поднялась.
Она мне сказала, чтоб я ни за что не уходил из гостиницы на улицу, сначала ОМО должно обеспечить работой. Пусть с полицией выселяют, а ты не уходи. Не совсем приятно, что посторонние слышали этот совет, хотя эмигрантам все это не в диковинку, а Джон и американцы, конечно, ни слова не поняли.
На прощанье Джон ободрительно толканул меня в плечо, уже не как учитель, а как ровесник. Я знал, что он настоящий американец и от души желает мне всего лучшего в своей стране. Интересно, все эмигранты так вырядились, чтоб быть похожими на американцев, что Джон в своих черных ботинках на микропорке и с распахнутым воротником рубашки без галстука единственный напоминал парня из Союза. Даже не очень городского, скорее из области.
Я эти дни ничего не записывал, волнуюсь, что будет, мне позвонил ведущий из ОМО и предупредил, что гостиница оплачена до конца недели, за это время я должен найти себе работу и жилье. Я ответил, как Рита меня научила, дайте работу, тогда я уйду. Но он ответил, все, кто прибыл вместе с вами, давно работают, вы один почему-то не можете устроиться. Мы не будем для вас делать исключений. И повесил трубку.
Я звонил Рите несколько раз, хотел посоветоваться как быть, а она как назло где-то пропадает. Не может быть, чтобы она уже переехала. Говорила, только собирается. Позвонил Гану, есть ли у него работа для меня? Он ответил, он ломает себе голову, чем платить своему рабочему. Предложил, правда, позвонить в ОМО, чтоб меня не бросали на произвол судьбы, к его голосу прислушаются, потому что он когда-то что-то пожертвовал этой организации на помощь советским евреям. Лучше бы отдал мне долг, очень они будут слушать его за какой-то несчастный чек в пять или десять долларов. Больше он не давал, я уверен. Больше никому не звонил и никуда не ходил, знаю, что напрасно. Встаю поздно, на курсы уже не надо, а потом целый день даже не знаю, на что уходит. Вспомнил, что до сих пор не отдал напечатать те фото, из-за которых мы с Нолой поссорились, и отнес.
Вечером, когда я сидел в кресле в вестибюле, пришли откуда-то Вовы. Дежурный отдал им целую кипу писем, и они поспешили к лифту. Меня они не видели. Очень поздно, когда я смотрел телевизор, позвонил Вова и сказал, что лекция их через два дня, не смогу ли я придти, и было бы хорошо, если бы я привел с собой побольше эмигрантов с курсов английского, где я занимаюсь. А потом будет пиво и закусь соответствующая. В общем, старичок, ты можешь подскочить к нам наверх все это утрясти? Я был рад, что они меня позвали, не мог спать, такое настроение.
У Вов застал тот же кавардак, только всего стало больше: разбросанных вещей, неубранной посуды на столе. Они показали новую пишущую машинку, английскую, им подарило ОМО. На столе та же сухая колбаса, а на дощечке тяжелый нож, как будто с того времени, как они меня угощали, стол не убирали. Но зато нигде ни единой бумажки. Они объяснили, что рукопись хранят в банке, так здесь принято. Я ждал удобного момента, чтоб спросить насчет работы, у них много родственников американцев. Так и не дождался. Пришлось откровенно рассказать, какое у меня положение. Невольно Вовы выдали свое отношение ко мне, когда сказали, что сюда едут всякие люди, и каждый требует от Америки признания своих талантов, а не имеет на это никаких оснований, ему кажется, что он кто-то, но здесь очень быстро выясняется, кто — кто, и будь здоров, не хочешь работать на кухне, твое дело. Еще надо устроиться, ты забываешь, сейчас спад, перебила Люся. Старичок, это уже Вова, ты уже пожил здесь достаточно и наша дружеская откровенность тебя не обижает, да? Так дай нам немножко разгрузиться со всеми этими делами, подписать контракт в колледж, и мы займемся твоим трудоустройством, о'кэй? — прижал меня животом к стенке Вова. Старичок, что от тебя требуется? После лекции ты задашь эти вопросы, я тебе их записал, а мы постараемся удовлетворить законный интерес аудитории, и еще, ты должен будешь вежливо поаплодировать лекторам этой интересной лекции, но, конечно, не ломать ладони, как будто ты на смотре цеховой самодеятельности, не забудь, мы все-таки в Америке, два-три деликатных хлопка, это все, что от тебя требуется. Справишься?
Вовы тоже считают, непохоже, чтоб выселяли с полицией, но что я себе думал, ОМО не в состоянии содержать эмигрантов бесконечно, надо было найти работу. Вообще, правда, ведь другие как-то устроились. Не понимаю, почему я не мог.
Пришел к себе, лежал и смотрел в потолок. Что мне нравилось в издательстве? Приходилось встречаться с передовиками производства, а они рассказывали, как складывались их судьбы. Хотя брошюры выходили под их именами, писал их я, и их можно было бы считать теми же рассказами, если бы от меня не требовалось описывать производственные процессы. Но, правду сказать, и здесь можно было нарисовать похожий портрет, если не пожалеть времени.
С утра дождь. Мой колодец полон шума от падающей воды. Уже не рано, а в комнате темно. И мокро. Столик, на котором стоит телефон, залит водой. Мне лень было встать опустить донизу окно, чтобы не брызгало. Даже на подушку залетали капли. Настроение — хуже нет. Надо бы выйти купить газету и поискать что-нибудь в разделе «Спрос труда». Только подумал об этом, и перед глазами появились объявления, набранные мельчайшим петитом, вроде такого: «Н/пл. р. д-ь, бух-р ам. оп. н/м-е 5 л. зв. 8 а.м. — 5 р.м.», что означает: «Неполный рабочий день, бухгалтер с опытом не менее пяти лет, звонить с 8 -ми утра до 5-ти вечера». Мне одно такое объявление перевести — это час, еще хорошо, если переведу, ведь в словаре сокращений нет. А в газете подобных объявлений столько, и так густо напечатаны, что через несколько минут начинает казаться, будто весь лист покрыт мельчайшим однообразным орнаментом. Я знаю одно, если бы каким-то чудом я сейчас очутился на любой работе, за любую плату, как есть, босиком, согласен выбежать на улицу плясать под дождь.
Все же встал, чтобы посмотреть, что за вопросы дали мне вчера Вовы. Ничего особенного, просто они хотят создать впечатление, будто они такие мощные умы, что любая проблема для них семечки.
Днем решился, позвонил Ноле. Но ее не было дома. Ходил в книжный магазин, смотрел всякие книги, даже по садоводству. Хотя я мало понимал, приятно было листать страницы, так книги хорошо изданы. Когда глаза устали, поднялся по лестнице на второй этаж, где продают грампластинки, слушал классику и смотрел через окно на улицу. Был еще день, не то дождь, не то туман, машины ехали с зажженными фарами, и в запотевших окнах горел свет. Я уже немножко знал Нью-Йорк и представлял себе липкий теплый воздух улицы, пахнущий жареным мясом и сладковатым томатным соусом, если поблизости была закусочная или стоял продавец горячих сосисок со своей тележкой.
Пора спать.
Был на лекции Вов. Сейчас расскажу все по порядку.
Прежде всего, Вовы забыли, что мы договорились ехать вместе. Вова накануне сказал, чтоб я был готов, он мне позвонит, и я тут же должен спуститься вниз, там уже будет машина, и мы поедем. Но никто не звонил. Я ждал, а потом сам позвонил Вове. Но в гостинице Вов уже не было. Я подумал, они в спешке могли забыть. И я поехал, даже взял бумажку с вопросами.
Начну с того, что американцев было мало. Были вовины родственники в пестрых нарядах. Несколько новых эмигрантов. Рядом со мной сидел юркий москвич с обликом фарцовщика. Потом оказалось, что он кандидат наук. Когда он узнал, что я знаком с Вовами, рассказал, что уже читал пробную лекцию в одном американском университете, и теперь ожидает приглашения прочесть курс. Он был уверен, что оно вскоре последует, хотя бы потому, что на его лекции было по крайней мере раза в три больше людей, чем здесь, обвел он взглядом почти пустой зал. Не желая, чтоб его заподозрили в недоброжелательности к Вовам, он тут же добавил, что Вовы в этом, конечно, неповинны, работа у них интересная.
Впереди нас, через несколько пустых рядов, сидело три американских профессора, один из них был шеф славянского департамента этого колледжа, а другой юрист. Так сказал мой сосед. Вовы появились в аудитории после всех и вместе с каким-то старым американцем в измятом спортивном пиджаке уселись за столиком на эстраде. Американец предложил собравшимся послушать лекцию русских ученых, представляющую собой изложение уже подготовленной к печати работы, но тут Вова перебил его: книга уже принята одним издательством, вот такая толстая книга, показал он пальцами аудитории. Американец был приятно удивлен: вот, уже принята, и мы в скором времени будем иметь удовольствие ее читать, как хорошо!
Этот профессор рядом с Вовами выглядел настоящим уличным оборванцем, настолько они были
