13 1/2 жизней капитана по имени Синий Медведь

Это случилось, наверное, впервые за всю историю существования миражей в пустыне — Фата Моргана прилипла к расплавленному песку. И вряд ли кому-то еще, кроме нас, когда-либо довелось слышать звуки, которые она при этом издавала. В звуках этих, по правде говоря, не было ничего привлекательного. Словно кофе убежал через край кофеварки и запузырился на раскаленном железе плиты: все бурлило и шипело, кипело и чавкало, булькало и хлюпало, а сам город скрежетал так, словно разваливался по кирпичику. Время от времени оглушительным выстрелом лопался какой-нибудь огромный пузырь.

Город отчаянно сопротивлялся, то и дело приподнимаясь на один-два сантиметра, но потом вязкая масса снова притягивала его назад. Наконец все звуки, до самого тонкого писка, утихли, Анагром Атаф покорно опустился на землю и с глухим, гулким «уф-ф!», от которого содрогнулось все кругом, окончательно склеился с сахарным сиропом. Город намертво прилип к песку пустыни.

Мы поймали Анагром Атаф!

Мы вовсе не выглядели бандой бесстрашных головорезов, когда входили в завоеванный город. В гробовой тишине, нервно кося глазами по сторонам, мы осторожно крались по улицам, пробираясь все глубже, в самое сердце города.

Никому из нас прежде не доводилось поймать мираж, не говоря уже о том, чтобы войти в него. Кто жил в этом городе? Люди? Чудовища? Духи? Привидения? Были его обитатели добрыми или злыми? Пока мы видели только маленькие, низенькие побеленные домики, чистенькие и аккуратные. В некоторых окнах сушилось белье, но нигде не было видно ни души: ни кошки, ни уличного попрошайки, которых так много в обычных южных городах.

Наконец мы вышли на центральную площадь, выглядевшую так, словно в разгар рыночного дня с нее вдруг исчезли все продавцы и покупатели, остались лишь прилавки со свежими фруктами и овощами, колбасой и яйцами, пряностями и хлебом. Огромные корзины были доверху наполнены спелыми красными яблоками и толстыми арбузами. Сыр, ветчина, сушеные бобы, кукуруза, мешки с зерном и мукой, рис и лапша.

Голод. После долгого времени, проведенного в пустыне на одних чудны?х грибах, я набросился на все эти яства, как голодный удав. Почти не жуя, я запихивал в рот целиком бананы, сыр и горсти ягод. Но чувство голода, как ни странно, не уменьшилось. Тогда я съел веточку винограда, заглотил полбуханки хлеба, два яблока и кукурузную лепешку с сыром — и остался голодным. Я отрезал себе добрый ломоть ветчины, заел его двумя бананами, грушей, потом скушал колечко копченой колбасы, горстку инжира, полдыни и сдобную булочку. Я выпил четыре сырых яйца, уплотнив их куском пирога с изюмом и медом, подкрепился еще раз ветчиной, хлебом с отрубями, потом угостился целой палочкой салями и еще какими-то похожими на печенье пирожками с мармеладной начинкой, добавил к ним тарелку кускуса с изюмом и еще липкий шарик, обсыпанный сахарной пудрой вперемешку с корицей. В животе было по-прежнему пусто. Кто-то протянул мне чудно?й гриб. Откусив от него раз-другой, я почувствовал себя гораздо лучше.

Мы систематически прочесали весь город, улицу за улицей, дом за домом, комнату за комнатой. Повсюду находились признаки жизни: недоеденная еда на столе, теплящаяся зола в печи, кастрюльки с супом, кипящим на плите, — но нигде ни единой живой души. Все остальное было безупречно: чистенькие улочки, свежевыбеленные стены домов, приятная прохлада узких переулков, мягкие, удобные постели и еще множество других полезных вещей, кажущихся невообразимой роскошью существу, привыкшему ночевать под открытым небом на голом песке пустыни.

Поскольку в течение нескольких часов самых тщательных поисков мы не нашли в городе ни одного живого существа, я торжественно объявил Анагром Атаф официальной собственностью племени. Первым делом было решено поделить между собой дома. Еще до захода солнца город был заселен и кипел новой жизнью. Вечером мы устроили небольшой праздник, на котором и чудичи наконец согласились отведать разнообразных яств, но странное дело — ни они, ни я снова не испытали от еды ни сытости, ни удовлетворения, так что нам не осталось ничего другого, как снова вернуться к чудны?м грибам.

На следующее утро я прошелся по городу и проверил еще несколько оставшихся пустыми домов. В одном пахло свежеиспеченными пирогами, а стол был накрыт к завтраку. Заглянув в спальню, я услышал за спиной приглушенный шепот, мигом обернулся, но никого не обнаружил. В некотором смятении я снова вышел на улицу и направился к рыночной площади, где накануне мы устроили наше разгульное пиршество. Чудичи все еще мирно спали в своих постелях (почти все из них первый раз в своей жизни), над городом висел прозрачный утренний туман, который в скором времени должно было выпарить бесцеремонное южное солнце. Я не сомневался, что вчера вечером мы не оставили на площади ничего съестного, но сегодня корзины снова ломились, на прилавках лежала нетронутая свежая ветчина, словно ночью здесь побывали волшебники с чудесной скатертью-самобранкой.

Я съел яблоко и остался голодным.

Чудичи медленно привыкали к городской жизни, но, надо отдать им должное, они старались изо всех сил. Некоторые по ночам бродили во сне, так как им не хватало изнурительных дневных переходов. Иные и вовсе производили самое жалкое впечатление. Раньше им не приходилось задумываться над тем, как убить время, они просто шли вперед, в этом заключался смысл всей их жизни. Теперь они наконец достигли цели, но определенно не знали, что с этим делать.

Навыки городской жизни. Как «избранный», поймавший Анагром Атаф, я чувствовал себя обязанным привить чудичам основные навыки оседлой жизни. С этой целью мною были организованы специальные курсы, на которых я обучал моих кочевых друзей жить на одном месте, что оказалось совсем не просто, принимая во внимание, что все они прежде только и делали, что кочевали с места на место. Сначала я показал чудичам, как нужно сидеть на стуле. Мы расставили на площади несколько стульев, на которых можно было тренироваться. Упражнения эти давались им тяжело, некоторые садились мимо стула, другие вместе со стулом опрокидывались на землю, третьи забирались на сиденье с ногами и потом долго не могли оттуда слезть. В результате стулья стали внушать им панический ужас. Почти то же самое произошло и с кроватями. Чудичи никак не могли научиться вечером ложиться в постель. Матрасы казались им слишком мягкими. Некоторые набивали перины обычным песком, другие ложились спать на голый пол рядом с кроватью или под ней.

Даже самые простейшие навыки, такие как использование двери при входе в дом, были для них в диковинку. Многие предпочитали входить в дом через окно, потому что не могли разобраться с замком, они то запирались в доме и не могли открыть дверь, то теряли ключ. Поэтому большинство предпочитали жить на улице. Домашний уют навсегда остался для них непонятной обременительной роскошью.

Мне как «избранному» приходилось разбираться со всеми проблемами и отвечать на массу вопросов. Как застелить постель? Как развести огонь в печи? Для чего нужен шкаф? Что делать с метлой, столом, вилкой и ложкой? Как открыть окно? Для чего нужна лестница? Вещи, которые любому оседлому существу кажутся вполне естественными, у чудичей вызывали только недоумение. Как надо жить в городе? Зачем надо жить в городе? Вопросы, вопросы, вопросы.

Странности. Труднее всего оказалось, однако, приспособиться к нестабильности города-миража. Неспроста профессор Филинчик назвал Анагром Атаф условно-стабильной Фата Морганой: любая часть города могла вдруг ни с того ни с сего исчезнуть, а потом снова появиться в самый неожиданный момент. Любой из предметов мог раствориться в воздухе, целые дома исчезали без следа. На следующий день вещи снова возвращались на прежнее место как ни в чем не бывало, каменные стены вырастали на том самом месте, откуда накануне исчезли. Иногда пропадали целые районы, но на следующее утро снова были тут как тут. Одним словом, жизнь в Анагром Атаф была в высшей степени непредсказуемой. Можно было, к примеру, сесть на стул и больно удариться oб пол, провалившись