Рабство было неизбежным и закономерным способом производства того времени. Как ребенок испытывает жесткие узы властного диктата со стороны родителей, так и общество в период «детства» проходит эту фазу развития. Эллинская мысль до IV в. до н.э. считала рабство необходимым общественным институтом. Ксенофонт полагал, что наилучшим средством для процветания афинского полиса и граждан стала бы возможность каждого из них иметь трех рабов. Идеал раба в изображении Еврипида – это лишенный индивидуальных черт слуга, всецело преданный своему господину. Аристофан, предлагавший осуществить радикальную реформу, тем не менее не видел иного пути как возложить труд земледельца на рабов. Совершенно необходимым счел рабство и Аристотель, говоря в «Политике»: «Если бы каждое орудие могло выполнить свойственную ему работу само, по данному ему приказанию или даже его предвосхищая, и уподоблялось бы статуям Дедала или треножникам Гефеста, о которых поэт говорит, что они сами собой входили в собрание богов; если бы ткацкие челноки сами ткали, а плектры сами играли на кифаре, тогда и зодчие не нуждались бы в работниках, а господам не нужны были бы рабы». И далее он высказывается в том духе, что раб «всецело принадлежит» своему господину.
Суть дела не меняет то, что обычной формой рабовладения в Афинах и иных полисах была такая, когда свободный грек пользовался плодами труда малых групп рабов (5—7 человек). Встречались, разумеется, и рабовладельцы, подобные Аттику, во владении которых были образованные люди и искусные ремесленники, которых он воспитал и обучил у себя дома. Так же поступал римлянин Красс, сам присутствоваший при их обучении и образовании, ибо был твердо убежден, что обязанность господина – их воспитание «в качестве живых орудий хозяйства». Тем не менее жизнь большинства рабов была незавидна. Греческая литература дает множество образов и сцен, описывающих их жизнь, быт, нравы, равно как и нравы их господ. О жизни рабов пишет Менандр, говоря: если рассуждать по справедливости, «все честные должны быть полноправными, а низкие – рабами и ублюдками». Герод показал тяжкую участь рабов, выступающих в роли лиц без речей. В «Жертвоприношении Асклепию» сварливая госпожа обрушивается на рабыню с несправедливыми упреками и угрозами. Башмачник Кердон, безмерно льстя дамам из высшего круга, кричит на раба Дримила, грозя отправить его на мельницу, приказав отколотить жестоко. В миме «Ревнивица» богатая, грубая, взбалмошная Биттина, не стесняясь в выражениях, выговаривает рабу-любовнику за ухаживания на стороне:
В бурную эпоху эллинизма рабская тема звучит в литературе и искусстве. В позднеантичных романах, о которых нам не так много известно, нередки сюжеты, где героев и героинь обращают в рабство с последующим их освобождением. В многочисленных греческих рельефах, в произведениях стенной живописи, мозаике, статуэтках можно видеть рабов и представителей низов – бедняков (земледельцев, раболовов, рыбаков). Всем известна пергамская группа «Галл, убивающий жену и себя». Он делает это с одной целью – избавить себя и жену от плена и неизбежного рабства. Эта группа, как и статуя «Умирающий галл», находящиеся в римских музеях, вдохновят Байрона на строфы песни в «Паломничестве Чайльд-Гарольда», а затем и Лермонтова, написавшего стих «Ликует буйный Рим». Хотя в последнем случае поэт ошибся, приняв воина за гладиатора, суть реакции общества очевидна. «Эта скульптура, – отмечал В. Блаватский, – не только дань уважения к свободолюбивому врагу-варвару, в ней звучат и другие ноты. Это – знамение того времени, когда передовые умы уже не могли безучастно взирать на тяжелую участь рабов». Оценка института рабства в Греции не может измениться от наличия среди рабовладельцев «добрых хозяев», от случаев кормления детей рабов грудью матрон, и даже высокого общественного положения иных из вчерашних рабов. Хотя известны исключения. Так, римский раб и вольноотпущенник Паллант стал министром финансов императора Клавдия, а потом и любовником у императрицы Агриппины. Эти случаи типичны. Ведь и у нас был одно время министр финансов – раб (правда, раб стран Запада).
Так давайте спросим себя: «А был ли действительно свободен даже гражданин, считавшийся свободным?» При объективном и тщательном анализе положения мы увидим, что полис имел почти абсолютную власть над гражданами. Те во всем или почти во всем беспрекословно подчинялись полису, принадлежа ему как часть целого. Фюстель де Куланж в «Античном городе» говорил, что у человека древнего мира «не оставалось ничего, в чем бы он был независим». Даже его богатство всегда находилось в распоряжении государства. Если полис нуждался в деньгах, он запросто мог заставить кредиторов отдать розданные ими в долг деньги, взыскав их с заимодавцев. Полис мог приказать женщинам отдать все их драгоценности, а владельцам оливковых рощ передать бесплатно урожай. Даже тело гражданина принадлежало государству. Мы уже сказали, что греки не дозволяли жить любому, как ему заблагорассудится! В Спарте строго наказывали не только закоренелых холостяков, но и тех, кто женился поздно, засиживаясь в холостяках. Государство могло предписывать кому труд, а кому и «праздность». Контроль распространялся и на так называемые мелочи (в Локрах закон запрещал мужчинам пить чистое вино, а по-нашему водку, ибо греки обычно пили даже вино разбавленным водой; в Милете и Марселе всем женщинам запрещалось даже прикасаться к вину). Закон регламентировал виды одежды, головные уборы, наряды дам, ношение усов или бороды и прочее. Как видите, даже в классических государствах демократии нет и никогда не было даже частицы той анархии, которую одно время все мы могли наблюдать в России. В греции было иначе. Там везде, на любого человека (будь он даже сам правитель или богатейший гражданин), можно было «надеть узду».
Однако, видимо, узды той было все же недостаточно или она была не прочной. В конце концов античное государство исчерпало свой потенциал, став жертвой роскоши, разврата, рабства, бесчисленных пороков, противоречий. Греция шла к системному кризису, к глобальной катастрофе. Процесс стал особенно заметен с конца V века до н.э. Все стремительно покатилось вниз особенно в ходе Пелопоннесской войны. Та сломала мирную трудовую жизнь ремесленника и крестьянина. Следует подчеркнуть, что политическим условием для краха Эллады стало наступление господства так называемой «радикальной демократии». Это была власть безземельных купцов или охлоса. Она установилась в эпоху после Перикла и господствовала до Никиева мира. Господство военных, моряков и дельцов неизбежно вело страну в сторону агрессии. Эти группы населения были заинтересованы в грабеже, в продолжении войн, в расширении территорий. Итогом сей политики стало расстройство хозяйств, рост задолженности и безработицы, растущая конкуренция со стороны крупных землевладельцев. Разорялся средний класс, а на нем держалась демократия народа Афин и Спарты. В Спарте возникла олигархическая верхушка (такие, как богач Евкрил). В ее руках были огромные богатства, получаемые в итоге грабежей, войн, захватов и субсидий из-за границы (персов). Именно враги греков персы и богатые эллинские города Малой Азии снабжали деньгами олигархов Спарты. Ситуация, как мы видим, в главном, даже в деталях напоминает крах иной, Северной Эллады.
Итоги такой политики имели ужасные последствия. Потерявшие землю и работу люди стали искать средств к существованию. Приходилось идти в наемники, во всевозможные армии царьков и тиранов. Следствием безработицы и потери нормальных источников существования стало массовое наемничество. Начиная с похода Кира Младшего греки участвуют как наемники во всех войнах в районе Восточного Средиземноморья. Полководцы открыто выступали в роли наемников и слуг, делая бизнес на крови соотечественников, продавая себя на службу кому угодно (от Рима до египтян, персов и тех же греков), кто больше заплатит. Хоть дьяволу! Их имена известны – Хабрий, Пфикрат, Тимофей. Чудовищен сам по себе факт борьбы Афин против греков в последние годы. Хуже всего, что и недавние работники вошли во вкус службы наемника, стали презирать нормальный труд. Тем более что и условий для этого уже почти не было. Военная служба могла принести хотя бы быстрое обогащение (а нередко и мученическую смерть). Спартанский полководец царь Агесилай умер на пути в Египет, где он предводительствовал наемным войском на службе у египтян (IV в. до н.э.). Крестьянство полисов массами уезжало из родных мест, бежало на Восток. Почему на Восток? А почему граждане бывшей страны Советов вынуждены при «демократах»
