столько времени — он находится в каком-то месте заключения под охраной пакистанцев. Или даже китайцев. Они держат его как козырь, которым можно козырнуть в удачный момент. Но эта не самая худшая возможность.
— Куда уж хуже… — негромко сказал советник по вопросам национальной безопасности.
— Есть куда хуже. Еще хуже — если пакистанские спецслужбы давно нашли и убили Коленвала. Специалисты в Форт Миде уже частично вскрыли жесткие диски, которые мы забрали в Абботабаде. Информации достаточно для того, чтобы, по крайней мере, понимать, куда мы вломились. Похоже, что объект в Абботабаде — это тайный и активно действующий центр дознания и укрытия, который содержала пакистанская военная разведка. Мы считаем, что семья Коленвала, которая находилась там в момент штурма — не жила там — а содержалась какое-то очень недолгое время. Содержалась как в месте заключения и с ней работали следователи. А охраняли объект — отставные пакистанские коммандос, используемые разведкой для выполнения всяческих грязных и нелегальных поручений, примерно так, как работаем мы. Пакистанцы быстро учатся.
И еще, сэр. Только что пришло подтверждение из Форт Мида, расшифровавшего окончательно спутниковые снимки той ночи и наложившие их на данные перехвата. В ту ночь по частям пакистанской армии, дислоцированным в районе столицы, была объявлена боевая готовность. Причем эта боевая готовность была объявлена до, а не после начала, операции, мы это установили по данным перехватов переговоров командиров воинских частей, запрашивающих инструкции у вышестоящих офицеров. Нам так и не удалось отследить передачу, означающую объявление боевой готовности: считаем, что ее просто не было, боевая готовность объявлялась заранее, вероятно, конвертами, которые надлежало вскрыть по условному сигналу.
— И что это значит? Они все знали?
— Не только, сэр. Это может значить и то, что они готовились к обузданию уличных массовых беспорядков, которые могли произойти после ликвидации Коленвала. А могли — при каком то варианте развития событий, например, если бы мы решили активировать группы прикрытия и прорываться с боем — под шумок совершить государственный переворот.
После доклада министра обороны — в зале повисло тягостное молчание.
— Что с телом? — спросил президент.
— Доставлено на базу Эндрюс. Секретным рейсом — ответил Гейтс — мы запустили информацию о том, что оно сброшено в воду.
— Уничтожьте тело — сказал президент.
И снова — молчание. Никто не смотрел друг другу в глаза.
— Да, сэр… — наконец ответил Гейтс.
— Теперь, джентльмены, я хочу, чтобы вы все послушали, что я скажу. Мы вынуждены лгать. Я вынужден лгать. В самом начале операции — я сказал, что готов принять на себя риск ее провала. Видит Бог, я готов сделать это и сейчас даже ценой кресла, которое стоит рядом со мной.
Когда-то давно, я мечтал об этом кресле как о венце моей карьеры. Теперь, я мечтаю выйти из этой комнаты и никогда больше его не видеть. Но жизнь продолжается, джентльмены. Сказав людям правду — после всего, что мы уже сказали и сделали — мы не только испытаем на своей шкуре заслуженную ярость народа Соединенных штатов Америки. Мы сделаем нашу страну посмешищем для всех, мишенью для террористов. Будут новые и новые атаки… и все новые и новые американцы будут платить жизнью за правду, которую мы во всеуслышанье скажем. Только поэтому — я принимаю решение о том, что информация о произошедшем будет уничтожена и никогда не всплывет наружу. Мы убили Осаму Бен Ладена, террориста номер один. Мы убили и похоронили в море преследовавший нас кошмар. Кто с этим не согласен, кто не готов меня поддержать в этом — может встать и выйти из кабинета прямо сейчас.
Молчание. Все понимали, что речь идет — не только о зале заседаний — но и о Кабинете в целом. О власти. О команде…
После пары минут молчания — неловко поднялся секретарь Гейтс. Одернул перекосившиеся полы пиджака.
— Извините, сэр… — сказал он — было приятно работать с вами. Сэр.
Донилон поспешно подвинулся, давая место пройти.
— Еще?
Молчание. Едва слышно шипит кондиционер.
— Хорошо. Тогда я скажу вот что еще. Десять лет назад — наша страна была владычицей мира. Сейчас — мы раненый, истекающий кровью лев, и гиены уже собрались вокруг. Я не знаю, как так получилось… я не хочу обвинять в этом ни своих предшественников, ни тех, кто сейчас сидит в этом кабинете. Получилось так, как получилось и я уверен, что каждый из нас — всегда поступал так, как считал правильным и нужным для страны. Гиены уже рядом, джентльмены — но мы лев, им и останемся. Здесь и сейчас, я клянусь вот в чем, джентльмены. Я не знаю, кто это придумал. Но клянусь Богом, клянусь всем святым, что у меня есть — эти люди поплатятся за то, что решили играть в игры с Соединенными штатами Америки. Я не знаю, как — но мы найдем этих людей и заставим пожалеть о том, что они сделали.
Президент перевел дух.
— А теперь, джентльмены, давайте подумаем, что мы можем сделать для того, чтобы наш маленький секрет не выплыл наружу.