знает санскрит, хорошо разбирается в индуизме.
— Как же его послать, если он ушел из монастыря? — развел руками ректор.
— То есть как - ушел? - страшно удивился я.
— Очень просто... Вчера он не вернулся от Касолы. Запутали его либералы.
Я стоял пораженный. Новость была столь неожиданной, что я не знал, что и сказать.
— Конечно, может быть, и нецелесообразно посылать тебя в конце учебного года, — продолжал ректор. — Но там, в Индии, на территории Гиманджунгской миссии появился тигр-людоед. Он терроризирует прихожан. Уже растерзал нескольких человек. Всех там охватила паника. Ты хороший стрелок и справишься со зверем. Окажешь миссии большую помощь. Готовься в путь, мой дорогой. Да благословит тебя господь.
Я не знал, радоваться мне или сожалеть, что посылают в миссию. Жаль было расставаться с братством Христофора, стрелковыми соревнованиями. А может, меня посылают вовсе не потому, что я хороший стрелок, а опасаются, как бы я не последовал примеру Сильвио и не бежал на родину?
Но в то же время Индия влекла меня своими тайнами, экзотикой, неизведанной жизнью миссии. Семинария не уйдет, успею ее окончить, не минует меня и посвящение. Лишь бы мне удалось помочь миссии. Сейчас главное - изучить бенгальский язык. Но если ты знаешь несколько языков, нетрудно выучить еще один, если это необходимо...
Я опустился на колени и с волнением воскликнул:
— Благословите, отец мой.
— Мир тебе, - ректор перекрестил меня и поцеловал.
17
Так закончил свой рассказ о жизни в салезианском монастыре в Италии Викторас Заука. Было видно, что воспоминания о годах, проведенных в новициате и семинарии, угнетали его. Хотя ему, сыну рабочего, можно сказать - нищему, казалось, очень повезло. И я сказал:
— На что ты жалуешься? Не так уж тяжело тебе приходилось. Ведь ты многого достиг.
Викторас нахмурил густые поседевшие брови, долго молчал. Потом с горечью сказал:
— Больше всего меня угнетает сознание того, что лучшая часть моей жизни прошла впустую.
— Почему - впустую? Конечно, ты много пережил, однако многому и научился. Если бы не учился, еще не известно, стал бы ты атеистом или нет. Слышал я, что лекции сейчас на антирелигиозные темы читаешь, многим помог покончить с суевериями. Это много, очень много!..
— Может быть, твоя правда, — согласился Викторас. — Но чертовски жаль юности, растраченной в монастырских стенах. А тебе, скажи, разве тяжелее было? Ты ведь тоже был монахом.
— Да, был, но попал к ним с большим трудом. Стучал в двери различных монастырей, писал, ездил, искал протекции. Просителем быть тяжелее, чем приглашенным. Был я и у этих самых салезианцев, но таких мук, как ты, не испытал.
— Разве у вас не было «ангелов-хранителей»? — поинтересовался Викторас.
— Были, но не слишком себя проявляли.
— А группы мучеников?
— О мучениках я лишь от тебя узнал.
— Вот видишь, поэтому тебе трудно меня понять. Ведь монастырь - это подлинная тюрьма, на которую ты сам себя обрек, — с глубокой убежденностью продолжал Заука. — Можно идти на муки, если это имеет смысл. А здесь? Сплошная бессмыслица.
Некоторое время мы молчали.
— А ты не был в Италии? — спросил Викторас.
— Собирался. И если бы поехал туда, то скорее всего пошел бы по твоему пути, — ответил я.
— Жаль, что ты не видел Италию, - огорчился Викторас. -Такая интересная страна.
— Я побывал там совсем недавно. И в Неаполе, и в Генуе, и даже на Сицилии. Там, в Катании, я заглянул к салезианцам.
— И впустили тебя? — поинтересовался Викторас. — Пригласили погостить. Было в самом деле интересно!
— Как они там сейчас живут?
— Как и раньше. У них ремесленное училище, воскресная оратория. Ребят там полно. Забивают .им головы сказками о вечной жизни.
— Ничего другого они и не могут придумать, — махнул рукой Викторас и встал. — Ну, мне пора.
— А об Индии? Когда же ты расскажешь о ней?..
— Как нибудь в другой раз, — пообещал он, посматривая на часы. — Вот внучку должен привести из садика.
— Внучку? - поразился я. - Стало быть, и жена есть?..
— Какой же мужчина без жены!
— Ты что же, привез ее из миссии?..
— Угадал.
— Индуска?
— Расскажу в другой раз. Хорошо? Теперь чаще будем встречаться. Позвони.
— Обязательно!
Часть 2
1
Мы долго не встречались с Викторасом. Все как-то не было подходящего случая. Но однажды я позвонил ему, и мы договорились о встрече. В старый город я пришел несколько раньше назначенного времени. Именно отсюда началась одиссея Виктораса, в которую его втянул миссионер Скелтис.
Я подошел к месту впадения Нерис в Неман, постоял, полюбовался видом, потом побрел дальше. Не заметил и сам, как оказался у костела Витовта. Я вошел в костел. Шла служба, торжественно звучал орган, несколько пожилых людей молились, перебирая четки. Над главным алтарем бросалась в глаза большая картина: Мария возносится на небо, а ее провожает взглядом, став на одно колено, князь Витовт. Он в кольчуге, вид у него весьма достойный. Изображение Витовта в алтаре! Неужто он святой?.. Поразительно! Скорее всего духовенство решило, что его имя укрепит величие церкви. Воистину неисповедимы пути господни. Зато замысел людской понятен.
Я вышел из костела, смотрю, идет Викторас.
— Ты уже здесь? — удивился он.
— Я пришел чуть пораньше и зашел от нечего делать
в костел.
— А ты знаешь, — он на минуту задумался, — уезжая в Италию, мы дали обет Скелтису именно перед изображением Витовта. Он нам объяснил, что Витовт — креститель Литвы, первый литовский миссионер.
— Когда церковникам выгодно, кого угодно сделают святыми, — невольно вырвалось у меня.
— Да, если чувствуют в этом необходимость или пользу, — поддержал меня Викторас. — Так куда же пойдем?
— Может, в какой-нибудь кабачок — в «Гильдию» или «Музу»?