От Альп до Гималаев

нибудь услужить вам?..

Мне давно хотелось посмотреть, как живут индуистские монахи — санньяси. Но ближайший монастырь располагался в труднодоступном месте в джунглях.

— Если вы проводите меня к индуистскому ашраму[35], я буду вам благодарен.

Мусульманин призадумался. Видимо, его пугал трудный путь по джунглям. Но все же он согласился:

— Да поможет нам Аллах!

В назначенный день у миссии вновь появился слон. Он был украшен еще наряднее. Попона расшита серебром, на шее раскачивался позолоченный шар. На слоне сидел одетый во все белое уже знакомый мне мусульманин.

Я с предосторожностями забрался на спину слона. Когда тот поднялся на ноги и пошел, пришлось ухватиться за верев­ки у седла и раскачиваться в такт его ходьбе.

Мы пробирались в джунглях узкой тропой. Казалось, что этот сумрачный коридор из деревьев никогда не кончится. Но вот перед нами открылась поляна. Слон вдруг остановил­ся и, поводя большими ушами, стал пятиться. Неподалеку я увидел двух тигров, играющих с детенышами.

«Ну и влипли», — подумал я. И незаметно достал из кар­мана пистолет. Мусульманин схватил ружье.

— Стреляем! — предложил я.

— Стреляем, — согласился тот. — Только не в зверей, а в воздух. Если мы раним тигров, о Аллах, неизвестно, что тогда случится.

Грянули выстрелы. Взрослые хищники встали, огляде­лись, посмотрели на нас, будто раздумывая, нападать или нет... Мы выстрелили еще раз. Семейство тигров медленно направилось в чащу джунглей. Тогда тронулись и мы.

От страха я даже вспотел.

— О Аллах! — облегченно вздохнул мой спутник. Джунгли вроде бы поредели. Сквозь кроны деревьев

все чаще пробивались солнечные лучи. Вскоре мы достигли ашрама, высеченного в базальтовых скалах. Высокая ка­менная стена, воротца с козырьком. Когда мы приблизились, калитка открылась и вышел монах в оранжевом одеянии. Его голова была обрита, только на макушке оставлен пучок волос. На ногах — деревянные сандалии. Стоя в проходе, он поклонился нам.

Мы слезли со слона, подошли к нему и поздоровались.

Он ответил на наше приветствие, приложил ко лбу сло­женные лодочкой ладони, низко поклонился и спросил:

— Какие дела привели вас к нам?..

— Мы хотели бы познакомиться с санньяси.

— Вы христианин, поэтому милости просим. А вот тот мусульманин, ему нельзя.

Он потянул за висящий у калитки шнурок. Где-то в отдалении звякнул колокольчик. Пришел второй точно так же одетый монах, поклонился и пригласил меня пройти во двор.

Во дворе я увидел висящих на суках деревьев вниз го­ловою обнаженных мужчин. От неожиданности я даже вздрог­нул. Сделав еще несколько шагов, я чуть было не наступил на чью-то голову: несколько монахов по шею были зарыты в землю, другие лежали на острых колючках. Мне стало как-то не по себе.

Монах ввел меня в ашрам. Везде узенькие коридоры, площадки с колоннами, ниши, в которых стояли различные фигурки индуистских богов. Многие из них были размале­ваны красной, синей или желтой краской, осыпаны пеплом сандалового дерева или обмазаны коровьим навозом.

Мы зашли в столярную мастерскую. Здесь изготовляли оконные рамы, вырезали фигурки святых. Когда мы вошли, работающие здесь монахи даже не подняли глаз, будто и не видели нас.

Затем меня ввели в зал, где монахи сидели на полу, рас­крыв толстые книги, и читали с застывшими лицами. Они также не проявили никакого интереса, когда мы входили и уходили. Казалось, что для них существует только то, что написано в книгах. Как пояснил сопровождающий, они изу­чали небесные светила, космическую энергию, силы природы и их влияние на духовную жизнь человека.

Гораздо интереснее было в большом зале, где множество санньяси сидели в позе лотоса. Все они смотрели на кончик своего носа и непрерывно шептали священное слово: «Рам, рам, рам...»

— Наша главная цель — научиться управлять своими чув­ствами, — пояснил сопровождающий. — Иначе никогда не достигнешь слияния с богом.

— А что для этого нужно?

— Необходимо овладеть восемью ступенями йоганги. Первая — яма, запрещает лгать, воровать, владеть имуще­ством, общаться с женщинами; вторая — нияма — требует стать аскетом, исполнять все обряды индуизма, изучать Веды; третья ступень — асана — умение принимать различные позы; четвертая — пранаяма — умение управлять своим ды­ханием; пятая — пратьядхара — контроль над своими ощу­ щениями; шестая - дхарана - управление своим внимани­ем; седьмая — дхьяна — постоянные размышления об исти­нах, содержащихся в благородных Ведах; и, наконец, вось­мая ступень, или самадхи, требует везде и всегда пребывать в покое, полностью погрузившись в себя.

— И все санньяси достигают этой цели?

— Нет. Многие не выдерживают испытаний и возвраща­ются к мирской жизни. Иногда умирают. Так случилось с мис­сионером из Литвы Габриелем Ленткаускасом, который очутился здесь после того, как мусульмане сожгли Мадурскую миссию. Ленткаускас, пробираясь через джунгли, обна­ружил этот ашрам и захотел жить с нами. Но он не был под­готовлен к таким испытаниям.

«Вечный покой даруй ему, господи», — я перекрестился и, молча сотворив молитву за упокой его души, продолжал интересоваться:

— Скажите, а что влечет индусов в ашрам?

— Мокша — спасение.

— На какие средства существуют ашрамы?

— Во-первых, за счет имущества вступающих в коммуну и от подаяний. Среди нас ведь есть садху[36], — подчеркнул монах. — А садху — это частица богов!

— А я мог бы увидеть садху?

— Они живут отшельниками в скальных пещерах, — от­ветил монах.

Он повел меня в трапезную. У стен продолговатого поме­щения были разложены циновки. Санньяси собирались молча, словно тени. Затем уселись друг против друга и погрузились в медитации. Неподалеку от них уселись и мы. Обслуживаю­щий монах положил перед каждым на пол лист бетеля. Затем принес миску риса и стал раскладывать его по горсточке на листья.

Санньяси принимали листья как нечто священное и от­ворачивались к стене. Молча, о чем-то размышляя, они мед­ленно брали щепотку риса тремя пальцами и клали в рот, не касаясь губ.

Хотя я и проголодался, но есть не мог. Очень уж подо­зрительно пахла приправа.

Но если отказаться от еды, обидишь монахов. К счастью, все они отвернулись. Я тоже повернулся лицом в угол, вынул из кармана платок и вытряс в него рис.

После обеда сопровождающий, узнав, что Ленткаускас — мой соотечественник, стал еще больше его расхваливать. Он призывал меня последовать примеру миссионера, остаться в ашраме, где я смог бы обрести истинное слияние с богом. Я поблагодарил за приглашение, пообещал подумать и про­стился, положив, как и он мне, руку на его плечо.

Мне не терпелось увидеть садху. И, усевшись на слона, мы двинулись в сторону гималайских предгорий. Местность стала холмистой. Между редкими деревьями проступали большие потрескавшиеся скалы с множеством пещер. Мы остановились. Слона оставили пастись, а сами направились искать садху.

Одного из них мы застали в нижней пещере. Я поразил­ся, каким изможденным и высушенным был этот отшель­ник, — кожа да кости. Он не обратил на нас никакого внима­ния, погрузившись в медитации.

Я попытался заговорить с садху. Одел на его шею четки из ароматного сандалового дерева. Но он