Сборник статей

добро — его изначальная сущность. Несмотря на то, что на первый взгляд нечто кажется нам злом, виною тому не сама сущность мнимого 'зла', а неполнота нашего понимания происходящего. Таким образом, различие между добром и злом в человеческой жизни — не более чем различие между добром явным и скрытым. Как положительное мы воспринимаем добро, доступное нашему пониманию, а как отрицательное — превышающее понимание. Это напоминает ситуацию, когда к человеку обращаются с добрыми пожеланиями на непонятном языке. Даже если ему будут сулить все блага мира, он не испытает от этого ни малейшей радости и лишь пожалеет о потерянном времени. Поскольку Создатель несоизмеримо выше своих творений, они не в состоянии осознать и оценить исходящее от Него добро. Более того: это добро порой представляется им злом. И лишь праведники, достигшие духовных высот, обретают ясность зрения, которая позволяет им различить в деяниях Создателя подлинное добро. Об этом рассказывается в истории о Нахуме Иш Гамзу, который, что бы с ним ни случилось, неизменно повторял: 'Гам зу ле- това' — 'И это — к добру', — причем не потому, что с радостью принимал наказание, а по той причине, что видел истинный смысл событий. В том, что казалось другим людям падением, Иш Гамзу усматривал возвышающий смысл. Из сказанного следует, что различие между добром и злом исходит не из самой сущности вещей, а обусловлено духовным уровнем человека, который обязан видением зла лишь собственной ограниченности. В повседневной жизни мы часто сталкиваемся с подтверждением этого. Например, маленькие дети подчас воспринимают то, что направлено к их добру, как абсолютное зло. По мере того как созревает их разум, они убеждаются в следующем: то, что их так возмущало, в действительности — благо.

Однако и это объяснение не исчерпывающе. Есть еще более глубокое понимание природы зла: то, что прежде представлялось нам добром в оболочке зла, на самом деле есть благо в его чистом, наиболее возвышенном виде. Из этого, в частности, следует, что тот обыденный, житейский уровень, на котором мы различаем добро, отнюдь не самый высокий и наше признание его таковым свидетельствует лишь о его очевидности и доступности, а не о возвышенности и чистоте. То, что мы назвали добром в оболочке зла, предстает в такой форме по причине своего более высокого духовного уровня, который не позволяет нам распознать во зле добро в чистом виде. Безусловным злом кажется нам добро, которое столь велико и возвышенно, что недоступно нашему сознанию в этом качестве. Это добро — проявление Б-жественного руководства миром. И потому, хотя пути Провидения в глазах человека часто выглядят злом, в действительности они исполнены самого возвышенного блага. Просто рядовой человек не в состоянии подняться на достаточно высокую духовную ступень, откуда это добро откроется его взору. Так надо понимать слова мудрецов, высказанные в связи с проблемой существования зла в мире.

Когда мы различаем руку Провидения в постигающих нас испытаниях, это лучше всего выражают слова: '…Это — час бедствия для Яакова, и в нем же — его избавление' (Ирмеяhу, 30:7), — т. е. именно путем испытаний и бед придет к Израилю избавление. Если наше восприятие мира достаточно широко, то становятся понятными слова наших мудрецов: 'Что хорошо? Доброе начало. А что очень хорошо? Злое начало. Просто хорошо — ангел жизни. Очень хорошо — ангел смерти' («Брейшит раба», 9:7). Даже такое абсолютное зло, как смерть, оказывается благом, причем куда большим, чем жизнь, — то есть явным добром. Ибо тайна, окутывающая пути Провидения, служит престолом Всевышнего. Тайник Его силы скрыт от человеческого разума. И потому то, что представляется нам явным добром, открытым нашему восприятию, есть благо, раскрывающееся на низшей духовной ступени. Оно не может сравниться с совершенным, возвышенным благом, скрытым от наших глаз в тайном мире, где пребывают Б-жественная воля и милость; мы о них знаем, но не можем их понять. Об этом сказано: 'Кого Б-г любит, того наказывает', — ибо то, что кажется нам наказанием, на самом деле является более глубоким проявлением Его любви и благоволения к нам.

Для хасидов метафизическое постижение не остается голой абстракцией. Оно непосредственно сказывается на человеческой жизни, изменяет поступки, чувства и взаимотношения людей; и наше понимание природы зла влияет на восприятие нами действительности.

Когда человек постигает связь вещей на высоком духовном уровне — причем не только разумом, но всем своим существом, — он признает справедливость Небесного суда над собой. Ибо если человек знает, что зло — не более чем инструмент для достижения грядущего блага, он не возмущается своей участью, не протестует перед лицом испытаний, посылаемых ему жизнью. Он сознает, что, хотя постигающее его в жизни кажется злом, в конечном счете все направлено к его пользе и благу. И хотя зло возмущает человека, хотя он удручен и испытывает страдания, которые может воспринимать как незаслуженные, — он принимает свою участь спокойно. Так мы поднимаемся на первую ступень духовного величия, соответствующую содержащемуся в Мишне законодательному установлению, обязывающему человека 'благословлять за зло, как за добро' — то есть благодарить Б-га за все, что бы ни случилось с ним в жизни. Неважно, видит ли он положительный смысл выпавших на его долю испытаний, как говорит Писание: 'Чашу спасения подниму', — или судьба представляется ему безрадостной, как сказано: 'Бедствие и скорбь обрету', — и в том, и в другом случае человек заявляет: 'К Имени Г-спода воззову' — с полной верой в то, что и радости, и испытания посланы ему Судьей справедливым и истинным и ведут к благой цели, а мнимое зло служит подножием грядущего блага.

На следующей, более высокой духовной ступени, когда человек приходит к пониманию того, что явное зло суть скрытое добро, он уже не просто выражает готовность принять свою судьбу из рук Всевышнего, какой бы та ни была, но делает это с радостью. Ибо знание того, что мнимое зло в действительности является добром, облеченным в другие одежды, изгоняет из сердца печаль. Подобно тому, как явное, зримое благо наполняет человека ликованием, так все, исходящее от Творца, отныне только радует его. Таким образом, будет ли человек, которого постигает зло, испытывать радость или скорбь, в первую очередь зависит от его собственного духовного уровня. Тем, кто, как Нахум Иш Гамзу, способен распознать добро в обличье зла, постигающие их испытания покажутся легче и приемлемей. Ибо благодаря своей способности углубляться в суть вещей такие люди не пугаются видимого зла, находя скрытое в нем добро и вглядываясь в него. И, конечно, зло не в силах причинить им тех страданий, которые терпят люди, не достигшие этого уровня. Но и тот, кто не способен видеть в страданиях благо, может подняться на духовный уровень, который позволит ему принимать все происходящее с ним с радостью. Ведь то, к чему мудрец приходит путем размышления и постижения, простой человек обретает с помощью веры. Если он действительно понимает, что 'зло не спускают сверху', то любое посланное ему испытание примет по доброй воле, с радостью, веря полной и искренней верой, что в конечном счете оно направлено к его благу.

Но еще выше находится духовная ступень, с которой зло предстает в своем подлинном облике: как благо столь великое, что оно превышает обычную человеческую способность восприятия и потому причиняет боль. Для того чтобы душа приняла подобное добро, человек должен всецело предаться главному, не давая своим впечатлениям и эмоциям распоряжаться собой. Более того: ценя близость Всевышнего превыше всех благ этого мира, он доверяет Ему больше, чем своим чувствам. Человек понимает, что это мнимое зло суть более возвышенное откровение Бога, Его раскрытие в непостижимости Своей тайны, и принимает зло с большей радостью, чем добро. И об этом сказано в Талмуде: 'Оскорбляемы и не оскорблены, выслушивают поношение и безмолвствуют, с любовью и радостью претерпевают муки, о них свидетельствует Писание: ‘Любящие Его — как солнце, восходящее в могуществе’' («Шабат», 88б). Лишь тот, кто действительно любит Бога, способен с радостью принимать страдания, посланные Им. Эта радость превыше любой другой, поскольку сопровождается осознанием того, что 'кого Б-г любит, того наказывает'. Человека, который всем сердцем любит Бога, подобное свидетельство взаимности не может не радовать. Такой человек предпочтет страдания, в которых раскрывается Творец, благополучной жизни в мире повседневной постигаемой реальности, которая лишена ощущения близости Б-жественной тайны — той тайны, в тени которой таится великое Откровение.

Именно в этом смысле следует понимать слова цадик — ве-тов л о — 'праведник — и хорошо ему'. Речь идет о совершенном, абсолютном праведнике, чья жизнь действительно исполнена лишь добра, и зла в ней нет ни на йоту. Ведь совершенный праведник отличается от других людей тем, что испытания и беды, выпадающие на его долю, принимает с любовью и искренней радостью как свидетельства наибольшей близости Всевышнего — а именно к этой близости он больше всего стремится и лишь ее по-настоящему желает. Потому-то зло этого мира не находит пути к совершенному праведнику и не омрачает его жизнь. В том, что выпадает на его долю, он находит великую радость, видя