„Перечень сведений, подлежащих предварительному просмотру Военной Цензурой“. Текст заверен подписями Л. Троцкого и К. Мехоношина (Бох29-31, 601). Он еще раз узаконивает введение предварительной цензуры.
Приведенный текст, пожалуй, — первое постановление, имеющее целью систематизировать и детализировать цензуру, упорядочить её, сделать всеохватывающей, открыто передать ее в руки военного ведомства со всеми вытекающими отсюда последствиями. Нарочито расплывчатая формулировка всего, что позволено и что не позволено давала возможность толковать как непозволенное всё, что угодно. К этому приему широко прибегали и в дальнейшем. От цензуры избавлены только сугубо
Через несколько месяцев, 23-го декабря 18 г., выходит новое „Положение о Военной цензуре“ (Бох31 -32). Оно во многом повторяет предыдущее, детализирует его. Сфера действия цензуры значительно расширяется. Речь идет уже не только о произведениях печати, но и о рисунках, фотографиях, фильмах и т. п. Цензуре предписано контролировать и вышедшие до Постановления произведения, т. е. уже пропущенные цензурой. Такого в России еще не бывало, споры шли о том, предупредительной или карательной должна быть цензура. Здесь она становилась сперва предупредительной, а затем карательной. Позднее это вошло в систему. В дореволюционной России бывали изредка чрезвычайные случаи сочетания двух цензур (Радищев, Чаадаев и пр.). Но там, как правило, речь шла о непосредственном вмешательстве монарха. А здесь такое сочетание возводилось в обычную норму.
Подразумевалось и отграничение советской страны от остального мира: постановления о перевозке печатных материалов через границу, о просмотре «международных и, по мере надобности, внутренних почтовых отправлений и телеграмм» (
В Положении говорится, о «Незамедлительном введении военной Цензуры на всем протяжении Республики», о доставлении цензурой правительственным учреждениям и
Положением от 12 июля 19 г. Военной Цензуре поручена проверка материалов РОСТА, радиотелеграфа, публичных лекций военного характера. От цензуры освобождаются только по распоряжениям ВЦИК, СНК, ЦК РКП (б). И здесь как бы повторяется положение 21 июня 18 г. Но опять вводятся новые ограничения. И вновь повторяется, что печать не только должна проходить предварительную цензуру, но и вышедшие книги и другие издания подвергаются последующему контролю. 1-го августа 21 г. решением «малого Совнаркома», после рассмотрения вопроса на заседании Политбюро ЦК…, все функции военной цензуры передаются в ВЧК (Бох33, 601).
Значительное количество других подобных предписаний и постановлений. Пока еще со ссылками на сведения военного характера, но по существу относящихся ко всей жизни страны. Во многом повторяющие по содержанию и по форме старую цензуру, но более жесткие. Особый акцент делается на
Как и в дореволюционной России, появляются
Естественно, возникает недовольство «Декретом о печати», другими постановлениями. И не только дворянства, буржуазии, но и демократической интеллигенции. В ноябре 1918 г. в Москве состоялся Первый Всероссийский съезд советских журналистов (106 делегатов). На нем шла речь о произволе местной и центральной бюрократии в области печати, о необходимости независимости газет, защите от самодурства чиновников: «Мы страдаем от комиссаров, больших и маленьких, и нужно об этом здесь сказать открыто. Если бы раскрепостить наши газеты от товарищей комиссаров и дать возможность совершенно свободно работать, то мы могли бы создать тот тип органа, который нам необходим» (делегат от Самары); «Печать должна вести беспощадную борьбу с тем чиновничеством, которое нас совершенно замучило. У нас чиновники хуже, чем были при старом режиме» (делегат от Вятки); «председатель нашего исполкома Лавров в свое время держал газету всецело в своих руках. Мы были лишены возможности не только критиковать местную власть, но даже правильно информировать о ее действиях» (делегат из Козлова). К. Б. Радек (видный деятель Коминтерна, политический журналист) говорит на съезде о том, что многие издания приобрели «казенный характер», а их издатели «чувствуют себя блюстителями порядка, стараясь, чтобы газеты эти выражали мнение, что „все обстоит благополучно“» (Жир233-4). Пока еще отдельные представители власти могли высказывать подобные мнения. Да и делегаты из провинции позволяли себе резко критические замечания.
Но в целом подобная критика властям не нравилась. В отчете официальных изданий о съезде журналистов («Правда» 17 ноября) заметно стремление дискредитировать его, представить антисоветским. Сообщалось о том, что на нем «принята резолюция о полной независимости советской прессы. Признано необходимым допустить в советской прессе свободу критики, ни под каким предлогом недопустима цензура политическая». Такая информация не соответствовала действительности. На самом деле среди 17 решений съезда никакой подобной резолюции нет. Антисоветским съезд не был. Но выступления против гнета цензуры на нем звучали довольно резко. Вероятно, начальство особо раздражало предложение в одной из резолюций: «допустить в советской прессе свободную критику как общей политики, так и недочетов в деятельности местных и центральных государственных учреждений», хотя при этом было оговорено, что при публикации такого материала редакции должны тщательно проверять его истинность, «устраняя всё недостаточно обоснованное и носящее личный характер». Говорилось в резолюции и об отношении с цензурой. Она не отрицалась, но рамки ее сужались: «Военная цензура должна ограничиться исключительно надзором над опубликованными сведениями, составляющими военную тайну (оперативные действия советских войск, их численность, состав и т. п.), но ни в коем случае и ни под каким предлогом не допустима политическая цензура, запрещающая опубликование тех или иных сведений под предлогом „возбуждения страстей“, „волнения населения“, „внесения уныния“ и т. п.». Всё это являлось не столь уж радикальным, но ряд партийных и государственных деятелей, утверждая, что на съезде пропагандировалась «теория независимости прессы», использовал происходящее на нем для запугивания редакций и укрепления администрирования в руководстве журналистикой (Жирк234-35). Писатели жаловались А. В. Луначарскому, М. Горькому, те иногда (хотя далеко не всегда) пытались помочь, но большей частью безуспешно.
К попыткам борьбы с злоупотреблениями цензуры следует отнести выпуск 26 ноября 17 г. Союзом русских писателей специальной однодневной «Газеты-протест», направленной в защиту свободы слова. С протестами выступают литературные деятели самых различных точек зрения: З. Н. Гиппиус, Е. И. Замятин, В. И. Засулич, В. Г. Короленко, Д. С. Мережковский. А. Н. Потресов, Ф. К. Сологуб, П. А. Сорокин и др. Выходят однодневные газеты «Петроградская свободная печать», «Слову — свобода!» (Клуб московских писателей) и др. Газета «Новая жизнь» печатает цикл статей Горького «Несвоевременные мысли», газета «Русские ведомости» статью Короленко «Торжество победителей». В обоих случаях затрагиваются и проблемы свободы слова.
В пришедшем к власти партийном и государственном руководстве тоже не все одобряют разгул цензуры. Джон Рид, автор книги «Десять дней, которые потрясли мир», писал, что в самом Смольном нарастала оппозиция Ленину: в ночь на 17 (4) ноября 17 г. огромный зал ЦИК набит битком. «Атмосфера
