населенного пункта)[1304].
Суть новой тактики заключалась в переходе к действиям мелкими группами по 10–15 человек, способными быстро маневрировать и менять места дислокации. Открытые вооруженные выступления и столкновения с частями Красной Армии и ВВ минимизировались, а основной удар переносился на гражданскую администрацию и лиц, сочувственно относящихся к советской власти[1305].
Были разработаны три «краеугольные» тактические схемы (или, как они назывались в оуновских документах, «проблемы»): «Дажбог», «Олег» и «Орлик». Положения этих схем конкретизировались в инструкциях: «Мурашка», «Оса», «Бджола», «Тактических указаниях» на конкретный год.
Заместитель начальника УББ НКВД УССР А. Задоя.
Тактическая схема «Олег» была направлена на воспитание в националистическом духе и подготовку молодежных кадров как основного источника пополнения живой силы «движения сопротивления». Ежегодно на нелегальное положение оуновцы переводили от нескольких сотен до 2 тыс. юношей. На обучение сельского жителя отводилось два месяца и четыре месяца на воспитание, на городского — четыре и восемь месяцев соответственно[1306]. Кандидата в подполье тщательно проверяла Служба безопасности ОУН. Чтобы отрезать дорогу назад, каждого нового участника заставляли совершить террористический акт и, таким образом, «повязывали кровью» [1307].
Тактическая схема «Орлик» (другое название — «Харьков») предусматривала распространение влияния ОУН на восточные и южные области УССР. Цели «Орлика» состояли в создании в этих регионах организационной сетки и кадрового резерва ОУН и проведении там пропагандистской и разведывательной работы. На восток засылались опытные эмиссары ОУН, хорошо владеющие русским языком, с заданием подобрать кадры на случай антисоветского восстания и распространить свою пропаганду дальше, на Кубань и Кавказ[1308]. Именно в рамках этой схемы референтом пропаганды ЦП ОУН П. Федуном-«Полтавой» была написана агитка «Кто такие бандеровцы и за что они борются», до сих пор выдаваемая бандеровцами за истинную программу ОУН[1309] .
Главной была тактическая схема «Дажбог», которая предусматривала: сохранение кадров путем легализации, создание позиций подполья в органах власти и управления (включая и правоохранительные органы), подготовку к возможному захвату власти на Украине; срыв различными способами процесса восстановления разрушенного войной народного хозяйства; усиление конспирации (замена кличек и паролей), налаживание системы подземных бункеров и линий курьерской связи[1310].
Итак, реализуя новую тактику, националистическое подполье глубоко законспирировалось и повело «бункерную войну». Объектами нападений становились партийные, комсомольские и советские работники, колхозная администрация, а также так называемые «подсоветчики» — сельский актив и простые колхозники, специалисты, прибывшие из других областей УССР.
Бандеровский террор вскоре приобрел массовый характер, вплоть до требований применять «пьяткування» (уничтожение каждого пятого) в селах, жители которых, по мнению бандеровцев, лояльно относились к советской власти[1311]. «Краевая инструкция провода ОУН» прямо указывала, что необходимо осуществлять «беспощадное уничтожение государственных политических и социально-экономических основ враждебной системы» [1312]. В подобных же инструкциях регламентировалось, как следует вершить расправу. Целью террора, по мнению руководства ОУН, являлось не только уничтожение «подсоветчиков», но и запугивание остальных. В этом контексте осквернение тел уничтожаемых сторонников советской власти являлось важной частью террористических методов, применявшихся националистическим подпольем.
Так, в Ровенской области в июне 1944 года отряд бандеровцев казнил местного крестьянина, заподозренного в сотрудничестве с Советами, повесив его посреди села. Затем повстанцы публично осквернили тело — «порубили труп повешенного бандита топором»[1313] . 21 ноября 1944 года в два часа ночи вооруженный отряд из 40 бандеровцев вошел в село Дубечно на Волыни. Обыскав дома председателя и секретаря сельсовета, повстанцы застрелили председателя на глазах односельчан. На спину убитому прикрепили записку: «Расстрелянный — глава сельсовета. Если кто-нибудь займет это место — его ждет та же судьба». Затем вооруженные бандиты ворвались в забаррикадированное помещение сельсовета, где убили сторожа — украинца по фамилии Ткачук. На спину ему штыком прикрепили другую записку: «Это труп предателя украинского народа, защищавшего Советы. Если кто- нибудь придет работать на его место, он погибнет точно так же». После этого повстанцы осквернили помещение сельсовета — расклеили антисоветские лозунги и призывы, сорвав со стен портреты партийных и советских руководителей. Лица на портретах измазали кровью убитого сторожа-украинца[1314]. Секретарь Лопатинского райкома Львовской области Маланчук докладывал 25 декабря 1944 г.: «Бандиты надругались над трупами [заподозренных в сотрудничестве с Советами]. Со всех тел сняли обувь и одежду, руки и ноги связали как скотину, а лица раскромсали на части»[1315].
Согласно еще одной бандеровской инструкции террор направлялся не только против лиц, сочувствующих советской власти: «В ходе ликвидации указанных лиц не жалеть ни взрослых членов их семей, ни детей…»[1316] К примеру, во Львовской области в августе 1944 года у двух семей по очереди выкололи глаза — будто бы за то, что их близкие сообщили о передвижениях повстанцев советским властям. Трупы затем изрубили на куски на виду у испуганных односельчан[1317]. В райцентре Милятино Львовской области на сельском сходе крестьянин Иван Пришляк сказал: «Моего сына за службу в Красной Армии наградили орденом Славы III степени. Разве могло такое случиться при польских панах — чтобы бедный крестьянин получил такую правительственную награду?» После этого выступления за несколько недель были зверски вырезаны девять человек по фамилии Пришляк[1318].
Распространенной была практика уничтожения или запугивания специалистов, которые прибывали из других областей для восстановления народного хозяйства Западной Украины. Так, 13 сентября 1944 года в Ровенской области «повстанцы» напали на 15 недавно прибывших специалистов, из которых одному удалось бежать, а 14 бандеровцы увели в лес и расстреляли. Затем надругались над трупами, отрезав голову у одного убитого мужчины и ноги и лицо у женщины[1319]. Классическим же примером может служить убийство московских геологов Н. Балашовой и Д. Рыбкина, которого референт СБ Рожнятовского райпровода «Зорян» в протоколе допроса назвал «одним из опаснейших представителей большевистского империализма».
Помимо индивидуального и массового террора разворачивались целенаправленные кампании типа «Ни единого зерна большевикам», срыв выборов в Советы разных уровней и т. п. Распространялись листовки следующего содержания: «Не выполняйте приказов Советов, потому что всякий, кто их выполнит, будет повешен как предатель украинской земли… Если кто из вас сдаст зерно, мы убьем вас как собак, а всю вашу семью повесим или порежем на куски»[1320].
Также бандеровцы выявляли, запугивали или уничтожали людей, которые выступали свидетелями в судах по делам участников националистического подполья. К примеру, число уничтоженных свидетелей только за 1947 год составило 195 человек[1321].
Под давлением распространялись билеты бандеровского займа — «бофоны» («На боевой фонд»). Данью облагались ремесленники, торговцы, интеллигенция, занимающаяся частной практикой. Определенный провод ОУН мог оставить себе 25 % средств, высшие проводники пользовались ими неограниченно. На население накладывалась разнарядка. Так, Стрыйский и Сколовский районы Дрогобычской области обязались собрать 1 млн руб., 240 ц мяса, 620 ц зерна, 800 ц картофеля, 400 м полотна, одежду, обувь и т. п.
«Самообеспечение» подполья также сопровождалось зверскими расправами над населением. Например, в г. Явор Львовской области была арестована семья Д., в доме которых было обнаружено пятеро
