племена, населявшие Олгалорские горы, и долгие годы прежде защищавшие восточную границу Альфиона, крепко держались за свои земли. В поле их армия, состоящая из легкой пехоты, была слаба, но в родных лесах даже малый отряд этих отчаянно храбрых бойцов мог задержать сотни воинов. Там было не место для стремительных кавалерийских атак, и многие рыцари просто могли безо всякой пользы сложить там головы. И, тем не менее, он жаждал действовать, ибо понимал, что в противном случае предстанет перед своими подданными слабым, нерешительным, таким, каким он в действительности не был.
- Ты говоришь, объявив войну, я могу вызвать недовольство среди знати, - воскликнул король. - Но, если просто ждать, то знать скорее поднимет мятеж под предлогом, что им нужен более решительный король, тот, кто сможет поставить на место зарвавшихся горцев. И в любом случае придется каждый миг ждать, когда же олгалорцы сами начнут войну, ведь, поняв, что я слаб, они наверняка захотят чего-то большего, нежели безраздельно владеть своими исконными землями.
- Они не посмеют угрожать нам, сир, - убеждал своего короля старый лорд. Эйтор всегда помнил его седым, угрюмым, погруженным в себя, и, казалось, сейчас, по прошествии девятнадцати лет, Маркус вовсе не изменился. - Все же для войны с целой державой горцы весьма слабы. Олгалорцы будут сидеть в своих горах, а если устроят набег, тем лучше, - демонстрируя крайний цинизм, заметил лорд. - Пусть от рук варваров погибнет сотня, да хоть тысяча крестьян. Мало кто из наших дворян сумеет защитить свой феод лишь собственными силами, ибо дружины достаточно малочисленны, ополчение же плохо обучено и не отличается особой стойкостью. Многие рыцари и даже лорды первыми обратятся к тебе за помощью, как к своему государю, и тогда ты поведешь против Кланов войско не как каратель, а как защитник, пытающийся оборонить Альфион от злобных варваров. В этом случае немногие решатся открыто осудить тебя.
- Но что мешает тем лордам, кто недоволен таким королем, как я, уже сейчас объединиться в союз с Кланами? - усмехнулся Эйтор. -
И все же в тот раз король согласился с Маркусом, как соглашался прежде, как будет признавать его правоту и много позже. Однако теперь он все чаще сомневался в верности такого решения. Дело было не в горах, единственным богатством которых считался только серый камень, но в том, что тогда Эйтор явил свою слабость.
Целый край без войны, без долгой и упорной борьбы за свою свободу стал вольным, просто в один миг перестав признавать сюзеренитет Альфиона. А он, правитель целой страны, не сделал ничего. Возможно, с той поры лорды и рыцари окончательно убедились, что новый король не посмеет вмешаться в любые дела, творящиеся в их феодах.
Все чаще Эйтор думал, что Альфиону нужна война, и сам пугался столь жестоких мыслей. Но он был уверен, что враг, не мятежные лорды или горстка грязных варваров, а внешний враг, вроде тех же хваргов, причем не ошивающихся возле границы, а вторгшихся в земли королевства, разоривших несколько городов и замков, как никто иной мог объединить сейчас дворян и весь народ.
Перед лицом угрозы, действительно реальной, касающейся всех, были бы забыты прежние обиды, мелочные распри, отнимавшие так много сил, стоивший жизней сотням, тысячам его, Эйтора, подданных. Нет, пора положить конец этому хаосу. К демонам все заветы предков, к демонам вековые устои! он знал, что умрет, ибо только эльфам дарована была вечная жизнь, но можно умереть, на следующий день полностью исчезнув из памяти, а можно остаться в ней навечно. Как правитель, принесший своим подданным порядок, вернувший мощь этому королевству!
- Настало время перемен, - прошептал Эйтор. - И ради блага целой страны можно пожертвовать такой мелочью, как собственная жизнь.
Погруженный в свои невеселые мысли король вздрогнул. За спиной раздались тихие шаги, и Эйтор резко обернулся, увидев вошедших в опочивальню мальчишек-слуг, притащивших бадью с ледяной водой и большой серебряный таз для умывания. Король предпочитал спать обнаженным, но ничуть не смутился слуг, ибо ему не стоило стесняться своего тела. Слуги, мальчишки, что не смели даже дышать в присутствие государя, видели перед собой богатыря, могучего, ловкого, с широкими плечами и узкими бедрами, перевитого тугими канатами жил. Словно по волшебству ожила вдруг одна из тех статуй, что украшали залы и покои дворца, изображавших воинов и героев минувших эпох, чье внутренне совершенство было равно внешнему.
Хоть Эйтор был не молод, - как-никак, давно уже разменял четвертый десяток, - тело его бугрилось мускулами, как у настоящего атлета, а если и наметилось небольшое брюшко, так оно нисколько не мешало государю одерживать победы в четырех потешных схватках из пяти, когда он разминался, сражаясь с собственными гвардейцами. Король словно с юности готовился к тому, чтобы стать воином, изнуряя себя упражнениями, до потери сознания тренируясь с мечом в руках. И, по иронии судьбы, ему ни разу не пришлось обнажить клинок для боя за всю свою жизнь.
С наслаждением брызгая себе в лицо ледяной водой, король фыркал и довольно кряхтел, окончательно смыв с себя дремоту и почувствовав необычайный прилив сил. Закончив умываться, государь пару раз провел костяным гребешком по пышной шевелюре цвета прелой соломы, в которой невозможно было увидеть ни единого седого волоска, а затем оделся, отослав прочь верного Франка. Он натянул узкие парчовые лосины, рубаху из нежнейшего шелка, и скромные зеленовато-серый камзол, и, по давней, оставшейся с юности привычке, прицепил на пояс ножны с длинным квилоном, кинжалом с узким прямым клинком.
Потом, когда придет черед появиться перед своими подданным, он облачится в горностаевую мантию, не забыв тяжелую золотую цепь, и, разумеется, знаки королевской власти, скипетр и золотой венец, усыпанный самоцветами. В иные же часы Эйтор предпочитал обходиться без лишней помпезности, более приветствуя удобство.
- Франк, - выйдя из опочивальни, король кликнул старого слугу, мгновенно возникшего перед господином, словно появившись из-под земли. - Франк, пусть завтрак подадут в малую трапезную, - велел Эйтор. - И позаботьтесь сообщить Ее величеству, что я желаю видеть ее.
- Слушаюсь, господин, - еще ниже согнулся старик, опрометью кинувшись по длинному гулкому коридору.
У дверей, а также в нишах, миом которых уверенно шагал король, стояли, словно оцепенев, охранявшие покой монаршей особы гвардейцы. Рослые парни, уставившиеся в пустоту, они были не более подвижными, чем статуи из розового мрамора, одно из немногих украшений этой части дворца, вообще отличавшегося скромностью и умеренностью. Сегодня, как и обычно, гвардейцы не надевали доспехи, облачившись в расшитые королевскими гербами алые камзолы и бархатные береты. Эти воины, за редким исключением родившиеся далеко на юге, в Дьорвике, были вооружены короткими алебардами с замысловатыми наконечниками, а также мечами. И тем, и другим оружием каждый из гвардейцев владел поистине виртуозно.
Эйтор знал, что очень многие, причем не только спесивые дворяне, осуждают его любовь к чужеземцам, которым - где это видано! - было поручено охранять самого государя. Но он был уверен, что эти воины предадут его последними, намного позже, чем кичившиеся своими предками рыцари, алчные и подлые, под геральдическими плащами и прочными латами скрывавшие пораженные гнилью души. Рядом с дьорвикскими наемниками король Альфиона чувствовал намного спокойнее, нежели в окружении собственных подданных, всех этих напыщенных лордов, которых так и распирало от собственного величия.
Кроме гвардейцев на глаза королю попалось лишь несколько слуг, мгновенно согнувшихся в глубоком поклоне, едва увидев своего государя. Во дворце царила тишина, но сегодня вместо покоя она почему-то навевала весьма тягостное чувство. Тем не менее, Эйтор пытался убедить себя, что все великолепно, и настроение его действительно несколько улучшилось.
Малая трапезная, уютное помещение, предназначенное не для шумных пиров, а для спокойных задушевны бесед, располагалась в той же части дворца, что и опочивальня Его величества, в южном западном крыле. Вообще дворец представлял собой правильный квадрат, в центре которого был довольно просторный внутренний дворик. В прежние времена дворец являлся, в первую очередь, крепостью, последним рубежом обороны, но, поскольку уже многие годы в Альфионе царил мир - постоянные свары между лордами не в счет, - хозяева дворца превращали его в нечто более приятное глазу, нежели мрачная цитадель, хотя таковой он и продолжал оставаться. Узкие щели бойниц сменились высокими стрельчатыми
