Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое

В довершение всех этих неприятностей, его единственный сын Александр Николаевич, с горя загулял от безнадежной любви к барыш не Савостьяновой (дочке булочника с Петровки), не пожелавшей выйти за него замуж. Александр Николаевич, состоя главным бухгалтером банка, начал манкировать службой, не являться своевременно в банк и имея контрольные ключи от кладовой кассы, задерживал текущие операции.

Таковым создавшимся положением пользовались лица, не симпатизирующие Найденову, начали наносить уколы, как клопы во время жар кой летней ночи в наполненной разными жильцами комнате без достаточного внимания к чистоте, употребляя все усилия, чтобы досадить ему И.А. Колесников, директор С. Морозова, занимающийся денежны ми делами Марии Федоровны Морозовой (жены Т.С. Морозова), имев шей большое количество акций Торгового банка, пустил их в продажу предполагаю, из-за желания отомстить Найденову за уход его хозяина Т.С. Морозова, из председателей Биржевого комитета по вине Найденова.

Один из директоров банка, Александр Карлович Гок, пользуясь распущенностью поведения Александра Николаевича Найденова, старался раздуть это сравнительно неважное дело в событие. Прибегал ко мне жалобой на него: «Скажите, на что это похоже! Уже половина одиннадцатого, а бухгалтера еще нет на службе, а из-за этого происходит при остановка всех операций банка!» Жалоба эта была справедлива и основательна, но было видно, что она делается не из-за боязни за дела банка а скорее, с целью ухудшить положение Н.А. Найденова. Гок отлично понимал, что я ничем не мог помочь в этом случае, разве только довести до сведения отца, чем мог бы еще больше расстроить его в и без тог тяжелые минуты его жизни. Понятно, Гок не стеснялся жаловаться н одному мне, но всем приходящим к нему по делу, даже лицам, не близко стоящим к банку *.

Все неприятности Н.А. Найденова были им перенесены и изжиты, на дела Бабкинской мануфактуры он обратил серьезное внимание, и юстепенно она вошла в свою колею, особенно получилось облегчение после того, как было продано лесное имение на юге России и за сумму, значительно большую, чем за него было заплачено.

* Не знаю, из каких источников Найденов узнал о кутежах сынка, и он решился прибегнуть к крутым мерам — женить его. О чем сообщил мне, но сетовал, что не имеете на примете подходящей невесты. Между тем года за полтора или два до этого Н.И. Решетников пригласил меня поехать с ним в Исторический музей на лекцию академика Янжула, где и познакомил со своей сестрой Елизаветой Ивановной 7*, еще очень молоденькой, но привлекательной и интересной девицей, только что кончившей Черняевскую гимназию. Еще тогда Решетников намекнул мне, что хорошо бы выдать ее замуж: А.Н. Найденова. Я знал об увлечении Александра Николаевича другой, не обратил на слова Решетникова внимания, но теперь вспомнил и сказал Николаю Александровичу: невеста есть, сестра Н.И. Решетникова. Я и Александр Николаевич были приглашены а обед к Н.И. Решетникову, где Найденов и познакомился с Елизаветой Ивановной, не предполагая, с какой целью он был приглашен на обед. Вскоре после этого обеда Н.А. Найденов просил приехать меня к нему, чтобы совместно убедить сына в необходимости жениться.

Александр Николаевич, услыхав о таковом желании отца, наотрез отказался исполнить это, встал со стула, чтобы покинуть комнату, но я воспрепятствовал этому, стал у дери и не выпустил его. Произошел у меня с ним крупный и неприятный разговор: Николай Александрович и его брат Виктор Александрович, бывший здесь же, даже убежали из комнаты, но после долгих разговоров и моих убеждений Александр Николаевич, Взбешенный моими доводами, подошел ко мне и сказал: «Хорошо-с — я женюсь!» — Уничижаюше осмотрел меня и немедленно вышел из комнаты. До сего времени у меня в душе сохранился неприятный осадок от этого разговора, но я, право, не сожалею, что я поступил, и уверен, что, если бы его женитьба не состоялась, он бы окончательно спился и с ним было бы то же, что с сыном Г.И. Хлудова, о котором я уже писал. Надетая на него почти насильно узда сохранила ему жизнь и здоровье, хотя не излечила его от алкоголя.

1* Домовладение 27/33 в 1-м квартале Яузской части (ныне Садово- Черногряз-11 ская ул., д. 8) в 1863 г. было приобретено Сергеем Владимировичем Алексеевым у моск. 2-й гильдии купца Козьмы Карповича Бакланова. См.: ЦАНТД^ Яузская часть. Д. 27/33.

2* После Н.К. Бакланова домовладение № 6 по Моховой ул. принадлежала Ю.И. Базановой, а затем Е.А. Красильщиковой, жене Н.М. Красилыцикова. «Николай Михайлович [Красильщиков] был в приятельских отношениях с моим отцом. Он и его жена бывали у нас, бывали и мы у них, в доме на Моховой (бывшей «Базановке»), где они жили в последнее время» (Бурышкин П.А. Москва купеческая. М., 1990. С. 194).

3* Семья Баклановых в конце XIX в. владела усадьбой под № 5–7 в Обуховом (Чистом) пер. на ул. Пречистенке (ныне — резиденция Московского Патриархата).

4* Jour-fixe (фр. — ‘определенный день’) — прием гостей в определенный день недели.

5* В конце XIX в. здание Запасного дворца у Красных ворот (на углу Садово- Черногрязской и Новой Басманной улиц) было передано императором Николаем II московскому дворянству для устройства Института благородных девиц имени императора Александра III. Здание перестраивалось в 1906 и 1933 гг., с 1918 г. в нем размещался Народный комиссариат путей сообщения (НКПС).

6* Речь идет о Покровском Николае Николаевиче — товарище министра финансов в 1906–1914 гг.

7* Елизавета Ивановна Найденова (урожд. Решетникова) впоследствии стала известной актрисой Малого театра. Ей одной из первых было присвоено звание заслуженной артистки РСФСР. См.: Найденов Н. Найденовы // Былое. 1992. № 12. С. 4.

ГЛАВА 43

Я познакомился с Н.А. Найденовым в 1885 году, когда ему было лет пятьдесят с чем-нибудь, роста был небольшого, носил бородку, глаза были живые, черные; плешь прикрывал длинной прядью волос, оставленных назади. Все его лицо, фигура, движения давали понять, что он состоит из сплошного клубка нервов. Он не мог долго сидеть неподвижно на одном месте, быстро вскакивал со стула, чтобы достать что-нибудь, то побежит к ящику с папиросами, то за коробкой спичек, то побежит поправить пачку бумаг, лежащих на другом столе, то полетит за пепельницей, чтобы поставить ее к себе поближе, и если кто, желая услужить ему, предупреждал его и подвигал пепельницу, хотя он и благодарил за любезность, но по всему было видно, что он этой помощью недоволен. Когда он ходил, то как будто бежал маленькими шажками, и в это время успевал замечать все, что делается вокруг его. Таковая его подвижность осталась до старости лет: еще незадолго до его смерти я видел, как он поднимался по крутой лестнице банка на третий этаж, перепрыгивая сразу через несколько ступеней.

Беседуя с кем-нибудь из своих близких, он не стеснялся упираться ногами в крышку письменного стола, делая это не только у себя в доме, но и в банке, так что его колени были выше головы; и как было видно, такое положение тела доставляло ему удовольствие, в это время он либо курил, либо кусал на своих пальцах место, где по законам природы полагается быть ногтям, а ногтей у него не было, они были сглоданы им давно, еще в детские времена его жизни.

Приходящих к нему лиц он принимал по-разному: с одними, кого он желал расположить к себе, говорил мягко, с улыбающимися ласковыми глазами, кого он не любил, считая за ничтожество, с тем говорил довольно надменно, часто обрывая, глаза делались у него насмешливыми и резкими. Лица, которые ему были нужны, выслушивались внимательно, с частыми восклицаниями междометий: «Что вы!.. Как так!.. Да не может быть!» — и тому подобное. Между тем зачастую все, что он слушал, ему было известно раньше из других источников; делалось это, я думаю, с целью не лишить удовольствия рассказывающего поделиться волнующим его предметом, а в свою очередь убедиться еще раз в