у ней ни наряду хорошего, ни одежи. Тетка-то кой из чего перебивалась; и у дяди живет первый год: если ему награждать ее, то не из чего.
– - Коли так, то завидного мало, -- согласился Илья, -- это какая же невеста!
– - Сторожиха говорит, что от ней еще никто не видал ни зла, ни добра. Девка как девка.
– - Сторожиха по-своему рассуждает, а я по-своему гляжу, -- в сильном волнении проговорил Гаврила. -- Не ей с ней жить-то, а мне.
– - Знамо, тебе, -- воскликнула старуха, -- только всякое дело нужно делать с рассудком, нужно рубить подходящее дерево. Нешто нам, сынок, такую невесту надо? Нам надо первую из околотка. Ты у нас один, живем мы слава богу. Расчетливый человек, коли хошь знать, нам с наградой невесту-то даст: выложит два ста или три ста, только возьмите.
– - Никакой мне награды не нужно, мне человек дорог.
– - И человека дадут. Ты думаешь, с деньгами-то овцу нарядят? Такую дадут, что из-под ручки поглядеть.
– - Надо обстоятельно брать, -- поддерживал бабу Илья. -- Как-никак, а в сам деле, что же это мы к такому дому да кой с чем-то приведем? Нужно порядок блюсти. Мы помрем, вы двое только останетесь; твое-то вон какое имущество будет, а с ее доли что? Это тоже не дело.
– - Да что говорить, уж эту возьмешь прямо на все попеченье, потому у ней ни мать, ни отец. Дяде-то только с шеи ее стрясть. Ни тебе у него погостить, ни совета какого спросить. Другие вон из-за жениной родни-то на ноги становятся, а тут уж надеяться не на что!
– - Все ты не то, матушка, говоришь, -- сказал Гаврила. -- Мы не до того дожили, чтобы нам поправляться от свадьбы. Мне думается, женитьба дело не такое… Зачем все рассчитывать?
– - А то как же, по-твоему, -- без расчета?
И старуха опять заговорила, повторяя уже сказанное и приводя новые доводы. Гаврила спутался в мыслях и не находил нужных слов. Поэтому, что он ни говорил, старуха все опровергала. Гаврила решил не сдаваться. Старики, видимо, стояли на своем; так они ни до чего и не договорились.
Рожь была сжата, обмолочена, и посеяно озимое. Осталось убирать одно яровое поле. Всем стало вольготней. Народу как будто полегчало. Прошли жары, так допекавшие летом людей, ночи становились длинней, можно было вволю и высыпаться. Обновились харчи: в огородах поспел картофель, капуста, кое- кто резал ягнят и начинал питаться убоиной. Все стало выглядывать веселей.
С окончанием главных работ пошли и другие интересы: кто подумывал о свадьбе, кто о солдатчине. Старики Скворцовы, к великой досаде Гаврилы, разговора о свадьбе больше не заводили, точно они совсем раздумали парня женить. Гаврилу разбирала злость, и он все думал поднять снова об этом разговор и добиться во что бы то ни было согласья на брак с Аксиньей. Он чувствовал, что разговор будет решительный, и выжидал удобного момента.
В одно воскресенье, в конце августа, Гаврила после обеда пошел в лес, чтобы поразмяться и чтобы поосвежить мозги, как думал он. В лесу он прошлялся очень долго. Там было так хорошо! Год был не грибной, и ему там не попалось ни одной души. Трава была давно скошена, и нога ступала свободно по мшистым площадкам. По вершинам деревьев шел легкий шум от ветра. Листья, начавшие кое-где краснеть и желтеть, обрывались и, медленно крутясь, тихо падали на землю. Щебетали дрозды, шуршали ящерицы. Гаврила и не заметил, как прошел день. Стало свежеть, по деревьям пробивались уже совсем косые лучи солнышка. Парень отправился домой. Он шел не спеша, и когда пришел в деревню, совсем завечерело. Скотину пригнали домой, и на середину улицы высыпала уже толпа девушек. Девушки о чем-то громко рассуждали. Гаврилу взяло любопытство, и он подошел к ним, напустил на себя веселость и крикнул:
– - Что за шум, а драки нет?
– - Бить некого, -- бойко ответила ему одна.
– - Вот их собрать всех да отколошматить, -- проговорила другая.
– - За что такое? -- спросил Гаврила.
– - За старо, за ново, за два года вперед, что не по совести делаете: хороводы водить да плясать -- к нам, а как невесту сватать, то в чужую деревню!
– - Плевать, -- сказала еще одна девушка, -- пущай их поездят, лучше нас не приведут.
– - Кто же такой за невестой ездил?
– - Приятель твой, Арсений. А ты и не знаешь?
– - Почем же я знаю? Спасибо, что сказала.
– - Ну, вот! А в селе энту новенькую знаешь? Вот сироту-то?
– - Аксинью? -- спросил Гаврила и почувствовал, как в груди у него точно похолодело.
– - Вот, вот! Ее сосватал и зарушники взял.
– - Вот одним человеком в деревне прибудет!
– - Лиха беда начало, а то, може, за одним-то другой да третий. И уж повеличаем мы!
Гаврилу точно ударили по голове обухом, и он стоял, не зная, ни что ему делать, ни что говорить. В глазах у него забегали красные круги, и ему думалось, что под ним земля вертится. Постояв с минуту около девушек, он воспользовался первым удобным случаем и ушел от них. Он пришел в избу, лег на коник.
'Что они сделали! -- думал он про стариков. -- Оттянули! Упустил я девку! Да как же это так?'
И парень чувствовал, что сердце у него разрывается на части и в голове все идет кругом.
'Нет, я сам виноват, чего я ждал? Надо бы приставать к ним, вынуждать их, чего на них было глядеть? И теперь бы не у Арсения, а у меня были зарушники. Нешто меня сравняли бы с Арсеньем?'
Арсений был маленький, невзрачный, недалекий умом. И по дому у них хуже жили. Отца у Арсения не было давно, а была только мать-старуха да девка-невеста. Они тоже жили без нужды, но все-таки у них далеко не то, что у Скворцовых.
И как этого тихоню только толкнуло к ней посвататься? И нанесло же его! Если пойти наперебой, то как же это сделать?.. Ах, если бы у него не такие были старики! Они ни за что не пойдут на скандал. Они теперь обрадуются этому. Господи, какой он несчастный!
На душе Гаврилы так было нехорошо, что он готов был застонать от внутренней боли. Он перевернулся и опять стал думать.
'Так что же делать? Что же делать?'
И у него стали зарождаться в голове совсем безумные планы. То он надумал пойти к Арсению и объявить ему, что он не допустит жениться его на этой девушке, то ему представилось, что ему нужно прямо заявиться к Аксинье и ей высказать все. Но это недолго умещалось у него в голове, ему пришло на ум: а что, как Аксинья совсем к нему так равнодушна, что и слушать его речей не будет, -- тогда каково ему будет?
В избу вошла старуха. Она рыла картофель к утру. Гаврила поднялся ей навстречу и проговорил:
– - Что вы со мною наделали? Девку-то просватали!
– - К кому?
– - К Сушкиным.
– - Ну, вот и слава богу, -- спокойным голосом сказала старуха. -- Тут она и к месту, а нам она не невеста.
– - Конечно, вам кукла нарядная лучше человека! -- сквозь слезы воскликнул Гаврила. -- Век вы доживаете, а не понимаете, что нужно понимать!
И он не мог уже больше говорить от подступивших рыданий, а взял с коника одежину, накинул ее на голову, вышел из избы и прошел в сад к себе в шалашик.
Свадьба Арсения, как и всякая свадьба в серенькой деревенской жизни, внесла оживление. Застоявшаяся жизнь всколыхнулась. Началось движение, толки, разговоры. Всякая мелочь вызывала такой интерес, который для человека из другой среды показался бы непонятным. Прежде бегали глядеть платки, какими невеста обнесла жениха и его родных в рукобитье, потом провожали жениха с гостинцами. Когда же
