Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое

человек детей; старший ее мальчик производил приятное впечатление своим умением хорошо себя держать и «ласковостью». Вскоре я купил себе дом, куда переехал, и больше Юргенса не встречал. Прошло после этого лет десять, ко мне в правление, где я занимался, пришел молодой человек, отрекомендовавшийся Юргенсом, он напомнил мне, что в детстве был со мной знаком, а теперь он уже начал работать и просит его поддержать ради нашего старого знакомства.

Молодой Юргенс был довольно красивым и симпатичным молодым человеком, высокого роста, с круглым жизнерадостным лицом и с замечательным цветом лица и с хорошими манерами. После этого он начал у меня часто бывать, и я делал через него кое-какие дела, давая ему этим заработать. Бросалось в глаза, что он с настойчивостью добивается создать себе положение в коммерческом кругу, и я был уверен, что он этого добьется. Он завязал отношения с видными купеческими семьями, где его принимали хорошо, как хорошо воспитанного и образованного молодого человека. Попал он и к Рябушинским в семью. Он рассказывал мне: бывая у Рябушинских, с молодежью проводил весело и приятно время; в одно из его пребываний там пришел в комнату Павел Михайлович и, обратясь к молодежи, поведал: в воскресенье предполагается пикник в имении Кучино, кто желает поехать туда, должен явиться к такому-то поезду. С собой ничего брать не надо, так как все будет доставлено и приготовлено. «Я, понятно, выразил свое полное согласие ехать. В имении были все спортивные принадлежности: коньки, лыжи, санки для катания с гор. Время было проведено весело и прошло незаметно среди жизнерадостной молодежи. Позвали всех пить чай и закусить, после чего отправлялись обратно в Москву. Перед самым отъездом Павел Михайлович обратился ко всем: «Ну теперь давайте сосчитаемся! Всего истрачено на чай и закуску столько-то, лица женского пола от уплаты исключаются, и таким родом на каждого мужчину приходится двадцать четыре рубля с копейками». Я, должен вам признаться, — сказал Юргенс, — совершенно случайно взял с собой двадцать пять рублей, которые и вручил хозяину. Вы знаете: я небогатый человек, и эта сумма для меня была чувствительна. Если бы я знал, что Павел Михайлович приглашает ехать на таких условиях, я бы не поехал; [был] уверен, что угощение будет хозяйское. Причем угощение было самое простое: дешевое русское вино, колбаса, сыр, ветчина и еще что-то вроде этого, причем, — добавил он, — мужчин было сравнительно с дамами мало» *.

*Не могу не рассказать о дальнейшей судьбе Юргенса. Засевшая в голове Юргенса мысль разбогатеть не оставляла его все время и навела его на самый легкий для этого способ, а именно: жениться на богатой, а главное, из хорошей семьи родовитого московского купечества. Такую невесту он нашел. Она была внучка миллионера Матвея Сидоровича Кузнецова, известного фабриканта фарфоровой и фаянсовой посуды. Матвей Сидорович обеспечил каждую свою внучку 75 тысячами рублей, положив эту сумму в банк, но с условием, что они могут получить их в свои руки лишь по выходе замуж. Юргенс сделал одной из них предложение, и она дала согласие.

Счастию Юргенса не было конца: невеста была красива, образованна, имела деньги, а главное, была из хорошего рода, что давало ему право думать, что ее именитые купцы-родственники поспособствуют ему в дальнейшем жизненном успехе. Заходя ко мне, он не мог скрыть своего счастия, рассказывая о снятой квартире, о предполагаемой меблировке, о свадебном обеде и о поездке на юг с молодой женой. Приглашал меня очень настойчиво на венчание и на обед, уверял, что если я не приду, то этим сильно его обижу. Сообщил назначенный день венчания и сказал, что, как только будут готовы пригласительные билеты, он мне доставит его лично.

Назначенный день свадьбы прошел, Юргенс ко мне не явился и пригласительного билета не прислал.

Прошло несколько недель, я предполагал, что он живет в Крыму и наслаждается жизнью. Вдруг является, я его не узнал, так он переменился: потерял прелестный цвет лица, сильно похудел, пожелтел, и у него не было присущей ему особой жизнерадостности. Рассказал: венчание в церкви состоялось, гости с молодыми поехали на их квартиру, где был приготовлен обед. Молодая по приезде сейчас же ушла в свою комнату, сказав мужу: «Займите гостей, угостите их, я же пойду переодеться и потом приду, меня, пожалуйста, не торопите», — и ушла в свою комнату. «Я угощаю и занимаю приехавших гостей, но прошло достаточно времени, нужно садиться за стол обедать, а жена не приходит; наконец прошли все сроки возможных случайностей, я решился пойти к жене и привести ее к обеду.

Войдя в комнату, я увидал беспорядок в ней: букет цветов, перчатки, подвенечная вуаль и другие ее разные вещи валялись на полу, а жены в комнате не было. Бросился в кухню и от ее горничной узнал: барыня переоделась, вышла черным ходом, села в ожидающую ее карету и уехала, но куда она не знает.

Представьте весь мой ужас! Я, как потом мне говорили, побледнел, закричал и упал на пол без сознания. Пролежал в таком положении долго, но благодаря хорошему уходу матери наконец выздоровел более или менее физически, но мое душевное настроение еше до сего времени весьма плохо». Оказалось: его жена уже давно полюбила какого-то военного, но женатого, выйти за него замуж она не могла, а если бы жила с ним, то лишилась бы 75 тысяч рублей, оставленных ей дедушкой; решилась проделать всю комедию с Юргенсом, этим получив возможность на получение наследства. Времени после этого события прошло достаточно много, но я видел, с каким трудом переживал Юргенс выпавшее на него горе и сколько эта легкомысленная женщина унесла от него здоровья и сил.

Павел Михайлович, будучи уже в преклонных годах, сильно захворал. Лечивший доктор признал все признаки близкой его смерти и посоветовал, чтобы снять с себя ответственность, пригласить консилиум известных профессоров. Консилиум пришел к таковому же заключению, как и лечивший доктор: состояние его безнадежно по слабости сердца и пульса, по их мнению, вряд ли он проживет эту ночь.

Сыновья принуждены были примириться мысленно, что они теряют отца, но, будучи по расчетливости в папашу, решили немедленно же приступить к приготовлению к похоронам. Заказали гроб, купили у известного фабриканта парчи В.Г. Сапожникова 6* два покрова большой ценности. Вечером этого дня Павел Михайлович открыл глаза, приподнялся на кровати и сел, попросил дать ему что-нибудь поесть, с желанием получить зернистой икры. Икру достали, он съел чайную ложку, после чего крепко заснул. Вызванный доктор сообщил, что случился перелом болезни и есть шансы на выздоровление.

Павел Михайлович выздоровел и жил еще лет пять или шесть. Для детей Рябушинского получилось неприятное положение: боязнь, если слухи дойдут до отца, за покупку гроба и покровов, чем они могут сильно расстроить его. Поехали к Сапожникову и рассказали об их неприятном положении, прося покровы в дом не посылать и не просить пока за них деньги, обещаясь расплатиться за них потом. Сапожников согласился. С гробовщиком тоже было улажено, и таким образом все было сделано, чтобы отец не узнал. Обо всем этом рассказал В.Г. Сапожников Н.А. Найденову, который передал мне.

После смерти Павла Михайловича сыновья его развернули свои дела в большем масштабе, с приемами ловких европейских коммерсантов. Учредили в Москве банк 7*, сделались чуть ли не полными хозяевами Харьковского Земельного банка; купили известную льняную фабрику Локалова, лучшую из всех фабрик в России, славившуюся своим бельевым товаром; построили большую типографию 8* и еще много других предприятий, наименования которых забыл. Локаловская фабрика принадлежала двум дочерям Локалова, вышедшим замуж за двух родных братьев Лопатиных, с которыми я был знаком и имел раньше с ними торговые дела как с бывшими хозяевами бумагопрядильной фабрики.

После продажи ими локаловской фабрики я встретил Владимира Егоровича Лопатина, которого и спросил: «Что заставило вас продать фабрику Рябушинскому? Неужели вам не жаль было ее?» — «Наоборот, — ответил он, — мы рады, что развязались от нее: фабрика старая, можем выстроить за три миллиона рублей, как мы за нее взяли, образцовую фабрику со всеми усовершенствованиями». Я заметил ему: «А все-таки жаль, много души человеческой вложено было в это дело основателем, чего за деньги купить невозможно!»

Мои слова оправдались: Рябушинские в первый же год владения ею получили прибыли 3 миллиона рублей без всяких затрат на нее. После этого выяснившегося результата ко мне зашел В.Е. Лопатин, уже не мечтавший о постройке новой фабрики, а с большим озлоблением говорил о Рябушинских и поднимал