Как в Акапулько или в Сен-Мало.Чужой, в чужом пространстве нелюдимом.Ночь отпылала, утро отплыло.И водка — мимо.Пиво — мимо.Раки — мимо.Сжег книжку телефонную свою.Они ушли землею, небесами.Остался с их живыми голосами.Один на все четыре стороны стою.
1975
Печаль
Нет беднее беды, чем печаль,это то, что все длится и длится.И не может никак возвратиться.И себя, и ушедшее жаль.Как ушло оно и почемутак мучительна тяжесть томленья.Как в церквах панихидное пеньесквозь оплывших свечей полутьму.Камни скорби — тоска глубины.Можно пулей ответить на пулю.А печаль — из уплывшего тюляс неосознанным чувством вины.
1975
Полковники
В России испокон вековеще так не бывало, чтобтакое множество полковниковсебе пускали пулю в лоб.Не осуждая, не оправдывая,и я б, пожалуй, жить не смогс распятой офицерской правдою!Но пулю б эту поберег.Недальновидные и сытые,забыли, видно, как слепаподнявшаяся в рост толпас полковниками не убитыми.
1975
Трубач
Петру Тодоровскому
Ах, это певчая судьба:звук доставать со дна.Такая участь ей дана —солдатская труба.Трубач — один, трубач — ничейв рассветах ножевых.Их очень мало, трубачей,оставшихся в живых.Зато какая это честь,и слава, и игра —трубить решительную вестьсвоим полкам: “Пора!”