замер; горечь понемногу утихла, плакать больше не хотелось, плакать и двигаться. Лежать бы вот так целый век, и ничего ему больше не надо…
Вдруг он услышал над собой какой-то голос и насторожился.
'Эй, мальчуга!' -- раздался вдруг чей-то голос.
Антошка поднял голову. Перед ним стояла старая, сгорбленная старуха, каких у них в деревне не было; лицо было смуглое, нос крючком. 'Верно, это колдунья', -- как-то сразу подумал Антошка.
'Мальчик, а мальчик! Дай попить'.
'У меня нет ничего', -- сказал Антошка.
'Как -- нет? А вон кувшин стоит'.
Антошка взглянул направо и увидел около себя свой кувшин, синенький, с обмотанной тряпкой ручкой и заткнутый капустным листом. Антошка радостно вскочил и подал кувшин старухе. Та жадно стала пить, а потом подала кувшин обратно мальчику и сказала:
'Ну вот, спасибо, отвела душеньку! Проси же у меня за это чего хочешь!'
Антошка сейчас же вспомнил, что ему очень хотелось быть журавлём, и сказал: 'Сделай меня журавлём'.
'Ну что ж, изволь. А подойди-ка сюда'.
Антошка подошёл. Тут старуха взяла его под мышки и сказала:
'Зажмурься'.
Антошка зажмурился. Старуха подняла его от земли, раскачала и бросила вверх. Антошка не упал, а полетел. С этой минуты вместо рук у него стали крылья, вместо рубашки он покрылся перьями. Антошке стало жутко и радостно, и он поднялся высоко-высоко.
Ему захотелось взглянуть, где их деревня, захотелось увидеть, где пашут отец с матерью, но он ничего не видел: кругом него направо, налево, впереди стоял густой туман.
Только впереди что-то темнело, точно лес. Антошке стало жутко. А ну-ка крылья его устанут и он упадёт с этакой вышины?
Он тише замахал уставшими крыльями, изо всей силы раскрыл рот, чтобы крикнуть о помощи, но вместо человеческого голоса послышалось курлыканье. Антошка изумился -- что же это такое? -- и стал курлыкать не переставая…
А силы всё более и более оставляли его.
От страха он зажмурил глаза и понёсся вниз. Он долго несся, сам не зная куда, и наконец со всего размаха ударился о землю, охнул и… проснулся.
Он лежал в кустах, где заснул. Перед ним стоял бойкий и весёлый парень Михайло Кряжев и смеялся, глядя на него.
– - Как ты сюда попал? -- не переставая смеяться, спросил он Антошку.
– - У меня кувшин пропал, -- пролепетал Антошка, вспоминая своё несчастье.
– - Что ж, у тебя из рук его вырвали?
– - Нет, я его поставил, а у меня его унесли.
– - А ты не бегай за журавлями.
– - А ты почём знаешь? -- спросил озадаченный Антошка.
– - Стало быть, что знаю… Твоя мать кувшин-то взяла. Она увидала, как ты побежал за журавлями, и взяла кувшин.
– - Неужели правда? -- вскрикнул обрадованный Антошка, и лицо его сразу засияло и вся забота пропала.-- А какой я сон видел, Михайло! -- сказал он и стал рассказывать, что он видел во сне.
– - Ишь какая глупость приснилась! -- проговорил Михайло.
– - А нешто ребята журавлями не могут сделаться? -- спросил разочарованный Антошка.
– - Как же это они сделаются?
– - А вот так…
– - Нельзя этого. Кто кем зародился, тот тем и помрёт. Человек -- человеком, птица -- птицей, зверь -- зверем.
– - А журавли где родятся? У нас?
– - Нет, далеко отсюда, в холодной стороне. Они там лето живут, там и детей выводят. Прилетят, сядут в гнездо, нанесут яиц и выводят.
– - А кто же их кормит?
– - Сами. Они в болотах и живут, а там много мух, мошек, ящериц, змей. Вот они всё это и глотают.
– - А где они гнёзда делают?
– - На земле или меж кочек, в траве.
– - А куда же они от дождя прячутся?
– - Никуда.
– - А от холода?
– - Если терпимо, то там остаются, а как придёт время к зиме, они и улетают. Они вот теперь мимо нас летят. Летят они в тёплые страны, там они зиму проводят, там тепло, не жарко; а как наступает лето, то они опять в холодные края так и перелетают.
– - А они в городах не бывают?
– - Где же!.. Они людей боятся; выбирают сторожевых себе; те караулят, а другие спят. Как кто-нибудь вблизи покажется, сторожевые сейчас настораживаются, потом загогочут, ну, сейчас все поднимаются и летят прочь.
– - А много их бьют?
– - Да порядочно-таки. Они гибнут не от одних людей. Много гибнет их при перелёте через моря. Летят они, а под ними вода -- много сот вёрст. Присесть-то им негде. Гуси или утки, те вон в воду спустятся, а этим плохо. Ну вот, если островок какой попадётся, так присядут, а то и присесть негде. Вот кто послабее, те и гибнут.
Антошка на минуту задумался. Журавлиная жизнь казалась ему уже не такой привлекательной, и они вовсе не такие привлекательные, как он их представлял себе. И у них есть дела, заботы, неприятности и опасности. Но всё-таки ему казалась журавлиная жизнь лучше человеческой, и он вслух подумал:
– - А всё-таки хорошо журавлём быть!
– - Это почему?
– - А так, полетел бы вот, поглядел на всякие страны… кто как живёт.
– - Вот что! -- воскликнул Михайло.-- Тогда самое лучшее человеком быть: только пожелай -- и всё узнаешь, всё увидишь. Люди ближе всех у бога.
Антошка замолчал. Он не знал, что ему сказать на это. Когда они вошли в деревню и Михайло повернул к себе, Антошка спросил его:
– - А как же это можно узнать всё да увидать?
– - Учиться надо,-- сказал Михайло,-- так и узнаешь то, что, может, твоему дедушке с бабушкой и во сне не снилось.
Когда Антошка вошёл в избу, совсем вечерело.
Возвращались с поля мужики и бабы; слышалось мычание коров подгоняемого к деревне стада. Бабушка пошла отворять ворота, чтобы впустить во двор овец и коров. Антошка вышел за ней и сел на завалинке. Показались в деревне и мать с отцом. Первым шёл Карька. Он шагал в гору, покачивая головой, отчего у него на шее поскрипывал хомут. За плугом шла мать. За матерью на Пегашке ехал отец. Антошка, увидавши их, бросился к ним навстречу. Подбежав к матери, он увидел у неё в руке кувшин.
– - А ты зачем унесла кувшин? -- засмеялся он. На усталом и покрытом потом и пылью лице матери заиграла улыбка, и она проговорила:
– - Так ты дома, а мы думали, тебя журавли унесли.
