Ѓалахи, не записанной в Мишне, подвергается сомнению.
Он любил повторять: Если сам Рабби не учил этому, откуда мог взять рабби Хия? Рабби Иоханан вновь сосредоточил внимание на изучении оригинальной версии Мишны, из текста которой можно было делать необходимые ѓалахические выводы. Правило, гласившее что Ѓалаха всегда вытекает из мишны, раз и навсегда сформировало принцип, согласно которому основные ѓалахические постановления, имеющие силу в еврейском мире, зафиксированы в Мишне.
Хотя сам рабби Иоханан искренне наслаждался хитроумными полемическими доводами, которые приводили его ученики, он неизменно склонялся к истолкованию текста по его прямому смыслу. Избегая казуистики и не закапываясь в излишнее теоретизирование, рабби Иоханан стремился к полному и целостному пониманию каждой мишны как законченной смысловой единицы. Его подход, по преимуществу комментаторский, тем не менее не игнорировал и вновь возникающих проблем. Однако рабби Иоханан стремился привязать эти проблемы к уже существующим мишнам, не отклоняясь от принятой традиции. В отличие от существовавшей в Вавилонии манеры вести по каждому поводу изощренные дискуссии, путь, которым двигался рабби Иоханан (со временем он стал путеводной нитью Иерусалимского Талмуда) вел прямо к существу дела, к постижению оснований, не отклоняясь от темы и не вовлекаясь в обсуждение далеких от практической реальности проблем. Только в Эрец Исраэль за праздные вопросы мудреца могли удалить из дома учения — как это случилось, например, с рабби Иермией [13]. В Вавилонии, конечно, неоправданные отступления от темы не спровоцировали бы никаких санкций.
Другой отличительной чертой рабби Иоханана, также характерной для мудрецов Израиля, было стремление к определенным итогам и ѓалахическим выводам. Этим объясняется неуклонная тенденция рабби основываться лишь на ясных, не вызывающих сомнения источниках. Он не желал терять время на возведение конструкций, покоящихся на песке и не выдерживающих текстологической критики. В отличие от других мудрецов, которые пытались разглядеть за разноголосицей далеких друг от друга мнений некую гармонию и старались примирить разные точки зрения, рабби Иоханан был заинтересован в исследовании хорошо известных положений, с целью извлечения из них конкретных законодательных выводов. Потому он не утруждал себя углубленным изучением существовавших в его время источников, которые содержали высказывания танаев. Рабби Иоханан не видел надобности заниматься тем, что не соответствовало взятому им в ѓалахическом законодательстве курсу. Этого курса он придерживался на протяжении двух поколений, пока оставался духовным вождем еврейского народа.
Взаимоотношения рабби Иоханана с другими мудрецами складывались весьма неоднозначно. К вавилонским амораям, Раву и Шмуэлю, он относился с уважением и высоко ценил обоих. Рава он помнил еще с той поры, когда тот учился в Эрец Исраэль [14], а со Шмуэлем на протяжении многих лет вел переписку [15]. Ученики Рава и Шмуэля, нашедшие приют под сенью его йешивы, с течением времени превратились в ее столпов. Они же служили рабби Иоханану источником информации обо всем, происходившем в Вавилонской диаспоре. Существует немало свидетельств того, что рабби Иоханан искренне восхищался мудростью вавилонских законоучителей, убеждаясь, что они опередили его, придя к тем же ѓалахическим выводам, которые он сделал позже. Взаимоотношения рабби Иоханана со своими учениками в Эрец Исраэль были непростыми. Период его пребывания в Тверии нельзя назвать порой экономического расцвета, но все же то было относительно спокойное время. Рабби Иоханан воспользовался им, чтобы собрать вокруг себя как можно больше учеников со всех концов диаспоры. Самым близким из них, кроме шурина, Реш Лакиша, был рабби Эльазар бен Педат. Он слыл великим знатоком учения рабби Иоханана и впоследствии стал его главным последователем. Однако, как принято у мудрецов Талмуда, рабби Эльазар отнюдь не всегда соглашался с учителем и подчас вступал с ним в споры. Характер их отношений хорошо иллюстрирует такой пример: однажды рабби Эльазар рассказал об открытии, сделанном рабби Иохананом в Торе, но имени учителя при этом не упомянул. Как уже говорилось, рабби Иоханан был чрезвычайно чувствителен к подобным вещам, как в силу особенностей своего характера, так и потому, что тщательно оберегал непрерывность традиции. Поступок ученика уязвил его. Другие ученики пытались умиротворить рабби Иоханана. Один из них, рабби Яков бар Иди, сказал: Разве ко всему, что говорил Иеѓошуа, он добавлял сказал мне Моше? Иеѓошуа просто учил, но все знали, что его Тора — это Тора Моше [16].
Рабби Иоханан любил рабби Эльазара больше других. Он приоткрыл перед ним иную, более мягкую грань своей натуры. Однажды рабби Эльазар слег, и учитель пришел навестить его. В доме, где лежал больной, было темно. Тогда рабби Иоханан обнажил предплечье, и от белизны его кожи засиял свет. В этом свете рабби увидел, что глаза ученика мокры от слез. О чем ты плачешь? — спросил он рабби Эльазара. — Если из-за Торы, которую недоучил — что ж, так ведется, одному больше, другому меньше. Главное, чтобы сердце было устремлено к небесам. Если из-за бедности — да, в этом мире не каждый удостаивается богатства. А если скорбишь о потерянных сыновьях — посмотри, вот косточка моего десятого сына. Ответ рабби Эльазара проясняет сущность его взаимоотношений с учителем, а также, в известной мере, отношение к рабби Иоханану его современников: Не о себе я плачу, а о красоте рабби Иоханана, которая истлеет во прахе. Рабби Иоханан сел и заплакал вместе с ним [17]. В глазах многих современников рабби Иоханан являлся олицетворением величия и красоты. Кончина обожаемого учителя, его уход из мира, представлялась им настоящей катастрофой. Казалось, со смертью рабби Иоханана прервется нормальное течение жизни.
В рассказе, приведенном выше, рабби Иоханан предстает еще и чудотворцем. Возлюблены ли тобою страдания? — участливо и в то же время шутливо спрашивает он ученика. Не они, ни награда за них, — отвечает тот. Тогда рабби Иоханан простирает к страждущему десницу и исцеляет его прикосновением. В других местах, правда, не столь явно, рабби Иоханан также фигурирует в качестве чудотворца и знатока Тайного Учения. Это учение от него восприняли некоторые его ученики — например рабби Ами и рабби Аси.
Реш Лакиш
Именем Реш Лакиш называли выдающегося амору Эрец Исраэль, рабби Шимона бен Лакиша. Его прозвали так не случайно. Как видно, это имя связано с историей жизни рабби. Биография Реш Лакиша известна нам лишь частично, и она поражает своей необычностью. Личность мудреца также удивительно своеобразна. Реш Лакиш выделяется даже в ряду колоритных фигур мудрецов Талмуда.
Реш Лакиш был плотью от плоти Эрец Исраэль. Здесь он рос и воспитывался, по всей видимости в Тверии, или ее окрестностях. Хотя мы не располагаем тому надежными свидетельствами, есть основания предполагать, что в юности Реш Лакиш регулярно посещал
Тот период — конец третьего века — был тяжелым временем для Эрец Исраэль. Именно тогда начались систематические попытки римских властей изгнать остатки еврейского населения из страны. Притесняющие указы следовали один за другим. Особенно тяжкие гонения выпали на долю земледельцев. Налоговое бремя (под тяжестью которого, возможно, в конце концов и рухнула Римская Империя) с возрастающей силой давило на представителей меньшинств, а так же на тех, кто еще сохранял личную независимость и не имел могущественного патрона. В подобных обстоятельствах Реш Лакиш был вынужден отказаться от продолжения учебы и искать источник пропитания. Всю жизнь он славился незаурядной физической силой. Как видно, не найдя другого выхода, Реш Лакиш избрал смертельно опасную, но хорошо оплачиваемую профессию. Он нанялся в гладиаторы.
Выйдя на арену цирка, Реш Лакиш покинул не только мир мудрецов, мир учения. В определенной мере, он оказался за рамками человеческого общества как такового. Жизнь гладиаторов протекала в особых условиях. Эти люди, которые в силу своей жестокой профессии не могли рассчитывать на долголетие, знали, что рано или поздно им суждено пасть в поединке. Они вели разгульный образ жизни, пытаясь утопить в сиюминутных удовольствиях мысли о будущем. Кровопролитие, пренебрежение к человеческой жизни составляли неотъемлемую часть их мира, их повседневности. Приобщение к цеху гладиаторов, к их
