Коротких и Братухин получили по ордену Красной Звезды, а Залевский — медаль «За боевые заслуги».
Нас, бывших североморских разведчиков, радовало, что по Амуру и по Сунгари прошли, освобождая Китай от японцев, и наши боевые товарищи, воспитанники отряда.
В старинных флотских казармах в самом большом кубрике, как по неизменной привычке мы называем наши жилые помещения, собрались все матросы, старшины и офицеры, ходившие в первые походы отряда на корейскую землю.
Вместе со всеми на койках, на рундуках и на табуретках вперемешку сидят и те, кто был занят несением службы на базе и потому в десантных операциях не участвовал. Расположились они тут по твердо установившемуся и всегда соблюдаемому правилу: еще от момента рождения отряда сохраняется порядок, чтобы все, кто служит в отряде, ходили бы в разведку. Если же выздоравливаешь после ранения, болел или проштрафился — все равно ты боец, на разборе будь, учись, набирайся опыта друзей.
Сегодня, после двух дней отдыха, идет разбор только что проведенных десантных операций в три северокорейских порта. Леонов сказал, что нам надо по горячим следам обсудить, все ли было правильно при наших высадках и действиях на берегу, найти плюсы и минусы в делах каждого бойца и показать их разведчикам, теперь, уже бросив взгляд назад, взвесить и оценить, почему не все ладилось в контактах с другими десантными подразделениями.
Начали отчитываться каждый за свой взвод по обыкновению мы с Никандровым. В памяти пока все свежо, все события еще рельефно и отчетливо стоят перед глазами. Но пыл первого горячего восприятия уже миновал, все стало укладываться по своим местам.
Пока ни от нашего старшего командования, ни от разведотдела, ни тем более от штаба флота никаких суждений и оценок о тех операциях, в которые только что ходил отряд, до нас не дошло.
Глядя со своей, взводной, колокольни, раскидывая мыслями в пределах того, что мы знали и видели, Никандров и я доложили, что каждый из взводов, как и весь отряд в целом, с заданием командования справился. Леонов при этом заметил, что они с замполитом придерживаются такой же точки зрения. Они полагают, что у командования претензий к нам не должно быть.
Первую науку войны с новым противником мы получили. Оказывается, мы можем его бить, превосходим его и умением и оружием. Оттого-то и потери в нашем отряде, если сравнивать их с другими, с теми, кто воевал с нами рядом, невелики.
Большое физическое и душевное напряжение, выпавшее на отряд в эти быстро проскочившие дни, наши матросы вполне выдержали. Хоть и короткая, но основательная учеба и тренировка сказались.
Впервые пришлось вплотную столкнуться и с неизвестным нам противником. Издавна японские солдаты считались упорными воинами, стойкими в обороне и напористыми в наступлении. И японцы подтвердили на деле это мнение. При нашем появлении они не отступали в беспорядке, не складывали оружия, а упрямо огрызались, лезли напролом, отстреливались до последнего, даже тяжелораненые, не один раз сбивали нас с наших позиций.
В Унги, в Начжине и на первом этапе в Чхончжине отряд в основном действовал так, как было расписано командованием в планах операций. Но вот четырнадцатого и пятнадцатого августа и командованию отряда, а иногда и нам с Никандровым приходилось принимать самостоятельные решения. Обстановка сложилась так, как в планах ее не предвидели. Мы считали, что нельзя допускать такого большого разрыва во времени между высадками десанта первого броска, высаженного для разведки и захвата плацдарма, и последующими основными эшелонами.
Следует учесть, что у нас не хватало огня для дальнего боя. Поэтому разумно было бы иметь во взводах несколько больше полуавтоматических винтовок и еще по одному ручному пулемету. Не худо бы выделить на отряд пару ротных минометов.
Никому из разведчиков — ни бывшим североморцам, ни молодым тихоокеанцам в общем нельзя было предъявить какие-либо претензии. Ни паникерства, ни робости, ни медлительности или неисполнительности — ничего такого ни одному десантнику мы не могли поставить в вину.
Таковы были, по нашему с Никандровым мнению, первые суждения и выводы о трех высадках отряда в корейские порты.
В это время командиру позвонили из разведотдела: приказано всех отличившихся представить к наградам.
— Но не спешите радоваться, — тут же вмешался в оживление матросов Леонов, — не все у нас было хорошо. Случалось немало и промашек. О них надо сейчас поговорить и на будущее учесть.
После этого командир отряда перешел к разбору наших ошибок и погрешностей.
Сразу после высадки с катеров в Чхончжине, увлекшись преследованием отступающих японцев, отряд слишком быстро продвинулся вперед, далеко оторвался от береговой полосы, почти на час был утрачен контакт с ротой автоматчиков Яроцкого.
Много неладов обнаружилось и в организации связи. В тех скоротечных боевых схватках, с которыми мы столкнулись в корейских городах, особенно когда одна группа оказывалась отрезанной от другой, поддерживать связь через матросов-связных оказалось очень трудно. Но какой-то другой путь для поддержания связи мы предложить не могли. Таких радиопереговорных устройств, через которые можно было бы обращаться напрямую, открытым текстом друг к другу, в то время еще не было.
И совсем уж плохо была налажена связь с теми, кто высаживался после нас: с пулеметной ротой и с батальоном Бараболько. Поэтому ни о высадке роты, ни о ее бедственном положении отряд ничего не знал. С батальоном Бараболько связаться напрямик мы не могли тоже в продолжение нескольких часов. Поэтому и пришлось держать радийную связь в течение довольно длительного времени через главную базу. Получалась довольно курьезная картина: две десантные части находятся в одном городе, а разговаривают между собой через радиоцентр за несколько сотен километров.
Противник пользовался этим нашим просчетом, маневрировал своими силами и наносил десантникам удары то в одном, то в другом месте.
Недостатком следует считать и то, что до выхода на выполнение задания подразделения, до тех пор вовсе не знакомые друг с другом, не проводили никаких совместных учений и тренировок. Бойцов роты Яроцкого мы мельком видели только при посадке на катера. Ни с одной ротой из батальона Бараболько, ни с пулеметной ротой Мальцева нам вовсе не пришлось на своем берегу видеться. А раз шли в один общий десант — непременно должны были вместе потренироваться. Бесспорно, надо обеспечивать скрытность операций, добиваться, чтобы они были неожиданными для противника. Но этому нисколько не должны мешать совместные тренировки, хорошая отработанность контактов.
— Поэтому, — говорил Леонов, — мы доложили командованию отдела, что на будущее надо предусматривать хотя бы минимальное время для совместной отработки операций и для знакомства десантников друг с другом.
Последующие дни показали, что первые выводы из этого были сразу же сделаны.
И вот короткий отдых опять закончился. Приказано собраться на выполнение нового боевого задания. Девятнадцатого утром отряд снова вышел в Корею. Судя по сборам и по снаряжению, которое берется с собой, путь на этот раз будет еще длиннее, чем тот, из которого мы только что вернулись накануне. На переходе морем к городу, в который собираются нас высадить, предстоит промежуточная остановка в Чхончжине.
Днем девятнадцатого торпедные катера с разведчиками на борту ошвартовались у знакомой нам стенки военного порта Чхончжина. В ожидании выхода к месту нового десанта отряд поселили в доме, который при японцах был не то третьесортным общежитием, не то временным жильем для маршевых частей. В городе придется задержаться, видимо, на сутки или больше, готовится какая-то внушительная операция.
Бои в окрестностях Чхончжина утихли. Еще когда мы отдыхали на острове Русском, войска 25-й армии и десантные части овладели Нанамом. Центр японского укрепленного района, окрестные города и поселения очищены от вражеских войск и возвращены корейскому народу.
Бойцам отряда разрешили навестить город, осмотреть места недавних боев, наведаться на те улицы и кварталы, куда мы не могли попасть в прошлый раз.
