Малый бедекер по НФ, или Книга о многих превосходных вещах

знаю, как у иностранцев, но у нас в основном так. Обручев – геолог, Сергей Беляев – медик, Ефремов – палеонтолог, Казанцев – инженер, Днепров – физик, младший из Стругацких – астрофизик. Чтобы писать фантастику, надо иметь научный склад ума, а я всего лишь электрик. Я умею возиться с техникой, но и все, не больше. Когда в фантастику придет очень много электриков и кондукторов, она превратится в нечто иное. И вообще, Мартович, в наше время милицейские сюжеты людям понятнее философских. Да и как я могу писать фантастику, если ничего не смыслю в науке? Перед Ефремовым, Мартович, я даже робею. Это, по-моему, уже даже и не фантастика. Это просто очень умный человек разговаривает с тобой, из воспитанности предполагая, что ты знаешь столько же. А я столько не знаю И словарик изобретенных им терминов помочь мне ничем не может. Если честно, Мартович, я самым позорным образом очень многого не понимаю из того, что написано в „Туманности Андромеды“.

Подумав, он вздохнул:

«Да, может, мне этого и не надо».

И опять вздохнул:

«От фантастики, Мартович, меня отпугнул Евгений Рысс. Был такой писатель-приключенец. Прочитав мою книгу „Тайну белого пятна“, он написал ужасную рецензию о „каких-то там дурацких провалах в Восточной Сибири“. Я, конечно, никогда не был знатоком геологии, но Евгений Рысс самому широкому кругу читателей доказал, что я дурак. А вот геологам моя книга нравилась».

Народ собирался медленно, мы не спешили в зал.

«Я рос сам по себе, Мартович. В тридцатые годы работал монтером в электроцехе в Бийске, о фантастике не думал, но с удовольствием читал ее. А писал стихи. Ну, знаешь, типа «В фабкоме встретились шофер и комсомолка». А однажды на свадьбу друга сочинил песню «Есть по Чуйскому тракту дорога, много ездит по ней шоферов» – про одного шоферюгу Кольку Снегирева. Песню почему-то запели, многие считают ее народной. А тогда мне пришлось поволноваться. Городская газета напечатала статью о плохом состоянии алтайских дорог, о частых авариях, о плохой дисциплине среди шоферов. Да и какой может быть дисциплина у шоферов, писала газета, если поются такие песни, как «Есть по Чуйскому тракту дорога»? А однажды на работе крикнули: «Михеев, в особый отдел!» Я шел, Мартович, и ноги у меня дрожали. Из особого отдела куда угодно можно было отправиться. Скажем, этапом по тому же Чуйскому тракту. Вошел в кабинет, снял кепку, молчу. Особист в форме тоже долго смотрел на мои оттопыренные уши и молчал. А перед особистом, Мартович, лежал листок с полным текстом песни. «Твоя работа?» – «Моя». «Послушай, – громко сказал особист, и даже ладонью прихлопнул по столу. – Ты же у нас поэт, Михеев! Может, отправить тебя учиться?»

Мы посмеялись, но было видно, что воспоминание радует Михеева только потому, что оно – давнее.

«Я всегда, Мартович, хотел писать так, чтобы моего главного героя было за что любить. Но как я могу написать ученого, если я ученых не знаю? Вообще, – махнул он рукой, – мое призвание – электрик. Я, Мартович, не красуюсь. Я действительно люблю эту работу. Но, конечно, и писать мне нравится. Наблюдать, рассказывать об увиденном. Вот ты, например, что знаешь о добыче алмазов?»

Я пожал плечами.

«В городе Мирный, где добывают алмазы, – засмеялся Михеев, – я однажды спросил рабочих: „Вот наткнулись вы в отвалах породы на крупный алмаз. Вы как, сразу несете его бригадиру или вызываете специальных людей?“ Рабочие, Мартович, посмотрели на меня как на сумасшедшего. „Ты, дед, соскочил с ума, – наконец сказал один. – Ты, наверное, с нарезки слетел“. – „Да почему?“ – „Да потому, – ответил рабочий, – что если кто-то из нас увидит под ногами алмаз, он отбежит от него подальше, да еще прикопает носком сапога!“ – „Да почему?“ – не понимал я. – „Да потому, дед, что если кто-то принесет алмаз начальству, такого человека сразу возьмут за жопу и спросят: а где второй?“

«А поэзия, Михаил Петрович? Вы ведь начинали со стихов. Вы возвращаетесь к поэзии?»

«Нет, Мартович. От фантастики меня отпугнул Евгений Рысс, а от поэзии Елизавета Константиновна Стюарт. После моей стихотворной книжки „Лесная мастерская“ Елизавета Константиновна категорически заявила, что все, что я пишу, не является поэзией, не может быть поэзией и никогда ею не являлось. Я думаю, Мартович, что по большому счету она была права. Поэт действительно не должен походить на нормального человека. А я нормальный».

«Как это?»

«Поясню на примере. Есть в новосибирской писательской организации поэт, которого я долгое время по глупости своей не считал поэтом. Ну, сочинитель, это еще куда ни шло. Но однажды, Мартович, зашел я с приятелем в забегаловку недалеко от писательской организации. Подавали там только чай, поскольку дело было в год сухого закона. Когда мы вошли, я заметил за крайним столиком поэта, о котором тебе говорю. На столе перед ним лежала на тарелке отварная курочка, он неохотно ковырял ее вилкой. Увидев это, я окончательно решил, что никакой он не поэт. Не важно, что под столиком он прятал бутылку. Не поэт и все! Так все тогда делали. Михаил Сергеевич и Егор Кузьмич могли держать бутылку на столе, а народ – только под столом. Ну, поговорили мы с приятелем, оборачиваюсь, – Михеев негромко рассмеялся, – прошло всего-то там минут пять, а все кардинально изменилось. Бутылочка стояла теперь на столике, а курочку поэт прятал в ногах под столиком. Отопьет глоток и ковыряется вилкой под столиком. Вот тогда, Мартович, я понял, что он поэт».

Впрочем, в зале в тот вечер Михеев говорил только о детективах.

Заглянув в книгу «Писатели о себе» (Новосибирск, 1973), я наткнулся на такие слова: «Первая книжка запомнилась надолго – как оказалось, на всю жизнь! Это был „Остров сокровищ“. Потом сразу же пошли книги Джека Лондона, Фенимора Купера, Конан-Дойла и прочих авторов приключенческой классики. Мир сильных, мужественных, таких притягательных героев сразу захватил мое воображение. Я доставал эти книги всякими правдами и неправдами, и к двенадцати-тринадцати годам успел прочитать все, что смог найти у знакомых и в городских библиотеках. И когда новые книги доставать было негде, я начал придумывать приключения сам...»

И написал «Вирус В-13», продолжил я слова Михаила Петровича. И написал превосходную «Тайну белого пятна». И десятка полтора превосходных фантастических рассказов. И мог еще многое написать, но встретились на пути писатель Евгений Рысс и поэтесса с королевской фамилией.

Отступление второе: время

Из письма Володи Шкаликова (01.09.95):

Вот думаю (в аэропорту хорошо думается): до чего интересно легли пути четырех фантастов русской литературы. Прашкевич трудится на ниве, Колупаев – на поле, Шкаликов – на огороде, а Рубан – витает в облаках.

Георгий Иосифович

1

В рассказе «Чудак человек» («Только обгон», Москва, 1985) Георгий Иосифович Гуревич писал: «Лет двадцать назад получил я – автор, а не герой – письмо от четырнадцатилетнего читателя из Тайги – есть такая станция в Сибири. Парень обожал фантастику, читал, перечитывал, мечтал сам стать писателем, даже сочинил повесть об Атлантиде, этакую мозаику из вычитанного. Сочинил и прислал мне с надписью: „Дарю вам на память свой дебют. Храните его“. „Ну и нахал“, – подумал я и вернул парню рукопись с суровой отповедью: дескать, сначала надо стать личностью, а потом уже посвящения раздаривать. И вот двадцать лет спустя на семинаре молодых писателей в Москве подходит ко мне долговязый малый со шкиперской бородкой. И, склонившись надо мною, вопрошает, с высоты глядя: „Помните мальчика из Тайги?“ Честное слово, я страшно обрадовался своей непрозорливости. Ну да, недооценил, проглядел. Но ведь это так прекрасно, что существуют на свете люди, которые добиваются своего и могут добиться».

И в письме от 22 января 1977 года:

С громадным удовольствием познакомился я с этим долговязым бородатым и клетчатым (костюм) продолжением моего 14-летнего корреспондента. Представляю, как вам было приятно явиться к недоверчивому Гуревичу и сказать: «Вот видите, я своего добился. Хотел стать писателем и стал». Но, поверьте, и Гуревичу было не менее приятно. Во-первых, отцам всегда приятно, когда дети побеждают. И вообще сверхприятно, что в этом ноющем, жалующемся, канючащем мире находятся победители, люди, сумевшие переступить через все препятствия, имеющие право гордо говорить о своих достижениях. Поздравляю!

2

«Иней на пальмах» – нетающий лед. «Подземная непогода» – вулканы начинают работать на человека. «Рождение шестого океана» – беспроволочная передача энергии на расстояние. «Мы – из Солнечной системы» – создание новой науки ратомики. «Месторождение времени» – сомнения в совершенстве человека. «Темпоград» – искусственное ускорение времени. «Карта страны Фантазии» – один из немногих настоящих бедекеров по научной фантастике. Наконец, «Лоция будущих открытий» – совершенно необыкновенная книга о том, чего мы можем ждать от науки и чего ждать от нее нет смысла.

Таков писатель Георгий Гуревич.

«Мы привыкли к тому, что писатели вторгаются в круг научных проблем не иначе как при изложении биографий ученых или, в меньшей степени, характеризуя ученых как героев романа, – писал в предисловии к «Лоции будущих открытий» доктор философских наук В.А.Чудинов. – Иными словами, мы привыкли к отображению науки в