бездарь.
Вот, например, вчера она обвинила его в том, что он приносит неудачу, и сказала, что если бы Мадонна встречалась с таким парнем, она бы так и осталась Вероникой Луизой Чикконе. А еще сообщила, будто все в Риччоне говорили, что игра на гитаре — отмазка, а на самом деле он умеет только всякую второсортную дурь толкать. И в довершение всего — последний штрих — она заявила, что «Джипси Кингс» — пидорасы.
«Хватит. Брошу ее».
Он должен.
Ничего, не помрет. Переживет. И наркоманы без дозы выживают. Ты катаешься по полу, воешь как зверь, думаешь, что сдохнешь, а потом все проходит, и ты чист.
Смерть Антуана хотя бы помогла ему одуматься.
Он должен ее бросить. И сказать ей об этом холодно, отстраненно, как сильный мужчина, но с разбитым сердцем. Как Роберт де Ниро в «Стенли и Айрис», когда он отпускает Джейн Фонду.
Да, и больше ничего.
Он вернулся домой. Эрика смотрела аниме «Люпен III» и ела бутерброд с сыром.
— Ты можешь выключить телевизор?
Эрика выключила телевизор.
Грациано сел, прокашлялся и начал:
— Мне нужно кое-что тебе сказать. Думаю, пришло время расстаться. Мы оба это знаем. Пора. — Эрика посмотрела на него. Грациано продолжал: — С меня хватит. Я так надеялся, что у нас получится. По- настоящему. Но довольно уже. У меня не осталось ни гроша. Мы каждый день ругаемся. И в Риме я больше не могу оставаться. Мне тут противно, он на меня давит. Я как чайка, без перелетов я умру. Я се…
— Но чайки не перелетные.
— Молодец. Как ласточки, блин, так тебя устроит? Я сейчас должен быть на Ямайке. Завтра отправлюсь в Искьяно. Наскребу немного денег и уеду. И мы больше не увидимся. Мне жаль, что так…
На этом речь в духе Де Ниро закончилась.
Эрика сидела молча.
Что это приключилось с Грациано?
Какой странный у него голос. Обычно закатывает сцены, орет, бесится. А сейчас — равнодушный, спокойный. Как какой-то американский актер. Наверное, его огорчила смерть Антуана.
Что будет, если он уйдет?
Это же кошмар.
Будущее представлялось Эрике исключительно мрачным. Она даже не могла себе представить будущего без него. И так жизнь поганая, а без Грациано она станет совсем дерьмовой. Кто заплатит за квартиру? Кто сходит в магазин за жареным цыпленком? Кто заплатит за курс сценической речи?
К тому же она уже не так уверена, что у нее получится. Похоже, что все говорило о том, что для нее тут места нет. С тех пор как она в Риме, у нее было бессчетное количество проб и все неудачные. Может, Грациано прав? Телевидение не для нее. У нее нет способностей.
Слезы начали подступать к глазам.
Без денег ей придется вернуться в Кастелло Тезино, а чем возвращаться в этот холодный город, к родителям, которые там остались, лучше пойти на панель.
Она попробовала проглотить кусок бутерброда, но он показался на вкус горьким как желчь.
— Ты серьезно?
— Да.
— Ты хочешь уйти?
— Да.
— А мне что делать?
— Не знаю, что тебе и сказать.
Молчание.
— Ты уже решил?
— Да.
— Точно?
— Да.
И Эрика заплакала. Тихо-тихо. Не вынимая бутерброд изо рта. От слез потекла тушь.
Грациано играл с зажигалкой. Зажигал и гасил.
— Мне жаль. Но так будет лучше. У нас останутся хотя бы хорошие воспоми…
— Я… я хо… хочу с то… с тобой, — всхлипнула Эрика.
— Что?
— Хо… Хочу поехать с тобой.
— Куда?
— В Искьяно.
— Зачем ты туда поедешь? Ты же говорила, что тебе это не надо.
— Я хочу познакомиться с твоей мамой.
— Хочешь познакомиться с моей матерью? — повторил Грациано как попугай.
— Да, хочу познакомиться с Джиной. А потом мы поедем отдохнуть на Ямайку.
Грациано не ответил.
— Ты не хочешь, чтобы я с тобой поехала?
— Нет, лучше не надо.
— Грациано, не бросай меня. Пожалуйста! — Она схватила его за руку.
— Так будет лучше… Ты сама это знаешь… А теперь…
— Ты не бросишь меня одну в Риме, Граци?
У Грациано внутри все опустилось. Чего она еще от него хочет?
Она не может так себя вести. Это неправильно. Теперь она хочет ехать с ним.
— Грациано, иди сюда, — сказала Эрика грустно-грустно.
Грациано поднялся, сел рядом с ней. Она стала целовать его руки, прижалась к нему Плача, уткнулась лицом ему в грудь.
В животе у Грациано что-то зашевелилось, словно змея, вышедшая из анабиоза. И ком в горле пропал, стало легче дышать.
Он обнял ее.
Она сотрясалась от рыданий.
— Про… сти… ме… ня. Про… сти… ме… ня.
Она была такая крохотная, беззащитная. Как маленькая девочка. Самая прекрасная девочка в мире. Его девочка.
— Ладно. Хорошо. Мы уедем из этого проклятого города. Я тебя не брошу. Не бойся. Ты уедешь со мной.
— Да-а-а, Грациано, увези меня.
Они поцеловались, ощущая соленый привкус слез. Он вытер растекшуюся тушь ее кофточкой.
— Ладно, завтра же уедем. Но мне надо позвонить матери. Чтобы она приготовила нам комнату.
Эрика улыбнулась.
— Идет. — Потом нахмурилась. — Уедем… Но только послезавтра. Черт, мне же нужно кое-что сделать.
Грациано мгновенно насторожился:
— Что?
— У меня пробы.
— Эрика, ты опять…
— Погоди! Послушай. Я обещала моему агенту туда сходить. Ему нужно, чтобы девушки из его агентства проходили пробы. Режиссер уже знает, кого возьмет, она его знакомая, но так все будет как будто по-настоящему. Обычная мерзость.
