Из истории русской, советской и постсоветской цензуры

заключении он пишет «Молодую Россию» и передает ее на волю. Ее напечатали в подпольной типографии и стали распространять в Москве, Петербурге, других городах. Содержание ее такое: Россия вступает в революционный период своего существования; ее население делится на две части с диаметрально противоположными интересами; усиливается ропот народа, угнетаемого и ограбленного; грабят все: помещики, чиновники, царь. Они опираются на сотни тысяч штыков; ограбленные и угнетенные — подавляющее большинство — это партия народа; ей противостоит небольшая кучка людей; во главе их — царь. В современном строе всё ложно, нелепо, от религии до семьи. Остается один выход — революция кровавая и неумолимая, которая всё изменит и погубит сторонников существующего порядка; «Мы не страшимся ее, хотя знаем, что прольется река крови, что погибнут, может быть, и невинные жертвы; мы предвидем все это и все-таки приветствуем ее наступление, мы готовы жертвовать лично своими головами, только пришла бы поскорее она, давно желанная!». Ссылки, аресты, расстрелы только увеличивают ненависть и приближают революцию. «Больше же ссылок, больше казней! — раздражайте, усиливайте негодование».

Далее в прокламации сообщалось, что Центральный революционный комитет (на самом деле такого не существовало: вновь цель оправдывает средства — ПР) решил 7 апреля начать издание журнала — органа революционной партии. Идет обзор различных оппозиционных изданий, которые по разным причинам не удовлетворяют революционный комитет. Начинается с Герцена. Об уважении к нему. Но он испугался, перестал верить в революции; влияние «Колокола» на молодежь уменьшилось; она ищет другого издания. Герцен поверил в возможность нужных преобразований, которые может совершить Александр или кто-либо другой из императорской фамилии; ответ Герцена на письмо человека, который говорит, что нужно бить в набат, призывать народ к восстанию, а не либеральничать (симпатии автора «Молодой России» явно на стороне призывающего к топору, а не к Герцену); о Герцене говорится в прокламации относительно подробно, так что понятна реакция издателя «Колокола» на прокламацию (его как бы вызвали на полемику — ПР). Более примирительно говорится о «Великорусе»: он ошибочный и отсталый, но заслуживает уважения, как протест против существующего порядка. С резким осуждение упоминаются другие русские заграничные издания.

«Молодая Россия» довольно развернуто формулирует программу необходимых мер: уничтожение современного деспотического правления; создание республиканско-федерального союза областей; вся власть передается в руки Национального и областных собраний; каждая область состоит из земледельческих общин; земля остается общинной собственностью, но передается каждому члену общины на определенный срок; судебная власть выбирается народом; общественные фабрики, с руководством, избранным народом, отчитывающимся перед ним; общественное воспитание и содержание детей; выплата жалования войску, постепенно заменяемому Национальной гвардией; уничтожение монастырей, мужских и женских; полная независимость Польши и Литвы. Т. е. развернутая, всесторонняя программа.

И концовка прокламации: главные надежды возлагаются на молодежь (отсюда и название прокламации). «Скоро, скоро наступит день, когда мы распустим великое знамя будущего, знамя красное и с громким криком ''Да здравствует социальная и демократическая республика Русская!'' двинемся на Зимний дворец истребить живущих там. Может случится, что все дело кончится одним истреблением императорской фамилии, то есть какой-нибудь сотни, другой людей, но может случиться, и это последнее вернее, что вся императорская партия встанет за государя»; тогда мы издадим крик: «в топоры <…> тогда бей императорскую партию <…> бей на площадях <…> бей в домах <…> бей на широких улицах столиц, бей по деревням и селам! Помни, что тогда кто будет не с нами, тот будет против; кто против — тот наш враг; а врагов следует истреблять всеми способами». Восстание может не удасться, тогда мы пойдем на эшафот, смело и бесстрашно, кладя голову на плаху или влагая ее в петлю, повторим великий крик: «Да здравствует социальная и демократическая республика Русская!» (см. «Революционный радикализм в России: век девятнадцатый. Документальная публикация». Ред. Е. Л. Рудницкая. М., Археографический центр, 1997).

Вероятно, я остановился на прокламации «Молодая Россия» слишком подробно, но она менее известна, чем прокламации Чернышевского, Писарева, деятельность Герцена в «Колоколе». Вернее, известно то, что она призывала пролить реки крови, истребить тысячи во имя счастья миллионов. Оно почти и так, но к этому не сводится ее содержание — ПР.

Создание в 62 г. нелегальной организации «Земля и Воля» (Н. А. Серно-Сольвьевич, один из создателей, в 64 сослан на вечное поселение в Сибирь). Прокламации Д. И. Писарева о Шедо-Феротти и Н. Г. Чернышевского «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон» (62 г.). Первый провел с 62 по 66 год в Петропавловской крепости; второй с 64 по 83 годы на каторге и в ссылке). Такого массированного наплыва революционной нелегальной литературы в России ранее не бывало. И таких расправ за создание и распространение её.

А тут еще майские пожары, которые в общественном мнении связывались с прокламациями (да и в правительстве это считалось возможным). Пожары начались с 16 мая 62 г. и продолжались почти три недели. Они произвели страшное впечатление, вызвали панику. Возникла напряженная обстановка, накаленная до предела. О пожарах и связанных с ними слухами неоднократно упоминается в дневнике Никитенко. Очень рельефная их картина. Чуть ли не весь Петербург в дыму. Все толкуют об их причинах. Говорят о поджогах. Различные версии. Слухи, что поджигают поляки, студенты, революционеры. Некоторые основания для подобных сближений были. За несколько дней до начала пожаров появилась прокламация «Молодая Россия», о которой говорилось выше (156). Правительство и общество сильно напуганы. Уже в это время в зародыше проявляются тенденции, которые позднее скажутся в нечаевщине, да и не только в ней, не только в XIX веке (на вооружение взят лозунг иезуитов: цель оправдывает средства). Были и другие крайне радикальные прокламации, призывы к свержению существующего порядка, к революционным действиям (прокламации Писарева, Чернышевского). Но особенное впечатление произвела именно «Молодая Россия». Герцен, сообщая о ней, полемизировал с ее авторами («Молодая и старая Россия», «Колокол», 62, л.139). Даже Чернышевский встретил её холодно. Но реакционная, охранительная печать (да и не только она) связала пожары, прокламации, демократическую идеологию воедино. Нельзя сказать, что такое связывание было всегда сознательной клеветой, намеренной фальсификацией. Многие искренне верили, что пожары — результат пропаганды студентов и революционеров. Ведь пришел же Достоевский в 62 г. к мало знакомому ему Чернышевскому, моля распорядиться прекратить поджоги.

Позднее возникла версия, которая высказывалась и в советское время: поджоги организованы правительством, чтобы натравить народ и общество на революционных демократов. Версия сомнительная. Правительство на самом деле испугалось. Чрезвычайные меры, которые были приняты против «поджигателей», вряд ли были симуляцией, да и шутить с подобными слухами правительство не любило, опасалось их (об этом пишет Никитенко). И тем не менее правительство, само перепуганное пожарами и прокламациями, сумело использовать их в борьбе с радикалами, «нигилистами».

Среди версий была и такая, тоже сомнительная: поджигают помещики-крепостники, возненавидевшие царя за освобождение крестьян. Вернее всего, все эти версии были несостоятельны. Пожары возникли в обстановке послереформенной сумятицы. Много бывших крепостных, особенно дворовых, оказались «на воле», да и водка сильно подешевела в связи с отменой «откупов» (ее и называли «дешевка»). Объяснение причины пожаров может оказаться похожим на размышления Толстого, писавшего в «Войне и мире» о причинах пожара Москвы во времена Наполеона (дело не в поджогах; в таких условиях Москва не могла не загореться).

Панику усиливала напряженная обстановка в Царстве Польском, накануне восстания, которое началось в 63 г. Оно увеличило страх обывателя и одновременно вызвало в обществе волну официального патриотизма. Изменение общественной атмосферы, общественного климата. Не только под влиянием действий правительства и «разжигания страстей» в реакционной печати. Напуганы были не только реакционеры, обыватели. О Достоевском мы упоминали. Н. С. Лесков в «Северной пчеле» (№ 143 за 62 г.), признавая связь между пожарами и «нигилистами», призывал полицию «образумить молодежь» (156). Письмо Кавелина Герцену с резким осуждением «поджигателей». Тургенев позднее вспоминал, что, когда он вернулся в Петербург в день пожара Апраксинского двора (26 мая 62 г.), первое