побежала к хозяину. Я ее больше не волновал. Вот это да! Вот треклятое дерево, с которого на меня пикирует ворона каждый раз, когда прохожу мимо. Я вспоминаю про огромного ворона. Вот он косится на ворону. Ворона резко уходит в сторону и прекращает каркать. Прямо фантастика! Белый Будда подсказал мне, как преодолеть свой страх! Вот тебе и медитация.
Учитель тянулся на шведской стенке. Я рассказал ему о своем видении. Он слушал очень внимательно, а потом сказал: — «Теперь я могу говорить открыто. Меня попросили поработать с вами (?)» «Кто попросил?» — неожиданно я почувствовал, что мои волосы становятся дыбом. Но вразумительного объяснения так и не получил. Учитель обладал удивительной способностью уходить от прямого ответа даже тогда, когда его оппонент излишне настойчив. Учитель ухитрился перенести акцент моего интереса в другую сторону. «Кстати» — сказал он. — «Я принес вам кое-какую литературу». Он достал из полиэтиленового пакета небольшую брошюру — «Учение Михаила» серия «Ченнелинг». «Ознакомьтесь с этим. Тут есть над, чем подумать. «Михаил» это многомерная сущность, состоящая из 1050 индивидуумов, последний из которых перешел на другой план в 1850 году. Он говорит о системе «семи». На самом деле это система «двенадцати». Изучите это, а потом попытаетесь определить к какой категории вы относитесь и, какими качествами обладаете». Я взял книжку. Тысячи вопросов роились в голове, но ни на один из них я не мог получить ответа. Во время тренировки я обратился к Учителю: — Кто вы? Неужели вы тот самый Кришна, про которого я читал в Бхагавадгите и который очень любит разыгрывать своих последователей? Его даже так и прозвали «Великий обманщик». Но тогда кто я? Ваш последователь? Теперь я понимаю, что не я обучал вас, а вы обучали меня. Кстати, я вспомнил, что видел вас на стадионе четыре года назад. Вы делали упражнения, которые привлекли мое внимание. Почему вы тогда не подошли ко мне, а ждали несколько лет? Что изменилось сейчас? И почему вы два года ничего не говорили, а молча сносили мои издевательства и непомерное самомнение?» Учитель улыбнулся: — «Я наблюдал за вами четыре года. Но скажу честно — не планировал общаться, меня попросили». «Кто?» «Те, кто наверху (?)». Вопросы, вопросы, а ответы рождают новые вопросы: — «Но вы так и не ответили — кто вы? Вы также не ответили — кто я?». Я рассказал Учителю про адвентистов, как главный проповедник сказал, что я «особенный человек, у него особый путь». Рассказал и о Валентине, которая определила меня как одно из воплощений Будды. «Кто я?» — снова задаю вопрос Учителю. — Будда? Но ведь в литературе по дзэну говорится, что если человек называет себя Буддой, то это уже не Будда. Человек не может этого знать, это определяют другие. Но настоящий Будда всегда будет скрывать кто он такой». Учитель продолжал улыбаться: — «Мы не можем знать всего» — сказал он. — «На вопрос «Кто вы такой?», вы должны ответить сами. Но никому не дано знать кто он такой. Мы можем узнать какие-то отдельные грани себя — не более того». В последствии я задавал тот же вопрос Bendgavazu: — «Кто я?». Bendgavaz сказал то же самое и добавил: — «Некоторые говорят — я знаю себя. Вот глупость. Никто себя не знает. Даже я себя не знаю, ибо есть такие глубинные уровни, куда у меня нет доступа. Нам дано знать лишь часть себя и то не полностью. Вот Профессор думает, что знает себя, думает, что я об этом не догадываюсь. А я знаю про него еще больше, чем он сам. А ты тоже. Есть вещи, которые ты скрываешь сам от себя. Например, то, что ты мне враг. Ты будешь мне мешать работать, а Профессор это знал и намеренно тебя мне подсунул». Я предположил: — «Наверное, если бы я знал о себе больше, то это мешало бы мне жить. Но видимо сейчас эта информация стала актуальной. Но что мне было делать? Не приходить к вам?» «Нет, ты бы все равно попал ко мне, только ситуация была бы намного хуже. Ты бы пришел на два года позже, тебя бы привел кто-то другой, но это было неизбежно. Никто не проходит мимо меня» — загадочно сказал Bendgavaz.
Середина ноября 1999 года. В течение недели постоянно возникает мысль посетить музей Искусств народов Дальнего Востока. Я там уже был несколько раз лет пять назад. Мне очень понравился стенд с японскими мечами. Особый интерес у меня вызвали так называемые «ритуальные мечи». Никто не объяснял, что это означает, и какой именно ритуал ими проводят. Ритуальные мечи отличались тем, что клинки и ножны были белого цвета, а рукояти отделаны слоновой костью. Обычно, меч имеет цвет стали или окрашен черным, рукоять обмотана кожаными ремнями, тоже черными, а ножны имеют красный или черный цвет. Как правило, стандартное вооружение самурая (так сказать парадно-выходное) включало в себя два меча — катана и вакидзаси. Катана, имел длину 112–120 см (среднее значение), вакидзаси — от 50 до 90 см. Женщины, представительницы самурайского рода носили при себе кинжал — 20–25 см копию вакидзаси. Чаще кинжалы были парные. Иногда их использовали как метательное оружие. Прикасаться к катане мог только мужчина-самурай и его господин. Остальные только с разрешения самурая. Ибо в мече — душа самурая. В середине семнадцатого столетия самураям запретили применять катана в практике кэндо. Одна из причин — тяжелые увечья и убийства на соревнованиях и тренировках. Вторая в том, что негоже «обнажать свою душу» по пустякам. Если меч вынут из ножен, то обратно он может войти лишь «испив крови». Позднее, я узнал, что ритуальные мечи применяют в практике ритуального самоубийства — сепуку. Для мужчины — самурая это называлось харакири. Для женщины — оставалось общее название сепуку. Женщины, стоя в позиции дза-дзэн, вскрывали себе шейные вены и артерии своим собственным кинжалом. На Востоке белый цвет считается цветом траура, поэтому совершающий сепуку одевался в белое и окрашивал орудие ритуального самоубийства в соответствующий цвет. Во всяком случае, так поступали женщины. Как правило, женщины совершали сепуку в одиночестве. У мужчин все по-другому. В знатных самурайских семьях имелись специальные ритуальные мечи. Те самые, что демонстрировали в музее. Через несколько лет демонстрации их убрали, чтобы люди не задавали вопросы. Самурай одевался в белое, приглашались гости. Иногда это был местный князь или его официальные представители. Если сепуку назначал сам Император или знатный князь, то присутствовал чиновник в сопровождении своих самураев. В этом случае бывало, что сепуку совершал весь род самурая и, официальный представитель должен был проследить, чтобы все прошли через обряд. Нерадивым оказывалась «помощь». В случае, если самурай уходил добровольно, то собирались члены его семьи и те, кого он хотел видеть перед смертью. Особую роль отводили другу самурая, который наносил завершающий удар ритуальным катана. Как правило, в белое одевались все присутствующие. Сам обряд харакири осуществлялся не вакидзаси, а специальным мечом — кусунгобу. Его длина от 50 до 70 см. Кусунгобу никогда не использовали для другой цели. В позиции цза- дзэн, самурай произносил специально составленную на этот случай хайку — вариант коана или мондо, только более короткая форма. Затем, обнажив правое плечо и корпус, он вскрывал себе живот от точки ци- хай (три пальца вниз от пупка по средней линии живота) наискосок, проводя клинок в начале в солнечное сплетение, затем резким поворотом влево под сердце. Получалось два резких рывка — вверх и влево. Сам процесс назывался «обнажить сущность живота». Чтобы не поранить руки и чтобы клинок не скользил, его предварительно оборачивали плотной белой бумагой. Под действием силы тяжести тело смещалось чуть вперед и, голова наклонялась. В этот момент друг самурая, стоявший слева и сзади опускал ритуальный катана на шею самурая и, отрубал голову так, чтобы она повисла на тонком лоскуте кожи. Важно было, чтобы голова не отлетела и не упала. Этому придавалось очень большое значение и только в этом случае «харакири» считалось удачным. В последствии Bendgavaz говорил, что мой интерес к японским мечам и особенно к ритуальным не простой. По его словам в одном из прошлых воплощений я был самураем, совершившим «сепуку». По этой причине я так трогательно «вспоминаю» эти моменты. Я помню, как пару лет назад ко мне на стадионе подошли ребята, когда я тренировался с бакенной и спросили: — «Вы самурай?». Честно говоря, я мало работаю с оружием, в основном тао (ката). Поэтому их вопрос поставил меня в тупик, тем более что я практикую тайцзи-цюань с мечами, а не кэндо. В тайцзи-цюане, особенно семьи Ян, очень медленные и плавные движения с оружием, иногда как бы взрывающиеся отдельным резким ударом. Здесь нет ничего общего с кэндо. Я сказал: — «Нет, я не самурай». А сам потом долго над этим смеялся. Но когда рассказал про это Bendgavazu, то его реакция была иной — серьезной. Он сказал: — «Ты их обманул, потому что ты действительно самурай. И нечего это скрывать». Это поставило меня в тупик. Я никак не мог понять каким краем я притерся к самураям, когда никогда в жизни не держал настоящую катана, не владею холодным оружием на боевом уровне? Формы, что я использую, лишь позволяют мне более полно научиться проводить Ци в конечности. В Цигуне часто используются посторонние предметы для этой цели. Но уж мастером меча я точно не являюсь. Но через некоторое время, я понял, что Bendgavaz видит и понимает глубже и тоньше меня. С этой позиции я действительно самурай. И, правда — глупо отрицать свою собственную природу. Если вы не поняли о чем идет речь, то это значит, что вы еще не готовы принять эту информацию — для всего есть время и место.
По поводу мечей. Самураи имели специализацию в оружии. Поэтому помимо вакидзаси и катана, они носили с собой то оружие, которым они лучше всего владели. Это мог быть лук, малые мечи, кинжалы —
