глаза.
Вдруг, как из аэродинамической трубы, понесло ледяным ветром.
В сложных ситуациях нельзя мелочиться, эту истину Шурик усвоил с детства. Если в твоих руках редчайшая антикварная ваза, а на тебе собираются все порвать, не жалей вазы. Звон бьющегося фарфора отрезвляюще действует на нападающего. Если в твоих руках ножницы, не чикай ими перед носом противника, а сразу ткни куда нужно. Все, что попадет под руку, должно лететь в физиономию преступника.
К сожалению, на этот раз у Шурика под рукой ничего не оказалось, даже антикварной вазы, а жилистая рука Люхи уже вцепилась ему в горло. Задыхаясь, он все же успел сразу двумя руками врезать Люхе по ушам. Со стороны они, наверное, походили на двух обнимающихся после долгой разлуки приятелей. Милые добрые люди, соскучившиеся друг по другу. Кулаки так и мелькали в воздухе. Шурик уже оценил силу противника. К тому же он догадывался, что имеет дело не с простым среднестатистическим человеком. Серия ударов, проведенных Люхой, чуть не выкосила его. Он почти потерял сознание. Он уже пускал зайчиков с того света. Но в последний момент его спас профессиональный навык. Сразу плечом и предплечьем он навалился на Люху, сбил его захват и тут же, не теряя ни секунды, ударил ребром ладони по кадыку и добавил в пах для верности.
Люха тяжело рухнул в снег.
Шурик оглянулся. Это невероятно, но на плоском заснеженном крылечке Домжура никого не было. Ни одного человека. Шурику казалось, что за дракой наблюдает весь город, но рядом никого не было.
Шурик наклонился над Люхой.
Что-то в его позе Шурику не понравилось.
– Ну, вставай, – сказал он и потряс Люху за плечо.
Люха не шевельнулся. Шурик поднял и тут же отпустил его кисть. Она безжизненно упала на снег. Да что же это такое? – беспомощно удивился Шурик, ощупывая ледяное лицо Люхи. Тело так быстро не остывает.
Превышение обороны...
Шурик умылся снегом.
Ему самому сразу стало холодно. Он вовсе не хотел ничего такого, зачем ему было убивать Люху? Иван Сергеевич Березницкий сам на него напал, он, Шурик, только оборонялся.
Он еще раз поискал пульс, но ничего такого не обнаружил.
Тогда, часто оглядываясь, утирая ладонью взмокшее лицо, Шурик медленно вернулся в бар.
Телефон.
Где тут телефон?
Он поднялся на второй этаж, зарядил автомат монеткой и набрал номер Роальда.
– Кто это?
– Твой счастливый случай, – хмуро ответил Шурик.
– Ты откуда?
– Из Домжура.
– Ты его нашел?
Роальд, несомненно, имел в виду Люху.
– Я его убил.
– Заткнись! – грубо ответил Роальд. – Заткнись и не говори глупостей. Я тебя не за этим принимал на работу. Убить может каждый дурак. Заткнись и не неси ерунду. Человека убить не так-то просто.
– Значит, мне повезло.
– Ладно, – сказал Роальд. – Спустись в бар и выпей стакан водки. Если ты говоришь правду, тебя не развезет.
И грубо спросил:
– Где это случилось?
– Во дворе. Он пытался уйти.
– Вас кто-нибудь видел?
– Нет.
– Плохо, – сказал Роальд. – Он точно первый напал на тебя?
– Точно, – устало ответил Шурик.
– Как он понял, что ты следишь за ним?
– Я прокололся. Оставил на столике газету со снимком. Он сразу что-то заподозрил.
– Ладно. Спустись в бар и выпей.
Шурик повесил трубку. Давешняя парочка все еще обжималась в темном коридоре на подоконнике. Шурик видел их силуэты. Им было наплевать на все, они ни о чем не хотели знать, даже о том, что во дворе, уже заносимый снегом, лежит труп Люхи. Их интересовали поцелуи и черепаха, которую они собирались съесть. Плевать им было на какого-то там Люху, на Ивана Сергеейича Березницкого. Время остановилось. Нечто подобное я испытал, когда мы улетали из Софии. Была глубокая ночь. Рейс откладывали и откладывали. В аэропорту нечем было дышать. Раскинув на полу коврик, обратившись к востоку, творил намаз пожилой араб, рядом на скамье зевал шотландец в сильно помятом клетчатом кильте, поблескивал зубами сизый сенегалец. Вечный вокзальный гул, мерный, как время. И сквозь него – металлический голос диктора: «Нула часов нула минут нула секунд».
Время остановилось.
– Плеснуть? – спросил Шурика фантаст в темных очках.
– Плесни.
Шурик знал, пить сейчас не следует, но его трясло.
Ему хотелось согреться. Он вдруг уловил в прокуренном воздухе явственный нежный запах подснежников. Этого никак не могло быть, но он уловил явственный нежный запах.
– Шурик. Не слышишь? Тебя зовут.
– Меня? Кто?
– А я знаю? Дверь только что открывалась.
Честно говоря, Шурик никак не ожидал от Роальда такой прыти.
Роальд, конечно, мужик крутой, но сам Шурик за такое время вряд бы управился. Сунув в карман сигареты, он шагнул в коридор.
Тяжелая рука опустилась на его плечо. «Не дергайся, – дохнул ему в ухо Люха, он же Иван Сергеевич Березницкий. – Ты меня совсем достал. Я так не люблю. Я еле стою на ногах. Пойдем объяснимся».
– Далеко? – спросил Шурик, прикидывая, как удобнее бить мужика.
– Да тут рядом. Не дергайся. Дважды я ни с кем не дерусь.
Петь песнь
Несмотря на самоуверенность, Шурик был не из тех, кто считает, что снаряд якобы дважды в одну воронку не падает. Видел он воронку, в которую снаряд ложился и четыре раза подряд. Однажды в Ростове в доме своей приятельницы, назовем ее Катей, он раз и навсегда убедился в несостоятельности всех этих красивых теорий. Обычно, приезжая в Ростов, Шурик весело вваливался в уютную трехкомнатную воронку Кати и проводил у нее сутки, а то и двое, практически не покидая широкого раскладного дивана.
Вот и на этот раз он ввалился в воронку.
Но только-только Катя совлекла с себя пестрый халатик, чтобы Шурик без помех мог обозревать всю прихотливую архитектуру ее прекрасно сложенного тела, как в уютную трехкомнатную воронку ввалился второй вполне приличный снаряд – какой-то бородатый гусь, следующий с Камчатки. Говорил, что геолог, нагло пил и жрал, как крокодил, пронзительно рассматривал Шурика. В конце концов, с помощью Кати Шурик приделал гусю крылья и даже успел примять Катю на диванчике, как ботву в огороде, но тут в воронку с шумом ввалился третий снаряд – загорелая блондинка из Ташкента. Не открыть ей дверь было нельзя, о приезде блондинки Катю заранее предупреждали, к тому же при блондинке была посылка от какого-то неизвестного Шурику Катиного друга. Ревнивая, кстати, оказалась блондинка. Взгляду нее оказался рентгеновский. Увидев, в каком халатике и на какое голое тело ходит по квартире ее раскрасневшаяся подружка и как ужасно нетерпелив в дружеской беседе Шурик, она, в общем, тоже не задержалась. Но не успел Шурик, рыча, броситься на моментально скинувшую халатик Катю, как в прихожей заверещал звонок. По настойчивости звука было понятно, что на этот раз в Катину трехкомнатную воронку падает снаряд ба-а-альшого калибра...
Шурик изумленно выдохнул:
– Ты жив?
– Это как? – не понял Люха.
– Ну, болит у тебя что-нибудь?
– Это как? – снова не понял Иван Сергеевич Березницкий, но потом до него дошло: – Ища свободу, в сфере Эгги я потерял одну из шести своих конечностей. В галактике Эйхмана мне выстрелили глаз и спалили волосы на всех левых бедрах. Но все, что у меня осталось, – это мое и никаких особенных неудобств я не ощущаю.
Здорово я ему навесил, решил Шурик. Заговаривается мужик. К Эйхману такого не подпустили бы... Вторая мировая когда уже кончилась... И про сферу тоже... Нашел о чем говорить... Уж лучше бы про монтеров... Так понятнее. Один из фантастов, совсем молодой, когда Шурик уходил, сидел на полу у входа и всех спрашивал: не монтер ли он?
Шурик потряс головой.
Чудеса. Пятнадцать минут назад Люха лежал в снегу бездыханный и пульс у него не прощупывался. А сейчас стоит живой – здоровый, правда, несет полную чепуху об Эйхмане и о каких-то неудобствах.
Свет фар высветил крылечко Домжура.
Они зажмурились, одинаково поднеся ладони к глазам.
Хлопнула дверца и Роальд вырос перед Шуриком и с некоторой опаской, но и с любопытством взглянул на Люху:
– Живой?
Люха промолчал.
– Как вы мне надоели, – сказал Роальд. – Прыгайте в телегу. – И спросил: – Ко мне поедем?
– Лучше ко мне, – попросил Люха.
– А ты там снова не начнешь? – Шурик покрутил пальцем у виска.
– Я же сказал, что ни с кем не дерусь дважды.
– Видишь, – похвастался Шурик. – Заговаривается.
– Ты совсем меня достал, – мрачно объяснил Люха. – У меня трансфер сел, совсем не качает энергию. Я устал. В любой момент я могу превратиться в истинного жуглана. Хорошо бы рвануть на один коричневый карлик...
Роальд покосился на Шурика, устроившегося рядом с ним.
Не пожалел ты Люху, говорил этот взгляд. Таким вот вернуть Ивана Сергеевича Березницкого Люции Имантовне – скандала не оберешься.
Но что случилось, то случилось.
Комнатку Люха снимал ординарную, правда, отдельную, на девятом этаже.
Они долго поднимались по узкой лестнице, потому что в такое позднее время лифт не работал. Стараясь не шуметь, Люха отпер дверь и провел гостей прямо в комнату. Самодельный стеллаж с книгами они увидели, все больше фантастика. Круглый стол под скатертью. Два стула.
– Ну? – грубо спросил Роальд.
Ему хотелось побыстрее закончить дурацкое, ничего особенного не сулившее дело. Ну, бегал мужик от жены, бегал талантливо, но сам ведь и засветился. Завтра сдадим мужика Люции Имантовне, получим гонорар и забудем.
– Вы действительно Березницкий? Почему вас Люхой зовут?
Люха устало опустил
