы чувствовали себя счастливым!
Вскоре Гамильтоны перебрались в Мертон. А затем оттуда Нельсону пришло письмо от сэра Уильяма. Письмо весьма примечательное, так как в нем Гамильтон как бы официально передавал Эмму на попечение Нельсона, отказываясь от всех прав на нее взамен на спокойную старость: 'Мы живем во владении Вашей Светлости уже несколько дней, и теперь я могу сказать кое-что конкретное. Я прожил с нашей дорогой Эммой несколько лет, я знаю ее достоинства. Господь дал ей ум и доброту, о которых я высокого мнения. Одинокий моряк вполне мог поручить такой разумной женщине выбрать дом, предоставив ей в том полную свободу. Я уверен, что Вам повезло, потому что нельзя было найти жилье, более соответствующее Вашим вкусам, и так дешево: сделка свершилась как раз за три дня до того, как распространились слухи о мире. Уже сейчас каждое поместье в округе подорожало, и буквально завтра можно будет продать Ваше на тысячу фунтов дороже. У Мертона есть два преимущества, бесценных для Вашей Светлости: близость города, с одной стороны, и полное уединение — с другой. Сам по себе дом так комфортабелен, мебель так чиста и хороша, и потом — здесь сосредоточено столько разных удобств, что Вам остается только немедленно приехать. Вы будете наслаждаться всем; для Вас есть даже приятная сухая тропинка для прогулок вокруг фермы длиной в целую милю. Вас очень позабавит то, как Эмма с матерью обустраивают свинарники и курятники; канал ожил благодаря уткам, а петух уже гордо вышагивает по дорожкам со своими курами. Я
