специальную батарею сроком действия на 3–4 года. Аппаратура была так спрятана, что ее никто не смог бы найти, разве что, если бы сняли столешницу и распилили напополам. Затем стол вернулся в Бельгию и присоединился к остальной поставке мебели в Сирию.
Моссад все еще ждет, что стол «заговорит». В близлежащих зданиях толкутся шпионы с подслушивающими устройствами, но пока они ничего не смогли перехватить. Было бы прекрасно, если бы стол сработал. Но, может быть, он стоит в подземном штабном бункере в Дамаске. Русские построили там несколько бункеров, защищенных от прослушивания. Но если они нашли аппаратуру, то наверняка воспользовались столом.
А в прочем моя работа в отделе была довольно монотонной. Я вел досье, следил за выполнением графиков. Но, прежде всего — я прикрывал боссов, когда им звонили жены. Я отвечал, что они на спецзадании.
Как и все остальные, я тоже трудился в борделе.
Глава 7
Парик
Наступило 27 октября 1984 года. Мои коллеги и я закончили стажировку «младших катса» в штаб- квартире. Теперь мы возвращались в Академию для прохождения курса офицеров оперативной разведслужбы. На этот раз мы работали в большой аудитории на втором этаже Академии. Исходная группа из 15 человек уменьшилась до 12, но затем ее дополнили еще три человека, оставшихся с прошлых курсов. Эти три новых коллеги были Одед Л., Пинхас М. и Йегаль А.
Это были не все перемены. Аралех Шерф ушел с поста директора Академии, возглавив отдел «Цафририм» («Утренний бриз»). Его сменил Дан Арбель, бывший руководитель парижской резидентуры, а позднее один из участников печально известной операции в Лиллехаммере — именно тот человек, который во всем тогда сознался местной норвежской полиции. Шаи Каули был все еще тут, но Орена Риффа перевели в секретариат шефа Моссад. Новым куратором курса стал Итцик Э. (см. пролог «Операция „Сфинкс“). Итцик тоже не мог бы похвастаться сверхуспешной карьерой. Он был одним из двух разведчиков, разговор которых на иврите подслушали люди „Черного сентября“, когда те в парижском аэропорту Орли провожали на самолет до Рима важного израильского агента.
Арбель, невысокий, седой и застенчивый мужчина в очках, не излучал доверия и не нуждался в нем. Итцик напротив производил впечатление способного, опытного в «полевой работе» «катса», который однажды поработал и в Париже на должности второго резидента. Он прекрасно говорил по-французски, по-английски и по-гречески. У Итцика сразу возникла симпатия к Мишелю М., который родился во Франции. Оба постоянно разговаривали между собой по-французски и вскоре сблизились, что только усилило нашу уже существовавшую антипатию к Мишелю. Мишель раньше был членом нашей компании, но позднее мы разошлись. В основном из-за того, что он пользовался французским языком, чтобы подлизаться к Итцику, при этом очерняя других и меня.
Так что Мишеля уже не было в кругу моих друзей, но в нем остались Хайм и Йоси. Мы стали настоящим тайным обществом заговорщиков. Нам казалось, что мы познали все секреты игры. Теперь мы полагали, что настало время понять суть разведывательного ремесла. Мы считали, что до этого мы познакомились с искусством добывания информации на нижнем уровне, а теперь узнаем последние трюки и тонкости.
Первым занятием был показ экспертами по безопасности Нахаманом Лави и Талем очередного творения киностудии Моссад. Фильм назывался «Лишь один маленький гвоздь». Он описывал известную во множестве вариациях старую историю об армии, проигравшей войну, потому что в подкове коня главнокомандующего не было гвоздя. Мораль истории: нет маловажных деталей, одна непроверенная мелочь может привести к краху целую операцию. Фильм входил в четырехчасовую программу, включавшую, в частности, лекцию об обеспечении безопасности появления на встрече с агентом, об общей безопасности и проверке надежности.
Затем мы провели один час с Ури Динуром, нашим новым инструктором по НАКА. За ним последовал большой курс международных коммерческих взаимоотношений: как управляют предприятием, как проходят поставки по почтовым заказам, все о структурах менеджмента, об отношениях между руководством фирмы и акционерами, об обязанностях председателя наблюдательного совета, о работе биржи, о составлении договоров с иностранными предприятиями, о принятых при транспортировке грузов условиях поставки вроде COD или FOB. То есть, обо всем, что пригодится нам, чтобы правильно разбираться в деятельности предприятия, которым будем пользоваться в качестве «легенды» в нашей работе. Занятия по этому предмету «Управление предприятием» длились на протяжении всего нашего последнего курса — не менее двух часов в неделю, с многочисленными контрольными и письменными работами.
В то же время Итцик начал проводить новые занятия, на которых мы учились до последней детали правильно инструктировать агента. На особом занятии нам продемонстрировали, как следует ликвидировать, т. е. убить, агента, который вышел из-под контроля, если мы не можем быть уверены, что в этом вопросе нам поможет «Метсада», выслав группу киллеров подотдела «Кидон». Нас разделили на три команды по пять человек. Каждой команде был назначен «субъект», о котором ей следовало собрать данные и разработать план по его ликвидации.
Моей команде для сбора информации понадобилось три дня. Единственным регулярным действием нашего «субъекта» было то, что он ежедневно ровно в 17.30 покупал в одной лавке две пачки сигарет, по нему можно было проверять часы. И это было однозначно самое лучшее место, чтобы его перехватить. У нас был водитель, а я с другим парнем уселся на заднее сидение машины. Когда я позвонил агенту, он узнал своего «катса» и без возражений сел к нам на заднее сидение. Мы вывезли его в одно место за городом, обезвредив с помощью эфирной маски. Конечно, все это были лишь учения.
Следующей частью урока было научиться выдавать убийство за несчастный случай. Для этого мы спрятали автомобиль в лесу рядом с оврагом, чтобы посадить туда нашего человека без сознания, затем через скрученную в трубку газету влили ему в род водку (она хорошо горит). Мы подождали, пока водка попадет в кровь (на случай экспертизы), посадили за руль, выплеснули остаток водки на сидение, положили рядом с ним зажигалку и окурок. Они должны были сыграть роль «причины» пожара. А затем следовало поджечь машину и столкнуть ее в овраг.
Одна из двух других наших групп выяснила, что «ее» человек каждый вечер любит посещать один клуб. Они провели операцию самым прямым образом: подошли к нему возле клуба, подождали, пока на улице никого не будет, и «выстрелили» в него пятью патронами. Затем сели в машину и просто уехали.
Мы также научились постоянно совершенствовать нашу маскировку, обращаться с разными паспортами. Может быть так, что мы идем по улице с одним паспортом, нас арестовывают. На допросе мы совершенно надежно доказываем нашу «легенду», потом «бодель» снабжает нас новым паспортом. Если после этого нас снова арестуют полицейские, мы должны быть в состоянии точно так же безупречно убедить их в правильности нашей новой «легенды».
Мы также выучили многое о «Цафририм» и сети, которую в качестве защитной стены строят евреи по всему миру. Но я просто не мог принять концепцию создания групп еврейской «гражданской самообороны». Я придерживался мнения, что такие группы, в которых даже дети учатся устраивать тайники для хранения оружия, чтобы защищать свои синагоги, могут только повредить, а не помочь евреям в такой, к примеру, стране, как Великобритания. Я возразил, что группа людей, даже если ее дискриминируют и пытаются искоренить (как это происходило с евреями), все же не имеет права нарушать законы в демократических странах. Я, возможно, еще мог бы представить что-то подобное в Чили или в Аргентине того времени, или в похожих странах, где людей хватают прямо на улицах, но не в Англии, Франции или Бельгии.
Факт существования антисемитских групп, реальных или воображаемых, все-таки не может служить оправданием такому противозаконному поведению. Ведь если посмотреть на сам Израиль, то мы найдем там немало антипалестинских групп. Разрешим ли мы на этом основании палестинцам устраивать склады оружия и создавать отряды гражданской самообороны? Или назовем их за это террористами?
Конечно, подобные дискуссии считались в Моссад неуместными, особенно после ссылок на Холокост.
