какими словесами у нас прикрывается любое головотяпство? В первый раз, что ли?!!
- Это - ладно… Свяжемся с обкомом, и в 'Степной Правде' напечатают все так, как надо. Не о публике речь, не о широких народных массах, мнение которых никого не интересует. Что в ка-гэ-бэ будем говорить, когда за яйца возьмут… если успеют, конечно, потому что это, вообще говоря, уровень Политбюро…
- Это - утешает, - саркастически заметил Керст, - больной перед смертью все-таки потел.
- Как знать, как знать, - рассеянно проговорил Гельветов, - и уж во всяком случае будет лучше, если мы представим какие-никакие результаты… Дмитрий Геннадьевич!!!
- А?!!
Генерал-лейтенант вздрогнул, словно бы только проснувшись, и дико глянул на собеседников красными, воспаленными, почти безумными глазами.
- Я тут посмотрел фотографии захваченных… Так вот один из них. Ну, - тех, что в машине, помните? Кажется, - палец Гельветова ткнул в одну из фотографий, - это тот, кто нам нужен. Сдается мне, что - узнал я его. Ничего не хочу говорить, но если это тот, о ком я думаю… Может оказаться так, что все ваши труды, все жертвы даже оказались не то, что не напрасными, а очень даже оправданными.
- Оно, конечно, не хотелось бы вспоминать к ночи незабвенный Тридцать Седьмой, но могут же они оказаться сотрудниками иностранных спецслужб? На самом-то деле? Впрочем, я, разумеется, не пытаюсь вас учить и не сомневаюсь в вашем, так сказать, профессионализме во всем, что касается выдвижения версий…
- Слушай, - перебил его Керст, в голосе которого явственно слышались визгливые нотки истерики, - ты что это делаешь, а? Какие спецслужбы? Д-да если бы это не касалось меня лично, я бы эту гэбэшную…
- Петр Карлович!!!
- … сдал бы со всеми потрохами! И со всем говном! Не глядя! С чистой совестью и чувством глубокого удовлетворения!
- Я вас очень хорошо понимаю. Но, к сожалению, дело обстоит таким образом, что спастись мы можем только все вместе. А это, в свою очередь, требует, чтобы обнаруженный заговор был разветвленным, включал в себя самый широкий круг лиц и представлял бы собой крайнюю опасность для дела социализма. А еще - был бы отнюдь не высосанным из пальца а самым, что ни на есть, реальным. Если в этом случае окажется, что мы были первыми, кто раскрыл… Ну, и так далее.
В пустых глазах Гаряева, где властвовала Ночь, и только ледяные ветры несли скудный снежок над покрытыми спекшимся шлаком, обледенелыми равнинами, зажегся слабенький, еле коптящий огонек понимания.
- Ага!
- Так что будет со всех сторон лучше, если уважаемый Дмитрий Геннадьевич прямо сейчас приступит к выяснению, что именно будет соответствовать истине в его будущей версии событий. Потому что обстоятельства наши не таковы, чтобы мы могли позволить себе тратить хотя бы лишнюю минуту. А не ошибается, - он широко развел руками, - только тот, кто ничего не делает. Иной раз ошибки имеют тяжелые последствия… Да и не оши-ибки это вовсе, если по существу, а… - Он пощелкал пальцами.
- Действие непреодолимых внешних обстоятельств. - Керст нехорошо улыбнулся. - Кажется, именно так говорят в штабах Вероятного Противника, когда ему случается особенно жидко обосраться в ходе установления демократии и свободы…
- У противника, - серьезно ответил Гельветов, - не зазорно учиться. Я бы даже сказал, - попросту необходимо.
- Этот ваш, - тяжело дыша и глядя тяжким взглядом из-под бровей, проговорил Гаряев, - он кто? Хоть намекните? Мне правда нужно…
- Если я не ошибаюсь, - Цензор смотрел на него ясными, как у комсорга, глазами, - то вы его должны знать. Простите, что я распорядился без вас, но он должен быть уже на месте…
- В 'потрошилке'?
Гельветов поморщился.
- Я предпочитаю не злоупотреблять профессиональным жаргоном. В некоторых случаях это звучит слишком цинично. Скажем, - на обычном месте. В психотехнической лаборатории.
Генерал-лейтенант тяжело поднялся и, даже не попрощавшись, вышел из кабинета. Гельветов проводил его внимательным взглядом и. едва только закрылась дверь, бесшумно перевернул полированную панель на столе перед собой, так что из недр стола поднялась клавиатура. Скосил взгляд на Керста, легко пробежался пальцами по клавишам, выдвинув точно такую же клавиатуру и ему, а потом одна из панелей стены перед ними превратилась в экран. Гаряев входит в служебный лифт, двери за ним смыкаются, - аккорд Цензора на клавиатуре, - свет в кабине лифта на мгновение тускнеет, потом разгорается до