мечтают стать царями и правителями, полководцами и завоевателями, фантазируя о будущих деяниях и подвигах, не задаваясь вопросом о реально ли их воплощения. Можно найти определенное сходство между этими грезами и мессианской идеей, но, в отличие от них, в ней самой уже содержатся истоки мессианского будущего. Стремление к величию, национальному или личному, — это лишь второстепенная деталь в мессианстве, основное содержание которого — принести избавление всем людям. В центре еврейского представления о мессианской эре лежит отнюдь не образ самого Мессии, не его личность и не идея власти над миром, но кардинальные позитивные изменения в положении как отдельных людей, так и всего человечества.
Для того, чтобы захотеть стать Мессией, человек должен постичь и ощутить проблемы своего народа как свои личные, воспринимать как собственную боль все страдания в мире. Это ощущение не обязательно должно носить осознанный характер и быть выражено явно; оно может оставаться на уровне подсознания. В основе мессианской идеи — осознание несовершенства мира и той огромной задачи, которая является следствием этого: улучшить мир, принести в него избавление. Она предельно альтруистична, ибо направлена на всеобщее благо, а не на собственную пользу. Именно боль и страдания других людей пробуждают потребность возложить на себя это бремя: им плохо — следовательно, я хочу, стремлюсь, а иногда и — не имея другого достойного выхода — обязан и вынужден прийти им на помощь, стать их спасителем.
Следует особо подчеркнуть, что и верующие люди подавляют мессианские мечты, отгоняя их на периферию своего сознания. Ежедневно повторяя предусмотренные ритуалом фразы, выражающие веру в приход Мессии, они гонят от себя мысли о собственной роли в осуществлении мессианских чаяний. Даже многие из тех, кто искренне убежден в неминуемости грядущего Избавления и каждый день надеется, что оно вот-вот наступит, отнюдь не горят желанием самим участвовать в спасении человечества. Однако в полной мере игнорируют любую личную связь с мессианскими чаяниями те, кто отрицает — по крайне мере, на уровне публичных высказываний — мессианскую идею как таковую. Значительная часть, если не большинство современных еврейских детей, не говоря уже о взрослых, воспринимают иудаизм исключительно как наследие прошлого — и часто как обузу, от которой стремишься избавиться. Иногда евреи придерживаются чуждой иудаизму идеологии, становятся агностиками или атеистами. Как же могут они разделять веру в приход Мессии?
Однако, как мы уже писали, мессианская идея не ограничивается набором осознанных представлений — она таится в душе каждого еврея, хочет он того или нет. Это часть его коллективного подсознательного, и она влияет на него не только опосредованно — на уровне воли всего народа, — но и непосредственно, как внутренний фактор, определяющий его жизнь, мечты и желания. Даже если родители воспитывают ребенка в полном отрыве от еврейской традиции, они не могут лишить его того, что заложено в самой основе его душевной жизни — мессианской идеи или, по крайней мере, мессианского комплекса.
Действительно, мессианский комплекс проявляется в поведении евреев, даже если в их действиях, на первый взгляд, нет ничего специфически еврейского. И в нерелигиозных своих проявлениях он включает обостренную чувствительность к боли и страданиям, коими полон окружающий мир, сочувствие к бедам других. Для мессианского восприятия мира характерна также обостренная реакция на проблемы других людей, которая приводит к осознанию личной ответственности, своей обязанности помочь им.
Бесчисленны примеры того, как евреи вступали в освободительные движения тех стран, в которых жили, а иногда они стояли у истоков подобных процессов, возглавляли их. Общим для всех утопических явлений подобного рода является подобие декларируемых ими целей мессианской идее глобального избавления от страданий. Общеизвестно, что огромное число евреев приняли участие в революционных движениях разных стран; в процентном выражении оно, как правило, несравненно выше доли евреев в населении.
Необходимо подчеркнуть, что особо привлекательными для евреев являлись те общественные движения, которые стремились к радикальному улучшению окружающего мира. Это справедливо и по отношению к национально-освободительным движениям, и к социальным: установление всеобщего мира, внутреннее самосовершенствование, помощь униженным и голодным и даже сохранение окружающей среды. Пути к достижению этих задач могли быть самыми разными — от кровавого переворота до разъяснительной работы или парламентского лоббирования.
В самом деле, евреи составляют непропорционально большой процент участников подобных движений, не имеющих, на первый взгляд, между собой ничего общего, а зачастую являются их создателями и лидерами. Они с воодушевлением присоединяются и к левым, и к правым организациям радикального толка, космополитическим течениям и религиозным сектам… Общим местом для этих движений, организаций и партий является утопическая идея, к которой все они в той или иной мере причастны. Выдвигаемые ими требования, направленные на конкретные преобразования в положении отдельной страны, народа, расы, социального слоя, могут рассматриваться как часть универсальной утопии мессианского типа.
Участвуя в столь разнообразных освободительных и преобразовательных движениях, будучи их рядовыми членами, становясь их лидерами и вождями, евреи, как правило, не задавались вопросом о собственной — личной или национальной — выгоде. Они были движимы отнюдь не желанием получения личной выгоды в сочетании с манией величия, но мессианским комплексом, выражавшимся в страстной жажде устранения несправедливости, дополняющейся ощущением своей обязанности предпринять ради этого те или иные конкретные шаги. Таков первичный импульс, лежащий в основе радикальной политической деятельности евреев; даже если потом к нему присоединяются иные мотивы и желания, исходной точкой является все-таки стремление помочь страждущему, исправить несовершенства этого мира.
Еврей не задает себе естественный, казалось бы, вопрос: кто тебя поставил судьей? Кто дал тебе право решать? Однако этот вопрос не раз звучал из уст представителей иных народов, чувствовавших в еврейском вмешательстве скрытую угрозу; нередко его задавали те самые люди, ради светлого будущего которых и боролись евреи. Разумеется, помощь евреев — не только вождей, но и рядовых участников революционных движений, — часто принималась с благодарностью, но все же даже благодарность нередко сопровождалась отторжением: а тебе какое, собственно говоря, дело до моих проблем? Зачастую естественным следствием подобных вопросов становились подозрения в том, что помощь униженным и оскорбленным является лишь прикрытием для каких-либо неблаговидных личных интересов. Так или иначе, подлинные мотивы, толкавшие евреев на самопожертвование, на бескорыстное служение иным народам, так и остались непонятыми.
Во всех поколениях встречались религиозные евреи, которые просто не могли поступать иначе, ощущая свою обязанность — как евреев — способствовать освобождению мира от страданий. Однако так же действовали и те, чье мировоззрение было далеко от иудаизма. Многие были движимы подсознательным импульсом, влечением, которое они сами не могли толком объяснить.
Участие евреев в радикальных политических движениях объясняется отнюдь не давлением со стороны и не их личной выгодой, но подсознательным стремлением положить конец страданию — причем, в первую очередь, страданию других. Как мы помним, первый освободитель в истории еврейского народа, Моисей, на заре своей богатой событиями жизни убивает египтянина, избивавшего еврея. Никто не требовал от приемыша фараона вступаться за несправедливо обиженного; он руководствовался тем же непреодолимым стремлением помочь страждущим, устранить несправедливость. Его не остановили ни неблагодарность тех, за кого он вступился, ни их активное противодействие. Ведь он пришел к ним на помощь не по их просьбе, но повинуясь собственному внутреннему голосу, своей мессианской идее.
Подобное стремление находит выражение отнюдь не только в радикальных, революционных течениях или общественной деятельности. Оно проявляется и в частной жизни, на повседневном уровне. Тот же импульс, который толкает одного человека к вступлению на путь политической активности, приведет другого к выбору профессии врача или раввина. Они движимы одной и той же внутренней силой, принимающей разные формы в зависимости от характера людей или от условий, в которых они находятся. Это тождество не так-то легко разглядеть с самого начала. И все же юный революционер-атеист, основавший в какой-нибудь стране движение национального освобождения, солидный врач, лечащий больных, утомленный педагог, из последних сил обучающий чужих детей, раввин, пытающийся решить личные проблемы прихожан, — все они движимы одним и тем же подсознательным импульсом, мечтой
