Если нет с собой фото — не страшно, при сильной личной заинтересованности должно сработать и так. Ты только вспомни его получше, во всех гнусных подробностях…
— Фото есть, — сказал Неживой, доставая сложенную вдвое карточку.
Карточка хранилась во внутреннем кармане пиджака, поближе к сердцу, и датировалась сегодняшним числом. Один из приятелей Неживого, служивший в «наружке», по просьбе майора якобы случайно оказался в холле седьмого этажа. Была схвачена та самая минута, когда полковник Конда выскочил из актового зала, — шея в пунцовых пятнах, харя деформирована паникой… шедевральной красоты картина! А ещё шёпотки вослед — о, эти восхитительные шёпотки: «Конда обосрался!!!» — жаль, жаль, что звуковую дорожку к фотке не присобачишь… Неживой собирался размножить этот фотодокумент и раскидать по сортирам Главка…
— Отлично! Убей гада, — сказал капитан Гаргулия на удивление спокойно.
Экспериментатор хренов.
Казнь
Странное было ощущение. Прежде всего — необычайно приятное. В штанах стало вдруг тесно — все 21 сантиметр интимной плоти враз ожили, мало того, стыдно признаться, случилось кое-что ещё, совсем уж несуразное… Нет, «приятно» — слабое слово… а какое не слабое?
— Оргазм, — подсказал совершенно счастливый Гаргулия. — Ты хоть понимаешь, что — получилось? — Он поперхнулся от избытка воздуха. — Эякуляция была?
— Не твоё дело, — вспыхнул Неживой.
— Чуть-чуть, да? Капелька-другая?
— Пошёл в жопу.
— Ничего-ничего, нормально. Чехол придётся время от времени мыть. Возможно, по нескольку раз в день, когда акции идут одна за другой. Что поделаешь, маленькое неудобство… Надо бы проверить результат. У тебя есть телефонные номера мишени? Домашний, рабочий?
— Мужик в больнице.
— На отделение позвонить… — задумчиво произнёс ФСБшник. — Или — знаешь что? Чёрт с ним, с этим твоим, кто он там такой. Это всё подождёт. Продолжим-ка лучше испытания.
— На ком?
— Да на ком угодно! Выйдем на улицу, выберем новую мишень. Одно дело — враг, к которому испытываешь личные чувства, и совсем другое дело — посторонний человек, с которым даже не знаком.
— У всех на глазах?
— Что — у всех на глазах?
— Суета начнётся, беготня, «скорую» вызовут… и мы — как на сцене. Ты ж сам боялся.
— А мы не здесь. Сядем в автомобиль и отъедем. За результатом понаблюдаем сквозь стекло. Или ты по-прежнему мне не доверяешь?
Не доверял, конечно, с какой стати. Однако в машину сел и позволил отвезти себя на угол Чернышевского и Фурштатской. До Дворца отсюда было — четыре минуты пешим ходом.
Кнопку Неживой спрятал в боковом кармане пиджака, проделав дыру в подкладке и пропустив провода.
«Волга» у Гаргулии была с тонированными стёклами. Сидеть в такой очень комфортно — словно подглядываешь за миром, будучи невидимкой. Капитан азартно выбирал жертву, крутясь на сиденье. Вон того расфуфыренного петуха не хочешь, показывал он пальцем, богему эту, пидора, гниль, пародию на мужчину, само существование которого — оскорбление природе… Или вот, глянь, качок-бычок в спортивном костюме и в золоте, уверенный, что он — центр Вселенной, хотя рождён и откормлен специально на убой и ни для чего иного… Или высокомерная стерва, вылезшая из «BMW» и выговаривающая что-то своему шофёру, которая держит всех мужиков за козлов, — нас с тобой, Виктор Антоныч… Капитан старался попусту. Неживому насрать было на всех этих персонажей, потому что ну какое отношение, к примеру, жлоб в спортивном костюме имел к нему лично? Да никакого. Кого-то гнобит, кого-то прессует… и что? Нормально… А подержанный дядя-хиппи, вырядившийся, как на дефиле? Может, и вправду пидор, может, не пидор… кстати, однажды Виктор имел секс с гермафродитом, и ничего, хорошие воспоминания. Что касается всяческого бабья, то цену этим тварям он и так знал, никаких иллюзий. Увы, не за те ниточки дергал горе-психолог, совсем не за те…
Вместо того, чтобы смотреть, куда указано, Витя внимательно разглядывал самого Гаргулию. И вспоминалась отчего-то фразочка, брошенная этим глистом: дескать, когда тайные знания переводишь на язык обывателя, получается пошлость. Плюс этот, как его… стыд. Ага, пошлость и стыд… Я обыватель, думал майор Неживой. Переводить что-то на мой язык — пачкаться. Вот так, походя, тиснули печать на морду: «Проверено, мозгов нет».
А ещё этот «научник» преспокойно рылся, как свинья, в моей медкарте, думал майор Неживой. Рылся в моих отношениях с бабами. Позволил себе то, что позволено лишь узкому кругу допущенных лиц…
И вернулся гнев, который, собственно, никуда не уходил, всегда был рядом, как верный пёс.
— Погоди ты со своими кандидатами, — сказал Неживой, до времени сдерживаясь. — Твой-то интерес в чём?
Капитан заткнулся. Помолчал, обдумывая ход. Наконец признался:
— Есть настоящая мишень.
Достал пару фоток.
Неживой посмотрел. Мужик как мужик. Незнакомый. На одной карточке — в анфас, на другой — в пол-оборота.
— Кто это?
— Изобретатель.
— Изобретатель чего?
— И секстензора, и нейтрализатора.
— Ах, вот как.
— Он предатель, — жарко прошептал Гаргулия.
— В каком смысле?
— В прямом. Законтачил с англичанами, собирается драпать за кордон… Слушай, майор, надо убирать его как можно скорей. Опытный образец, слава Богу, я успел унёсти, но ведь он, иуда, всё восстановит… для тех, понимаешь? Нельзя допустить!
Он врал так нелепо и так неряшливо, даже бить его было противно. Заплевать бы морду ему смачным ржанием… злость мешала. Злость — она дисциплинирует.
— Стукнул бы своему принципАлу, — сказал Неживой. — Вместо всей этой партизанщины.
— А я и стукнул. Сдуру. Начальник «эмки» оказался в доле… «Эмка» — это Управление «М»… а может, не он один…
— Когда хочешь кончить суку, прям щас?
— А почему нет?.. — Капитан сверкнул глазами, выдав свои чувства. — Ты всё-таки сначала опробуй истребитель на «кукле». Умоляю, Виктор Антонович, поторопись. Решай, кто из прохожих больше нравится… или больше не нравится…
— Мне не нравишься ты.
Неживой, весело скалясь, вытянул из кармана кнопку на проводках.
Гаргулия отшатнулся. Схватился за ручку двери.
— Сидеть, — скомандовал Виктор, взявши мудака за шкирку.
Трясущимися пальцами тот нашёл тумблер от нейтрализатора. Щелк, щёлк! Забыл в панике, что прибор испорчен, что под рубашкой — одна бахрома.
— Не шути так! — визгнул он.
