логического конца, мы приходим к необходимости поощрять хорошее воздействие и не допускать плохое. Иными словами, мы приходим к мысли о необходимости контролировать доступ широких слоев населения к тому или иному виду искусства, как к сильнодействующим препаратам. Опасное искусство будет возникать, как возникают опасные вирусы, но в здоровом организме есть специальный механизм их уничтожения. А отдельные экземпляры вируса сохраняют исключительно в исследовательских целях в специальных хранилищах.
Существуют надзорные инстанции, следящие, чтобы магазины не распространяли вредно действующие на организм человека продукты. Должны существовать инстанции, следящие, чтобы не распространялись вредно действующие на сознание и душу человека произведения искусства.
Творец – это элита или потенциальная элита. Чем больше будет произведений искусства, несущих традиционные ценности и позитивный настрой, тем сильнее станет благотворный эффект. И тем острее творец будет чувствовать ответственность перед людьми за плод своего творческого труда. Но пока таких творцов – капля в океане бездарностей.
Чтобы оценить возможное последствие от своего произведения искусства, нужно понимать мир и народ во всей полноте. Иначе говоря, обладать масштабом мышления, свойственным элите. Это присуще далеко не всем. Если человек хорошо играет в шахматы, только кажется, что он так же хорошо понимает в остальных сферах, например, в политике. Но при том у всякого шахматиста образ умного человека, что позволяет манипулировать и им самим, и обществом. Так манипулировали физиком А. Сахаровым, понуждая его высказываться о проблемах, лежащих за рамками его миропонимания. Такой же трюк сегодня проделывают с шахматистами. И ничто не помешает сделать то же самое с творческими людьми. Сами они никогда не поднимутся на уровень, позволяющий выносить суждение о своих произведениях. Поэтому высшим показателем для большинства останется реакция толпы, но никак не производимый их творением эффект. Поэтому приходим к режущим ухо выводам.
Глава 12
Цензура
Мы пришли к выводу о необходимости цензуры. Стоит заметить, она была, есть и будет. Вопрос, чем она руководствуется. Сегодня цензура абсурдна, потому что ее единственный критерий – сила воздействия на сознание. Сильнодействующее пропускается, слабодействующее запрещается. Чтобы ярче понять абсурдность такого подхода, представьте аптеку, которая выбирает, чем торговать, исходя не из хорошего воздействия, а из сильного. При таких ориентирах она будет торговать больше наркотиками, чем лекарствами.
Причина такой странной цензуры – коммерческий ориентир. Человек готов платить за сильные эмоции, не задумываясь о последствиях. По правде говоря, это и не его забота. Это забота государства, но пока оно во власти капитала, недееспособность неизбежна.
Показатель здоровья государства – тип цензуры. В больном государстве устанавливается экономическая цензура, в здоровом – идеологическая.
А как установить вредность или полезность того или иного воздействия? Мнений может быть сколько угодно, но как распознать истинное? Или все проверять опытным путем? Сомнительный способ. Скорее всего, можно сопоставить уже имеющиеся результаты воздействия того или иного типа произведения и на этом выработать первичный эталон, определяющий судьбу всякого стиля и направления в искусстве.
Следует такая цепь рассуждений: всякая энергия содержит в себе природу породившего ее источника. Например, из коровы никогда не польется спирт, но всегда молоко, как из лимона лимонный сок, из яблока – яблочный и т. д. То же самое можно сказать о людях: каждый изливает свойственную ему энергию. Злой гений и добрый гений в обоих случаях гении. Каждый художник выделяет и материализует только энергию, составляющую его сущность.
Получается, есть носители вирусной энергии и носители полезной энергии. В обоих случаях это их сущность. Хотят они того или нет, их произведения, в силу своего происхождения, воздействуют на человека соответствующим образом. Не может маковое молочко воздействовать на человека так же, как коровье.
Лесбиянка или педофил, испытывая желание творить, помимо воли, начинают генерировать свою сущность или сущность той силы, от которой зависимы. Поэтесса Сапфо своими произведениями меняла сознание своих читательниц в точном соответствии своему пороку. Набоков своей Лолитой придал педофилии романтический оттенок, непроизвольно изменяя взгляд читателя на педофилию. Мы не говорим, что эти творцы сознательно хотели таких изменений. Скорее всего, они вообще об этом не думали, как не думает большинство художников. Они просто творили, изливая то, что было в их больной душе, которую не образовывали.
Это обстоятельство не указывает на отсутствие личной вины художников, даже если они не осознавали последствия. Вина лежит и на том, кто допустил попадание духовной отравы в голову здорового человека.
Свобода творчества есть обязательное условие для творца. По принуждению, по заказу оно невозможно. Творчество по той или иной нужде – это больше халтура. Но распространение творчества – это совсем другое. Художник имеет право свободно творить, но он не должен иметь права свободно распространять свои творения. Это как повар: дома он может готовить что угодно. Но чтобы кормить той пищей общество, он должен получить лицензию, его пища должна соответствовать определенным стандартам. Нарушение этих стандартов влечет лишение права на общественное кормление.
Свобода в этой плоскости – не более чем поза, жест, дань либеральным установкам. Никакого осмысления последствий за этим не стоит. Такую свободу правильно назвать свободой разрушать. Она рушит ориентиры, систему ценностей, понимание добра и зла. Человек без ориентиров и ценностей становится легкой добычей хищников. Во времена таких «свобод» резко увеличивается количество продуктов, создающих притягательный ореол вокруг наркомании, проституции, разбоя и прочих пороков. Следом автоматически увеличивается количество реальных проституток, разбойников, наркоманов и прочих падших людей.
Не обязательно сознание всякого, кто читал Набокова или Сапфо, слушал наркоманские или разбойничьи песни, тут же меняется в плохую сторону. Шанс устоять перед такой атакой есть, но зачем играть в эту рулетку? К тому же, шанс-то небольшой даже для тех, кто имеет четкие ориентиры, что такое хорошо и что такое плохо. Ни малейшего шанса нет, когда под «хорошо» понимается только то, что сильно действует. Здесь ответ на вопрос, почему наша молодежь так стремительно деградирует в духовном плане.
Где начинается чужая свобода, там кончается ваша. Это касается любого человека, в том числе художника. Признавая эту истину, мы имеем право иначе взглянуть на многие творения и на многих художников. Сам акт творения является отпечатком деятельности высших сфер. Творчество с большой буквы несет добро. Но, к сожалению, оценить, что несет добро, а что просто спекулирует на человеческой природе, для большинства практически невозможно.
Мы никого не хотим обидеть. Мы хотим показать, что большинство художников на самом деле никакие не творцы. Это обычные коммерсанты, главная цель которых – получить прибыль. Вот они и творят, не задумываясь о последствиях.
И вот здесь возникает вопрос: насколько правомерна система, объявляющая одним из ключевых условий свободное распространение этой «творческой продукции»? Кому не понятно, что у большинства коммерсантов, ставших при демократии художниками, нет иных целей, кроме прибыли? Ради этого они готовы спекулировать на чем угодно, лишь бы получить искомое. По большому счету это производители и распространители наркотиков. Только это духовные наркотики. Они изначально ориентированы произвести не полезное воздействие, а сильное. Это понятия из разных плоскостей, но для них главный показатель – сильнодействие.
Нам могут привести в пример Пушкина, жившего доходами от своего литературного труда, и этим как бы оправдать понимание художником своей деятельности как способа снискать хлеб насущный. Известны его строки – «не продается вдохновение, но можно рукопись продать». Все так, но только кто сказал, что Пушкин понимал ситуацию во всей ее полноте и именно в том масштабе, в котором ее здесь рассматриваем мы? Больше похоже, что он «просто творил», зачастую «шалил». Некоторые его сочиненные экспромтом стихи сегодня, может, и кажутся невинными, но два века назад это была чистая порнография.
