детских игр.
«В ту ночь, я позвонил Грею, пользуясь специальным номером, который он мне дал».
Т: И так, ваша семья ушла под прикрытие службы реидентификации.
А: Да. Но в разные дни это выглядело по-разному. Отец говорил, что они были любителями разного рода фокусов. Сегодня, есть программа реабилитации официальных свидетелей. Официальными именами теперь занимается Конгресс. Все проходит гладко, спокойно и прямо. Целые семьи перемещены, обеспечены не только новыми личными данными, но полной семейной биографией, со всеми документами и всей официальной регистрацией. Их безопасность всегда обеспечена. Но в те дни программа была новой. Мы были одними из первых, на кого она распространилась. Этого было более чем достаточно. Отец говорил, что гонорара, полученного за всю поднятую им информацию, хватило бы, чтобы финансировать все мое образование в колледже, но для этого нужно было пройти многое. Грей и его люди импровизировали и обязательно могли что-нибудь начудить.
Т: Что они могли, как ты говоришь, «начудить»?
А: Вот, пожалуйста, свидетельства о рождении, например. Когда мистер Грей принес новые свидетельства, мой День Рождения был изменен с 14 февраля на 14 июля. Отец говорил, что мистер Грей был в ярости. Он хотел нам дать наши оригинальные даты рождения – так безотказней, меньше случайных оговорок и ошибок в датах рождения при даче каких-либо показаний в будущем. Мать также была расстроена – он сказал, что мать просто не смогла бы принять хоть какие-нибудь перемены в дате рождения ее сына. Так мистер Грей оформил другое свидетельство о рождении.
Т: Но твой отец держал оба свидетельства, ты как-то говорил.
А: Он сожалел о многих других промашках, и то, что дата рождения 14 июля могла попасть еще куда-нибудь. И было полезно оставить документ также и с этой датой, чтобы исключить какие-либо недоразумения, с которыми я могу столкнуться в будущем. Он хранил и этот конверт. Он говорил, что, возможно, здесь есть ошибка и с его стороны, что в другой раз он также мог что-нибудь упустить.
«И эти имена», - в голосе отца Адаму слышались смесь гнева и отвращения, когда он рассказывал про их новые имена.
«Фермер, ради бога. Грей и его группа занялись Фермерами. Американское Объединение Белых Протестантов – WASP. И здесь я – итальянец, и твоя мать – ирландка. И оба католики – твоя мать искренне верующая католичка, она никогда не пропустит собранье в воскресенье или в праздник».
Грей допустил много вольностей, полагая, что семья Фермер перешла в католицизм. Это могли быть баптистские сертификаты, подтверждающие бумаги.
«Мы были похожи на кукол – ты, твоя мать и я», - говорил отец. – «Мы словно совсем не контролировали свою жизнь. В общем-то, так оно и было. Кто-то дергал за нити, и мы прыгали. Иногда, я думаю, что иногда кто-то отпускал злые шутки, играя с нами. Твое имя: они подобрали для тебя имя Адам. Чей-нибудь каприз, может быть. Адам – первый человек. Не знаю. Мы с матерью ощущали беспомощность, хотя эта бомба и телефонный звонок заставили меня пойти на все. И так мы сами выбрали Монумент – Массачусетс».
Т: Почему Монумент, почему именно этот город, а не какой-нибудь другой?
А: Вы слишком занудны.
Т: Пожалуйста, больше не указывай мне.
А: Если бы вы только слышали себя со стороны. Вы словно уже все это слышали или через все это прошли.
Т: Приходится задумываться о драгоценном времени, очередной раз прослушивая всю эту банальную информацию. Если бы знать, почему ваш мистер Грей выбрал Монумент вашим новым местом жительства, возможно, была еще какая-нибудь на то причина, почему я должен спрашивать об этом?
(пауза 10 секунд)
А: Мне кажется, это логично. Монумент расположен достаточно далеко. Отец говорил, что мать настаивала на том, чтобы остановиться где-нибудь на севере. Мистер Грей был согласен, но не из сентиментальных соображений. Он говорил, что важно было найти постоянное место жительства, смешаться с окружением. Мы скрывались, и нам не стоило объявляться внезапно где-нибудь, например, в Техасе. Так что мистер Грей оформил для нас все документы, с которыми мы могли перебраться в штат Массачусетс. Расстояние не решало ничего. Все равно не избежать оформления. У нас не было шансов когда-либо вернуться в Блаунт…
Т: В чем дело? Ты вдруг как с цепи сорвался.
(пауза 7 секунд)
А: Мне надо подумать минуту или две…
(пауза 23 секунды)
Т: Ты чем-то расстроен?
А: Я что-то припоминаю, я рассказывал о том, почему мистера Грея совсем не беспокоило то, как нам все-таки когда-нибудь вернуться назад в Блаунт…
Снова в подвале. Он вдвоем. Мать наверху. Отец полез во внутренний карман своей куртки и достал узкий, длинный и хрупкий конверт, в таком посылают письма. Какой-то момент он находился у отца в ладони, словно его рука была чашей весов, и отец словно пытался определить его вес, цену, важность. Наконец он вскрыл конверт, аккуратно отклеил полоску «скотча», которым было обмотано содержимое. Он раскрыл что-то похожее на газетную статью – желтая, хрупкая, газетная страница. Он дал это в руки Адаму.
«Грей сказал, что это наша страховка. Он обеспечил нас ею», - в голосе отца проступила горечь, которую Адам раньше никогда у него не слышал.
Он смотрел на огромный заголовок во главе большой газетной статьи в пять колонок. Он не читал саму статью. Заголовок рассказал ему все, что он хотел узнать:
«Блаунтский репортер, его жена и сын погибли в автокатастрофе на шоссе».
А: Я сидел и думал, глядя на статью: «Я умер. Я уже умер».
Т: Это была шокирующая мысль?
А: Не думаю, и не уверен в чем-либо еще. Мне кажется, что я онемел. И я онемевший по сей день.
Т: Ты желаешь остановиться? Все время для тебя собралось в кашу. Существенно для тебя, но все это каша. Действительно, прорыв. Но думаю, что ты должен теперь отдохнуть. Детали будем уточнять позже.
А: Да.
Т: Надо остановиться.
END TAPE OZK012
Я выхожу из аптеки, иду к паркометру и не вижу байк. Пять часов. Толпа переходит дорогу. Все спешат домой с заводов и фабрик, из офисов и контор. Тысячи ног шаркают по асфальту. Остановившийся на остановке автобус шипя раскрывает двери и выплевывает на тротуар людей. Светофор моргает то красным, то зеленым. Машины сигналят. А я стою, словно отрезанный от всего мира на маленьком невидимом островке, и смотрю на пятно, где раньше был мой байк. Не стоило оставлять его без присмотра. В крепко сжатой руке отцовский портфель. Я прижал его к себе, опасаясь, что кто-нибудь нападет на меня и вырвет его из рук. Ощущение тревоги, и снова начинает болеть голова, наверное, мигрень – маленькое
