Впереди их ожидала вторая линия обороны. Она была организованна не хуже первой. Перед окопами противника - минные поля. Много мин замаскировано. Глубже - проволочные заграждения. Немцы открыли шквальный огонь из всех видов оружия. Снова много убитых и раненных. Наши войска залегли. К нам толпами приходили раненые и рассказывали обо всем, что сейчас пишу и еще более страшные вещи.
Генерал Еременко приказал артиллерии продвинуться вперед. Приказ был выполнен. Вместе с артиллерией продвинулся вперед и штаб нашей роты. И тут же телефонная связь с ротой прервалась. Один из офицеров нашей роты - лейтенант (фамилии не помню, так как он прибыл к нам в последнее по полнение) - приказал мне и красноармейцу Жукову восстановить связь. Кабель в руки и, согнувшись (не мецкие снаряды доставали и наши позиции), мы двинулись вперед к месту расположения роты.
Пробежали немногим более километра по лесу. Иногда приходилось даже падать на землю, потому что рядом разрывались снаряды. Лежа на земле, продолжали по-пластунски двигаться вперед. Наконец почув ствовали, что кабель легко тянется к нам. Значит где-то недалеко обрыв. Приблизились к месту разрыва. Ищем вторую часть разорванного кабеля. Вдруг прямо над нами свист пуль, и мы отчетливо слышим стре кот автоматов. Еще сильнее прижались к земле. Пули бьют в землю вокруг нас. Примерно в 30-40 метрах увидели двух фрицев. Ответили длинными очередями из своих автоматов. Один из немцев убит.
Второй, сидя на земле, отбросил автомат, поднял руки вверх и закричал; «Гитлер капут!». Продолжая стрелять, приблизились к живому, но раненному в ногу немецкому солдату. Мы связали его ноги и руки куском кабеля. Затем его самого привязали к дереву. Забрали автоматы и возвратились искать вторую часть кабеля. Когда нашли, соединили и подключились своим телефоном (его дал лейтенант). Узнав голос лейтенанта, доложили о выполнении приказа и что мы взяли в плен раненного в ногу немецкого солдата. Услышали приказ: «Вести солдата в штаб!». Но как? Он не мог не только идти, но даже стоять. Отвязали от дерева. Пытались нести, но он был слишком тяжел. Решили тащить его по земле, ногами вперед. Всю дорогу он страшно кричал, видимо от боли. Но ничего другого мы придумать не могли.
У штаба роты нас встретил лейтенант. Пленного отдали ему, а сами пошли в окопы. О дальнейшей судьбе пленного фрица нам ничего не известно. А командир роты, узнав о наших действиях, нас поблагодарил. Он приказал лейтенанту оформить документы на награждение. Но никаких наград мы не получили. Почему? Есть некоторая мысль. Но о ней позже.
...От нашей роты осталось несколько человек. Их сняли с передовой и привели к месту нахождения штаба. А затем всю роту в тыл - для доукомплектования.
Но вместо пополнения нашу роту со всем хозяйством вместе с другими воинскими частями (возможно, 22-й Армии), спустя несколько дней, погрузили в товарные вагоны. Вскоре наш состав отправили в путь. Позже мы узнали, что едем на юг. Поезд двигался медленно. Часто останавливался и долго стоял. По обеим сторонам железнодорожных путей видел огромное количество взорванной, сгоревшей, покореженной боевой техники, как немецкой, так и нашей (танки, пушки, автомашины, мотоциклы). Можно было легко представить масштабы былых сражений.
РАСФОРМИРОВАНИЕ РОТЫ.
ПЕРЕВОД В 517-Й ОТДЕЛЬНЫЙ
БАТАЛЬОН СВЯЗИ
Мы прибыли на какую-то станцию на границе с Румынией. Разгрузились и пешим ходом прошли по уже освобожденной от немцев территории Румынии. В небольшом городке Карклини (недалеко от Бухареста) была наша конечная остановка. Через несколько дней мне сообщили, что в связи с расформированием роты меня переводят в 517-й батальон связи («хозяйство Никитина») для дальнейшего прохождения воинской службы. Был организован прощальный ужин. Старшина Красников Павел Иванович распечатал свой запасник, и водки было «сколько хочешь». Напились все. Обнимались. Плакали. Вспоминали...
Было это 24 января 1945 года. Павел Иванович подарил мне свою фотографию с очень трогательной надписью: «Горячо любимый Андрюша! Расставаясь с тобой, я желаю тебе самого наилучшего в твоей предстоящей жизни. Клянусь тебе, мой друг, в моей готовности всегда и всюду видеть тебя и жить с тобой долгие годы. Крепись. Возмужай. Будь героем, Андрей. Павел Красников. 24.01.45 Карклини». Я также не остался в долгу.
Рассказывать о Павле Ивановиче можно много. И, главное, только хорошее. Это был человек высокой порядочности, очень добрый и заботливый. Между прочим, эти слова в такой же степени относятся и к нашему командиру роты Закирову. Он также был очень внимателен к своим подчиненным, и особенно к солдатам. Помню, как-то вместе с капитаном Закировым проходили по лесу от землянки к землянке и проверяли личный состав роты. И не было случая, чтобы он не просто проверил, все ли солдаты в наличии, но и не поинтересовался у каждого, как самочувствие, что тревожит, готов ли к предстоящим боям и т.д.
На этот раз я снова оказался свидетелем храбрости капитана. Наши позиции постоянно обстреливались фрицами. В основном из минометов. Капитан шел во весь рост, ни разу не пригнувшись, как бы не обращая внимания на свист мин и их разрывы. Очередная мина упала в нескольких метрах от нас. Мы слышали, как она свистела, видели, как мина шлепнулась совсем рядом и... не разорвалась. Я, оцепеневший, стоял рядом с капитаном и думал: «Все, конец!». Но мина продолжала лежать, так и не разорвалась. Капитан обнял меня за плечо, и мы пошли дальше. Ни единого слова о только что случившемся, никакой внешней реакции и когда вернулись в штаб - ни единого слова о произошедшем. А ведь смерть была рядом.
Еще о Павле Ивановиче. В период, когда наша рота оказывалась в тылу, ожидая пополнения, мы частенько собирались, организовывали выпивки (благо, у старшины нашего запасы водки и закуски были немалые). И я хочу описать, как Павел Иванович пил водку. Такого приема этой гадости вовнутрь я ни раньше, ни позже не видел. Старшина ставил перед собой стакан водки и долго на него смотрел, не беря в руки. Уже все успевали выпить и закусывали, а Павел Иванович молча все смотрел на это зелье. Потом вдруг крестил стакан и произносил: «Изынь, нечистая сила, останься единый спирт! Сиё и монахи употребляют». И, взяв стакан в руки, выпивал содержимое до дна. И так каждый раз. Иного приема им водки я не видел.
Мы потом много лет переписывались. Он жил в Узбекистане, а я в Запорожье (Украина). Почему пре кратилась переписка, я точно вспомнить не могу (но, кажется, это было связано с общей обстановкой в стране. Я вынужден был скрывать свое нахождение в окружении и в штрафной роте. Пришлось «заметать следы»). Его дальнейшая судьба мне неизвестна. На прощальном вечере он шепотом сказал мне: «Андрей, бойся таких людей, как этот лейтенант». (Речь шла о том самом молодом лейтенанте, который прибыл к нам в роту при последнем пополнении. Он в Курляндии приказал мне и красноармейцу Жукову восстановить связь).
Павел Иванович рассказал мне о неоднократных высказываниях лейтенанта, что в штрафной роте не должно быть евреев. «Гнать его надо отсюда!» - говорил этот лейтенант.
Вспоминая сейчас о событиях давно минувших дней, я с содроганием думаю о таких людях. И считаю, что ненависть лейтенанта к евреям - одна из возможных причин неполучения мною награды за события декабря 1944 г. Этот офицер просто не выполнил приказа командира роты. А хлопоты, связанные с рас
