напали на послов и уничтожили их. Летопись утверждает, что это произошло даже дважды. При малой скорости распространения информации это вполне могло произойти на самом деле — второе посольство (которое сожгли в бане) не знало об участи первого (которое закопали в лодьях). По мнению ряда историков, столь сложная месть Ольги древлянам — описание сложного языческого ритуала[12]. Даже если это так, события имели и вполне конкретный социальный смысл — утверждение власти киевско–вышгородской правящей корпорации над региональными элитами других племен и поселений.
Ольга сочла за лучшее присоединиться к киевлянам. Ее войско осадило и сожгло Искоростень. Киевляне (и не только дружинники, но и горожане, которым перепадала значительная часть дани, как справедливо на наш взгляд интерпретирует летопись отечественный историк И.Фроянов[13]) сражались здесь за свое право оставаться правящей группировкой на Руси, не платить дань, а собирать ее. Они отстаивали свой статус так же упорно, как афиняне свое место в греческом морском союзе, а римляне — в Италии. Так в Европе создавались древние государства. Так совершались первые революции — всплески социальной борьбы, устанавливающие принципы социального устройства на следующую эпоху. Разгром региональной элиты древлян положил начало вытеснению родовых кланов отпрысками рода рюриковичей. В подвластные земли отправляются князья–наместники из Киева. Там они опираются не только на местную элиту, но и на своих выдвиженцев. Наиболее удачливые представители тех и других станут потом костяком боярства.
Женщине в то время трудно было бы усидеть на троне и тем более проводить реформы, не опираясь на сильные руки, одетые в кольчуги. Здесь уместно сказать несколько слов о советнике и сподвижнике Ольги — Свенельде. Свенельд был воеводой Игоря и взял на себя трудную миссию покорения новых племен. За это Игорь разрешил воеводе брать дань с новых подданных в свою пользу, почти не делясь с князем. Эти отношения не были еще феодальным леном и соответствовали способу экспулатации, характерному для древности (этакратическая формация[14]), но она уже подтачивала единство дружинной корпорации. Именно зависть к свенельдовым дружинникам подвигла соратников Игоря к тому, чтобы убедить князя совершить губительный поход на древлян. «Сильный человек в Киеве», Свенельд возглавил антидревлянскую партию. Он командовал походом на Искоростень, был военной опорой Ольги. Человек воинственный, он участвовал в авантюрных предприятиях сына Ольги Святослава, но не терял осмотрительности, что помогло ему выжить. Под конец своей долгой жизни он оставил языческое буйство и был правой рукой князя Ярополка, видимо покровительствовавшего христинам. Без преувеличения можно сказать, что Свенельд был вершителем политических судеб Руси.
Для создания устойчивого общественного порядка было недостаточно только грубой силы. Нужно было исправить ситуацию, которая привела к восстанию, упорядочить ситему дани, превратив ее в налоговую систему. В 946 г. Ольга определила «уроки» и «погосты» — размеры дани, которую обязаны платить подвластные племена, и места, куда дань должна была свозиться — административные центры. Именно с этого момента можно говорить о том, что на Руси установилась государственность и сложилась ее территориальная конфигурация[15]. Установление погостов и упорядочение сбора дани положили начало устойчивой административной системе Руси. Поэтому так важны альтернативы, выбор которых происходил в это время. Первая в нашей истории реформа позволила надолго стабилизировать внутреннюю жизнь страны и перейти к решению более важной задачи — культурной консолидации империи.
Вера
В середине Х века Русь представляла собой неустойчивый конгломерат земель, народы которых говорили на близких друг другу славянских, а также на финских наречиях. У них были свои «наборы» местных божков, свои предания о старине глубокой — собственная культурная традиция. Единой культуры не существовало, а значит — Русь могла исчезнуть в любой момент, распавшись на несколько совершенно разных народов. Ольга первой из русских правителей поняла важность сплочения подвластных ей народностей вокруг идеи, способной увлечь людей (по крайней мере правящую элиту). Такой идеей в то время могла быть только религия — прежде всего монотеистическая. Выбор был широк. Рядом находился могущественный иудейский Хазарский каганат. Географ Л.Гумилев потратил немало сил, чтобы доказать, будто это иудейское государство было в то время средоточием мирового зла, центром единой сети еврейской торговли, раскинувшейся от Франции и Испании до Китая и принесшей миру огромные бедствия[16]. Автор повествования об этой средневековой «сионистской угрозе» вынужден руководствоваться принципом «надо исследовать не источники, а историю событий»[17]. Впрочем, если обратиться к источникам (которые географ противопоставляет истории), и эта теория Л.Гумилева рассыпается. Достаточно вспомнить, что испанские евреи узнали о существовании Хазарского каганата только накануне его гибели[18]. Говорить о единой координируемой иудейской системе, охватившей Евразию, не приходится.
Ясно одно — хазары творили в отношении соседей то же самое, что и большинство народов того времени. Они, как и мадьяры, немцы, греки, не отличались благородством, защищая свою культуру и свою веру. Иудаизм был гордостью хазар — ведь это была самая древняя монотеистическая религия. Но для Ольги хазары были опасным соседом–противником, и подпадать под их гегемонию она не желала. Дальше на юге располагались могущественные исламские страны, иногда выступавшие союзниками Руси в набегах на Византию. Но их культурное влияние к северу от Черного моря было невелико, а обычаи казались русичам дикими. Иное дело Византия. Ее культурное превосходство было несомненно. От византийских священников Кирилла и Мефодия пришла на Русь грамота. Глубокий исследователь истории русской церкви А.Карташев доказывает, что этим великим просветителям удалось еще в 60–е гг. IX в. основать в Киеве и первую христианскую общину[19] (посланники западной ветви христианства появились здесь только сто лет спустя). Не удивительно, что именно к грекам (византийцам) направилась Ольга «за верой» в 957 г. В то же время утверждение А.Карташева о том, что уже в начале Х в. христиаство «уже культурно завоевало весь русский народ и его государственную головку»[20] выглядит очевидным преувеличением и не имеет надежной опоры в источниках (автор гипотезы напрямую отождествляет грамотность и принадлежность христианству). Христианство было одним из вероисповеданий языческой Руси, и это позволяет нам видеть за событиями середины Х в. еще одну, крупнейшую в истории Киевской Руси историческую альтернативу. Принятие веры страной в середине века еще не было предопределено.
Константинопольское посольство Ольги было трудным. Позднее возникла красивая легенда о том, что Ольга поразила византийского императора своей красотой, и стала христианкой лишь для того, чтобы отразить его домогательства (император стал крестным отцом, и потому не мог быть женихом). Вслед за А.Карташевым подвергнем эту историю сомнению. Ольга была уже очень немолода. Согласно византийским источникам ей пришлось долго дожидаться аудиенции у императора[21]. И несмотря на это она все же крестилась и убедила принять христианство часть своих приближенных. Грустная картина, разительно отличающаяся от авантюрного романа, зафиксированого в летописи (летописцу было важно сохранить политическую честь княгини) (Е.Холмогоров пытается заступиться за летописную версию, «перенеся» крещение Ольги из 955–957 гг. в 944 г.[22] . Для этого он смещает летописные даты. И все же традиционная дата, а значит и цепь соытий, на сегодняшний день представляется более обоснованной).
Если летописная Ольга — хитрая женщина, принявшая христианство неискренне, то реальная Ольга — мудрый политик, оказавшийся выше личных обид, глубоко принявший новое учение. В крещении Ольга приняла имя Елены — матери Константина Великого, вместе с сыном крестившего жителей Римской империи. Согласимся с Е.Холмогоровым, что в этом имени была целая программа — намерение добиваться крещения Руси. Сложные отношения с Византией привели к надеждам заручиться поддержкой Запада. В 961 г. в Киев прибыл еписком Адальберт. Но его миссия полностью провалилась, и германцу с трудом удалось выбраться с Руси. Попытки подчинить страну римскому престолу вызвали здесь возмущение.
