что везет американцам для войны за независимость кроме ружей и пушек новое учение Месмера. «Некий доктор по имени Месмер, — писал Лафайет, — сделавший величайшее открытие, приобрел себе учеников, среди которых ваш покорный слуга считается одним из самых восторженных… Перед отъездом я спрошу разрешения посвятить вас в тайну Месмера — большое философское открытие». Дж. Вашингтона заинтересовать не удалось, тогда с этой же целью он обратился к Томасу Джефферсону (3-й президент США), но и у него не встретил понимания. Тем не менее идеи Месмера, а затем Брэйда проникли в Америку.
Возвращение маркиза в 1781 году в Париж стало апофеозом его славы. Людовик XVI произвел его в маршалы. И это в двадцать шесть лет! После церемонии Мария Антуанетта сопроводила Адриенну в своей карете до особняка Ноэлей — жест, отмеченный всем Парижем. Так при содействии ближайшего родственника Людовика XVI, будущего главнокомандующего национальной гвардией маркиза де Лафайета, Месмер был принят при дворе. Сама Мария Антуаннета заинтересовалась его опытами и тем самым спасла его авторитет.
Четыре года назад, 19 апреля 1774 года, она также помогла другу Месмера Глюку, одному из виднейших представителей музыкального классицизма, автору 107 опер, завоевать Париж. Никогда бы ему этого не добиться без протекции Марии Антуанетты. И дело здесь, безусловно, не в композиторском таланте. В Вене, как вы помните, Глюк учил Туанетту игре на фортепиано. Выражая, по-видимому, свою благодарность за уроки, она пригласила его поставить оперу «Ифигения в Авлиде».
Несмотря на бедственное состояние казны и на враждебное отношение ученых кругов к Месмеру, от имени и по поручению королевы с ним пожелал переговорить министр. Это был любимец королевы Марии Антуанетты и один из покровителей Месмера барон Луи-Огюст де Бретейль (Le Tonnelier de Breteuil, 1733– 1807), министр двора и губернатор Парижа. Он уведомил Месмера, что король пожаловал ему пенсию в 20 ООО ливров. Узнав о таком мизерном предложении, уязвленный Месмер заявил, что покидает пределы Франции. Самолюбие его яростно протестовало против такой, как он считал, ничтожной суммы. Почему герцог де Ноай помимо обычного жалованья получал ежегодную пенсию в 1750 ливров? Ежегодно на выплату ничем не заслуженных пенсий праздной аристократии расходовалось 28 млн. ливров.
Мария Антуанетта продолжала делать все, чтобы Месмер остался в Париже. По ее указанию первый министр королевского двора Франции де Морепа[41] пригласил его к себе, где после обмена мнениями они пришли к соглашению и подписали следующие условия между правительством, с одной стороны, и Месмером — с другой. Правительство направляет пять докторов, из которых только два могут быть членами тех обществ, которые уже высказались против Месмера. И если комиссия по специально разработанной программе, обеспечивающей строго научную точность эксперимента, признает успехи метода магнетизма, то: 1) Правительство обязуется объявить, что открытие Месмера достойно распространения. 2) Король Франции предоставит соответствующее помещение, в котором он мог бы принимать больных и излагать свое учение врачам. 3) Правительство назначит 20 ООО ливров пожизненной пенсии и 10 ООО для устройства передаваемого ему лечебного учреждения с единственным взамен условием, чтобы Месмер остался в Париже и в этом лечебном учреждении продолжал лечить и обучать назначенных правительством троих врачей своему методу.
Все как будто складывалось хорошо. Между тем у правительства появилось опасение, что те врачи, которые будут в комиссии и признают магнетизм, тем самым объявят войну медицинскому факультету, Обществу врачей и академии. Тогда во избежание возможных столкновений, которые могут дискредитировать правительство, решили, что лучше обойтись без признания Месмера корпорацией ученых, по крайней мере, на некоторое время.
Но амбициозный Месмер мириться с этим не пожелал. Разве не одолеет досада, что он, обладатель четырех дипломов, никем не признан, а простой беспородный труженик Вольта получил титул графа, орден Почетного легиона? Этот самоучка служил с 1778 года профессором университета в Павии, а в 1785 году был назначен его ректором, в 1782 году направлен на стажировку в Парижскую академию наук и в том же году избран членом-корреспондентом Национальной французской академии.
Другому самоучке Марату Эдинбургский университет в 1775 году присвоил степень доктора медицины, а через год по возвращении в Париж он поступил врачом в гвардейский корпус принца Конде. В Париже Марат занимался лечением на основе модных тогда методов магнетизма и электричества. Ему удалось вылечить нескольких знатных пациентов. Особую известность получил случай с маркизой Лобеспан. Эта молодая, весьма привлекательная особа жаловалась на жестокие боли в груди. Многие медики осматривали ее и поставили самый мрачный диагноз: дни маркизы сочтены! Но вот за дело взялся Марат и быстро достиг полного излечения знатной и красивой пациентки. Газеты зашумели о медицинском чуде. Маркиза не осталась в долгу и отблагодарила своего спасителя самым приятным способом: она стала его возлюбленной и не скрывала эту связь.
Несмотря на свой успех, Марат признался своему другу журналисту Ж.-П. Бриссо, будущему вождю жирондистов, что его врачебная практика в Париже, в отличие от Великобритании, была для него «лишь занятием шарлатана, недостойным его». Благодаря маркизе Лобеспан и другим аристократическим связям Марат получает 24 июня 1779 года официальную должность врача брата короля, лейб-гвардии графа д'Артуа (главным врачом, как мы помним, был Шарль Деслон), с годовым окладом в 2000 ливров, не считая выплат на стол и квартиру. Он лечит не только принца крови и выполняет его личные поручения, но и дворян из окружения д'Артуа. Среди его новых друзей маркиз Буше де Сан-Совер, первый камергер принца. Эта служба продолжалась до 1786 года. Официальные обязанности оставляли новоявленному придворному медику много свободного времени, и он продолжает частную практику. С легкой руки маркиза де Гуи он приобретает прозвище «врача неизлечимых». Своему другу Руму де Сен-Лорану Марат жаловался на зависть своих собратьев-медиков, занимавшихся интригами против него. Продолжая лечить больных, чтобы обеспечить свое существование, Марат все больше отдает времени, сил и внимания физическим исследованиям.
Доктор Месмер, получив известие об успехах Вольта и Марата, почувствовал себя глубоко уязвленным. Стремление к славе носило у него болезненный характер. В письме от 29 марта 1781 года Месмер благодарит королеву за содействие, но извиняется, что не может принять ее предложение. Он мотивирует свой отказ тем, что добивается только лишь признания истины и что широкая популяризация идеи не входит в его планы, потому что животный магнетизм может столько же послужить благу людей, сколько стать орудием злоупотреблений. «Тем не менее, — писал он, — я остаюсь в Париже до 8 сентября, годовщины того дня, когда медицинский факультет не принял мое предложение». Все же он не выдержал и 15 апреля покинул Париж, направившись сначала в Лондон, затем в Спа, в австрийскую Бельгию, в северное предгорье Арденн.
Лондон понадобился Месмеру в связи с его авторскими интересами. Он опубликовал там свое сочинение «Precis his-torique des faits, relatifs au magnetisme animal, Jusque en avril 1781. Faculte de Vienne. Londres, 1781» («Исторические заметки о фактах, относящихся к животному магнетизму до апреля 1781 г.»), В Спа пришлось задержаться. В этом маленьком курортном городке с минеральными водами растили спаржу. Месмеру хотелось отдохнуть, поправить здоровье минеральной водой, но погода тогда будто с цепи сорвалась: было холодно, шел проливной дождь, затопило деревни. Многих путешествующих стихия застала врасплох. Пережидали наводнение бароны и князья разных наций, один американец и русский из литовцев, граф Огинский. Ему всего 17 лет, а он уже маршал конфедерации, и кто-то здесь похитил у него роскошную табакерку, усыпанную бриллиантами.
Приверженцы Месмера ополчились на тех, кто допустил отъезд великого человека из Парижа, и прежде всего на интриганов — врачей из Королевского медицинского общества и членов медицинского факультета. В защиту Месмера пишутся статьи и брошюры. Два известных врача, граф Жумелен и граф Гераубт, принялись лечить больных животным магнетизмом, а получив хорошие результаты, они издали целые тома, в которых восхваляли Месмера и его метод. В Бордо, в соборе, аббат Эрвье открыто проповедует с кафедры учение о животном магнетизме. Казалось, фортуна повернулась лицом к Месмеру и ему следует безотлагательно возвратиться в Париж. Но он сделал это только тогда, когда до него дошли слухи, что его ученик Шарль Деслон написал трактат («D'Eslon», 1780, р. 14) и открыл свой магнитный кабинет. Не мог же он в самом деле допустить, чтобы ученик превзошел учителя. Душа Месмера была переполнена страстями, которые вскипали так бурно, что порой выплескивались на друзей. Заподозрив Деслона в предательстве, он резко порвал с ним. Поскольку, как считал Месмер, его служение науке не
