А вот что говорится собственно про Мелюзину в «Книге естестеословной», приписываемой Николаю Спафарию: «Мелузина есть некая рыба которая чудно видно имать. глава бо ея члвка женскимъ подобиемъ аки девица прекрасна, и распущеныи черныя власы главы имать яко царским венцем увенчану. чрево же зверино и зело велико и округло хвость или хоботь подобенъ великому дракону и аки вензелемъ сплетеный в конце же своемъ имать главу драконову и ядъ в ней имать зело лютейший и смертоносный, имать четыре ноги зело толсты подобны слоновым и бесколенный и бессоставный и вместо копытъ или плюскъ или лапъ по концамъ ихъ имать закривлены главы змиевы с лютым же ядом» (Там же. С. 175). Мелюзину считают искусной строительницей. Она может за одну ночь с неведомой бригадой (которая потом, конечно же, бесследно исчезает) построить, например, мост. Однако первый, кто пройдёт по этому мосту — жертва Мелюзине. Она строит и она же своим криком разрушает всё построенное ею. Как строительница и как носительница семени сакрального рода она до чрезвычайности напоминает мастера Адонирама (Хирама), которого восточно-христианский эзотеризм именует Китоврасом (греч. Кентавр, франк. Кутувр, Коутур). Напомним, что Китоврас — «сын царя Давида и Матери-сырой земли». И Мелюзина-Ехидна, и Китоврас являются обозначением первоматерии Великого Делания. И от той, и от того произошли сакральные роды — мелюзинитов и Меровингов (см. об этом подробнее: Карпец Владимир. Русь, которая правила миром, или Русь Mipoвeeвa. — М.: ОЛМА- ПРЕСС, 2005). Однако оба рода находятся в непримиримой символической оппозиции, переходящей в перманентный заговор орденов и эзотерическую войну геральдических знаков, что можно наблюдать и в случае иносказаний алхимии, а также её иконографии. Кроме того, на протяжении истории мелюзиниты всячески стремились выдать себя за Меровингов, что происходит и по сей день (см. там же). Китоврас, как и медведь (оба символа часто субституируют друг друга), означает собственно сульфурное начало в первоматерии, а также истинный царский род. Ехидна- Мелюзина, напротив, соответствует меркуриальному, женскому началу и призвана явиться выражением «подставного рода». Но последнее и неудивительно в патриархальном обществе (сколь бы нам не хотелось в данном случае впадать в вульгарное социологизирование). Ведь так или иначе, но в согласии с салическим правом легитимными наследниками царской власти могли быть только отпрыски по отцовской линии. Рождавшиеся от царственных жён (сколь бы знатен не был их нелегитимный с точки зрения салического права супруг) отпрыски неизбежно были бастардами. Но бастардом является ещё и камень в его грубой форме. И для того, чтобы он перестал быть таковым, его необходимо очистить от примесей. И если это существо очистить от примесей с помощью огненной промывки (что, увы, никак не поможет в случае человеческих персонажей, как бы нам не хотелось воспользоваться таковой баней), то камень станет без изъяна.
Сближение «фактов истории» с герметикой вовсе не является натяжкой. И если так называемая история в её дискурсивном изложении весьма часто выступала иносказанием Великого Делания, на что обращали внимание те же Фулканелли и Канселье, то история-сама-по-себе, как макрокосм Божественного Творца, есть буквальное его исполнение, где центральное событие — Жертва Христова. Отсюда постоянные сопоставления судьбы камня Философов с крестным путём. Разумеется, речь здесь идёт об аналогии, а не о тождестве. — О.Ф.
(LX) Знамя с изображением Креста Господня, изготовленное по приказу святого Императора Константина после его знаменитого видения перед битвой. Император брал его с собой во все походы. Изначальный и основной государственный символ Христианской Империи. — Прим. перев.
(LXI) Речь идёт о душе, называемой в еврейской каббале Нефеш. Душа эта находится в копчике человека, где и остаётся после его смерти. Из этого могильного зародыша восстановит Господь человеков на суд в день гнева. Ср. с видением Иезикииля о «костях сухих». Вот почему для христианина кремация крайне нежелательна, а погребение, прообразуемое посевом, — наоборот. — О.Ф.
(LXII) В этом священном индуистском тексте речь идёт о Духе, парящем над преходящим формальным миром. Этот Дух именуется хамса, то есть гусь. Слово гусь же кабалистически связано с русским гас (то есть дух, отсюда «гасить»), а то, в свою очередь, как отмечает советский (кстати, начинавший ещё при Сталине, когда допускалось многое из того, что позже стало запрещено) исследователь алхимии Н. А. Фигуровский, этимологически связано с английским ghost, немецким Geist. Этот дух — меркурий. В европейской алхимии гусь — один из его иероглифов. — О.Ф.
(LXIII) В оригинале явная ошибка издателей: P. Kircher вместо A. Kircher. — О.Ф.
(LXIV) Такого рода понимание основано на чистом аристотелизме, свойственном ряду герметических философов, при том, что другая их часть ближе к неоплатонизму, не противоречащему аристотелизму, но несколько по-иному расставляющему онтологические акценты. — О.Ф.
(LXV) Кабалистически enchiridion можно прочитать так: Дионисово повышение ставок. — О.Ф.
(LXVI) О различии гебраического kâbbâlâh — предание и арийского cabala — «язык коней», «язык птиц», «язык ангелов» см. в том числе: Grasset d'Orcé. Materiaux criptographiques. — P., 1983; а также в постоянно цитируемых Клодом д'Иже книгах Фулканелли и Э. Канселье. — Прим. перев.
(LXVII) В наиболее адекватном славянском тексте Книги Бытия (Острожская редакция) — Земля же бе невидима и неукрашена. В библейском иврите Bërëshïth используется непереводимое выражение tôghü- wâ-wôghü, очень приблизительно соответствующее греческому χαος. — Прим. перев.
(LXVIII) По-гречески это звучит как μεον, что соответствует хаосу, то есть духу, гусю, меркурию. — О.Ф.
(LXIX) Барант Сандерс ван Гельпен применяет здесь к Философскому Камню именование Камень Философов. Обычно последнее относят к первой материи. Иными словами, Камень Философов это то, из чего, а Философский Камень — само что. Но следует всегда помнить, что это — «одна и та же вещь». — О.Ф.
(LXX) Французских монархов именовали Lieutenant du Christ. — Прим. перев.
(LXXI) Ещё раз напомним, камень (la pierre, petra) — женского рода, и правильным переводом будет: когда камень зелена, она придаёт этот цвет изумрудам. См. в этой книге полностью подтверждающую главу о символике зелёного цвета; мы охотно готовы отослать читателя к перипетиям Эсмеральды из «Notre Dame de Paris» В.Гюго, а также к «Romance Somnambulico» Фредерика Гарсиа Лорки (Verde que te quiero verde), прекрасно (что вообще крайне редко)
