просчетов. Ведь в бою, особенно при вылазках разведчиков к переднему краю противника, малейший просчет оплачивается только кровью, потерей боевых друзей. Поэтому «первого блина» у разведчиков не должно быть. Иначе вступит в силу тот самый противник, который притаился в тебе, — робость. После первой неудачи она, эта робость, при выходе на второе задание будет мешать твоему разуму находить верный путь к решению задачи, затем станет повелителем твоей воли и превратит в труса.
Так или примерно в таком плане проводил свою линию Федор Павлович при подготовке взвода к выполнению первого боевого задания. И хоть обстановка на переднем крае изо дня в день усложнялась и взвод бросали с участка на участок как обычных стрелков, все же командир взвода ухитрялся проводить занятия, тренировки по всем статьям наставления войсковой разведки. Ночь была в его распоряжении, и выжимал он из своих разведчиков все, что можно, и даже сверх того, как говорится, до второго пота. Свалился раз от усталости — это чепуха, поднимайся за счет духа, за счет моральных сил, а если таковых не окажется — грош тебе цена.
Что он только не делал с новичками в разведке! Тьма — глаз выколи, а он стремительным броском гонит всех через колючую проволоку в четыре кола. Зацепился, распорол ногу — ни звука, и не отставай от идущих впереди. А потом, когда четыре кола останутся позади, он даст вводную:
— Под проволокой остался мой сапог: найти! Время две минуты!..
Сам стоит на одной ноге, другая согнута в коленке, босая. Земля темная, сапог такой же окраски, как его найдешь? Ощупывай каждый бугорок. Но вот кто-то докладывает:
— Нашел!..
— Как?
— По нюху…
— Молодец!
Или посадит заранее кого-нибудь из самых зрячих в траншею с пулеметной площадкой, остальных разведет в разные концы. Вводная:
— Взять «языка» в траншее. Только учтите, «язык» имеет право хлестать из ракетницы по обнаруженной опасности. И лопату настоящую может пустить в ход. Синяки и шишки — три наряда за каждую.
И возвращались, бывало, не раз с синяками и шишками.
Броски на выносливость, умение «превращаться» в незаметный предмет возле дороги, плавание в ледяной воде и саморазогрев, оказание первой помощи и знание первой сотни немецких слов, применение холодного оружия и выход из опасной зоны — все подчинялось одному: умей взять и привести «языка».
Захват «языка» — это самое трудное, сложное и опасное в разведке искусство. И это не просто слова. Именно искусство, потому что никаких определенных правил и научных трактатов по этому вопросу нет. Лишь личный опыт по захвату условного «языка» открыл перед Дмитришиным такие приемы и ходы, которые не перескажешь без показа. В каждом эпизоде разные условия, в каждый момент надо действовать с учетом поведения «языка». Убить его в тысячу раз легче, чем взять. Он не палка, не кукла, запрятанная в сундук. У него есть все, что нужно для обороны. Но он может применить против тебя имеющееся у него в руках оружие, а ты не можешь, тебе надо взять его живьем и без крика. Вот и действуй: отвлечение внимания, зрительный мираж, ложный шум, реакция с опережением осмысленного решения. Только разведчик знает, как все это сложно в конкретной боевой обстановке.
Тренировку по захвату «языка» командир взвода проводил, как правило, под утро, когда физические и моральные силы были на исходе. Он забирался в траншею и объявлял себя объектом для захвата.
— Берите меня отделением!
Первые такие уроки были похожи на возню слепых котят возле кошки, и новички не раз оказывались выброшенными за бруствер, где открытыми ртами ловили воздух и ощупывали себя. В схватках со взводным траншея становилась для них тесной, а для него просторной, и он выскальзывал из-под рук, как шарик ртути из-под пальца.
После освоения некоторых приемов самбо Дмитришину удалось взять взводного, но с каким трудом! И если до сей поры Дмитришин считал себя сильным и выносливым, то после схваток с Ермошиным ему оставалось только сожалеть — видно, слишком преувеличенно оценивал свои возможности. Ермошин перевертывал и ломал его, как хотел, будто в его стальные руки попадал не Иван Дмитришин — грудь колесом! — а тюфяк неповоротливый. Проворности и ловкости в нем оказалось неистощимый запас.
И тогда же Дмитришин дал себе слово — не кичиться своей силой. Его потребностью стало знать и уметь делать все так, как знает и умеет командир взвода старший лейтенант Федор Ермошин. Без этого в разведке нечего делать, и твоя жизнь в ней будет очень короткой.
3. За «языком»
Осажденный Севастополь готовился к новым испытаниям. Войска Манштейна, остановленные на подступах к городу, сосредоточивались в мощные кулаки для таранных ударов с разных направлений. В промежутках между этими кулаками вражеских войск почти не было. Но такие участки находились под постоянным наблюдением пулеметчиков, укрепившихся на высотах, и густо минировались. Перед разведчиками стояла задача: не прозевать приготовлений врага, добывать «языков», наносить на карту боевых действий минные поля и огневые точки противника.
В середине ноября разведчики подготовили вылазку с высоты 103, которая господствовала над Бельбекской долиной. Ночью 16 ноября они осторожно пробрались на ее крутые обрывы с севера.
Есть бойцы, которых не остановит никакая опасность, а вот перед минным полем нельзя не остановиться. Фашисты под Севастополем расставляли преимущественно противопехотные мины. Среди них много прыгающих. Взрываются на метровой высоте: осколки в живот…
Опасно, невозможно преодолеть такое минное поле без риска или даже без жертв. Что же надо сделать, чтобы такую опасность свести к нулю?
На склоне высоты ухнул тяжелый вражеский снаряд. Недолет. Но он помог решить сложную задачу: от места взрыва покатились камни. Один из них подорвал мину. Это натолкнуло на мысль — прочистить путь через минное поле с помощью камней-валунов. Разведчики подобрали полдюжины камней, выждали новые взрывы и пустили эти камни под откос. Каждый валун увлекал за собой другие камни. Взорвалось еще две мины. Противник всполошился. Взвилась ракета. Застрочили пулеметы, автоматы. Но огнем пулемета камень не остановишь. После третьей серии запуска камней гитлеровцы поняли, что на минном поле не люди, а камни. Их не расстреляешь.
Следя за противником, Ермошин установил, что между высотой 220,6 и селом Дуванкой есть тропа, по которой гитлеровские связные и солдаты часто спускаются в населенный пункт и возвращаются обратно на высоту. Командир взвода поручил Дмитришину выдвинуться вперед и тщательно изучить подходы к тропе, наметить место для засады и вообще подготовить план захвата «языка» на этой тропе.
Через день Дмитришин повел группу разведчиков по своему плану. Спустились в ущелье. Темно, как в могиле. Разведчики спотыкаются о камни и безбожно ругаются. Здесь можно, а там, за передним краем, прикуси язык и закрой рот на замок.
Чем ближе к противнику, тем строже следи за собой. Это зона испытания на осмотрительность и выдержку.
Вдруг остановка.
— Сюрприз…
Направляющий каким-то чудом заметил протянутую через тропу проволоку. Тонкую, как струна. Ясно, что здесь мины натяжного действия: тронь струну — и сработают взрыватели. Но вот если пройти через минное поле вперед — оно наверняка не такое уж широкое, — тогда разведчики окажутся в безопасности. Там, где установлены такие мины, у противника беспечность.
Дмитришин легонько пальцами прижал проволоку к земле, чтоб направляющему было удобнее переступить через нее.
— Осторожно подымай ногу. Переступай. Теперь вторую ногу подымай… Ступай точно в след