Учительница молчала.
Ренате никогда не приходилось оказываться в подобной ситуации: она ни разу за два года своего учительствования даже в шутку не шлепнула ни одного ученика. Однако она ясно представляла себе ту неприятную ситуацию, в которой оказалась молодая неопытная учительница. А тут еще, как назло, неумные и довольно нетактичные нотации фрау Гроссман.
Ренате захотелось помочь молодой учительнице, как–то дать ей понять, чтобы она не вздумала оправдываться или вообще спорить с фрау Гроссман.
— Очень жаль, что такие явления имеют место в социалистической школе! — никак не могла успокоиться фрау Гроссман. — Родительский совет должен основательно разобрать этот инцидент. Мы не можем допускать подобных случаев!
Чем больше говорила неугомонная фрау Гроссман, тем спокойнее становилась молодая учительница. У нее было симпатичное лицо, которое несколько портили слишком ярко накрашенные губы и подрисованные глаза.
С каждой новой угрозой, которые так и сыпались из уст фрау Гроссман, учительница как бы распрямлялась. Глаза ее сузились, лицо приобрело волевое выражение.
Чувствуя возможность сопротивления, фрау Гроссман раскалялась еще больше.
— Такого случая у нас еще никогда не было, чтобы учительница дала ребенку пощечину! Да такой особе не место у нас в школе!
И вдруг молодая учительница встала с пенька, на котором сидела, и, не оглядываясь, пошла в глубь леса.
Рената облегченно вздохнула, подумав о том, что с такой женщиной, как фрау Гроссман, и она тоже долго не выдержит.
— Что вы скажете на это, фрау Грапентин? Бросить класс и убежать, странно, не правда ли?
«Что я ей могу на это ответить? Сказать что–нибудь резкое, чтобы она ушла отсюда? В конце концов, ответственность за детей несем мы».
— Давно она здесь работает?
— С сентября. Ей не больше двадцати лет, наверное.
— Если вы будете так обращаться со всеми учителями из–за каждого их упущения, то скоро от вас сбегут все педагоги.
— Тогда мы сами будем преподавать. Я смогу вести класс, — не без гордости заявила фрау Гроссман.
— Хуже этого ничего и быть не может, — не удержалась Рената. Она ждала, что после этих слов на нее обрушится поток брани. Однако этого не случилось.
— Бить детей — это самое последнее дело, не правда ли? Их так трудно воспитывать, особенно этих брошенных детей…
— Брошенных? — Рената невольно вспомнила слова Макаренко о брошенных детях. — А при чем тут брошенные дети?
— Их в семье четверо, — начала объяснять фрау Гроссман. — Отец у них хороший, степенный человек, а вот жена его связалась с солдатом и разрушила семью.
И тут же фрау Гроссман рассказала Ренате о том, как родители мальчика, которому молодая учительница дала пощечину, фамилия его Гремер, разошлись четыре месяца назад, причем все дети остались с отцом. Мать уехала из поселка. Свою вину она осознала тогда, когда было уже поздно. Она поселилась в соседнем селе и украдкой приходила в Бергхайде, чтобы хоть мельком увидеть своих детей, поговорить с ними, приласкать. Дети, разумеется, многого не знали и не понимали. Соседи и учителя из школы как могли заботились о них. Однако они стали чуждаться людей…
— А что же солдат? — поинтересовалась Рената.
— Какой солдат?
— Да тот, что соблазнил фрау Гремер.
— А бог его знает, с него взятки гладки, а вот ей теперь за все расплачиваться приходится.
В голосе фрау Гроссман звучало только осуждение фрау Гремер, судьба же детей ее нисколько не интересовала.
Фрау жестом подозвала к себе Сильвию, которая послушно сидела на пеньке, на который посадила ее мать.
Девочка подошла к матери. Фрау Гроссман нежно погладила ее по головке и, достав из сумочки плитку шоколада, отломила половину и отдала дочке.
— Теперь иди побегай, моя девочка, только недалеко! Лицо фрау Гроссман смягчилось, но через какую–нибудь минуту она вдруг нахмурилась и закричала:
— Сильвия!
Рената оглянулась и увидела, что рядом с Сильвией стоял тот самый белокурый паренек–шалун и девочка отдала ему половину своей шоколадки.
— Я сколько раз тебе говорила, чтобы ты не играла с ним! — прокричала рассерженная мать. — Забери шоколад и немедленно иди ко мне!
Мальчуган, который только что поднес шоколад ко рту, опустил руку.
— Немедленно иди ко мне! — повторила фрау Гроссман.
Однако Сильвия не послушалась. К ней подбежали другие дети и, остановившись рядом, с любопытством наблюдали за этой сценой. А девочка, разломив оставшуюся у нее шоколадку на части, начала угощать детей, которые бросали боязливые взгляды на фрау Гроссман и качали головами. Тогда Сильвия бросила шоколад в кусты, а сама убежала и спряталась за дерево.
— Бог мой, что же это делается! — Фрау Гроссман удивленно всплеснула руками и встала.
Рената почти насильно усадила ее обратно:
— Садитесь, вы все равно ничего не исправите.
Фрау Гроссман села и стала наблюдать, как Эльке и несколько девочек окружили Сильвию и по–своему утешали ее, но ни один из них не нагнулся, чтобы поднять шоколад.
Увидев Эльке, Рената тотчас же вспомнила о фрау Хут и, громко захлопав в ладоши, крикнула:
— Ребята, собрались все вместе! Мы идем дальше! А вам, фрау Гроссман, — Рената повернулась к женщине, — я настоятельно советую идти домой.
— А Сильвия?
— Оставьте ее с детьми, через несколько часов она успокоится, а когда вернется домой, тогда вы с ней и поговорите. Однако не забывайте, что сейчас вы очень сильно обидели свою дочь.
— Да, но… — растерянно произнесла фрау Гроссман, и на сей раз в ее голосе не было ни капли рисовки.
Неохотно она последовала совету Ренаты и, уходя, не один раз оглядывалась.
Рената собрала учеников и повела их дальше. Временами она останавливалась и прислушивалась, но шума машин не было.
7
Вечер выдался тихий. Рената открыла окно. На столе слева от нее лежала стопка тетрадей, которые она еще не успела проверить. Время от времени она прислушивалась, но ничего похожего на шум моторов не слышала.
Дети занимались в своей комнате. Ральф играл перед домом с соседскими мальчишками. Временами Рената слышала, как он властно командовал ими. Малыш уже спал.
Идя от окошка к письменному столу, Рената бросила взгляд на книжную полку. Взяла в руки томик Макаренко и начала искать то место, которое попалось ей в день приезда. К счастью, закладка оказалась на своем месте. Она несколько раз перечитала нужную ей цитату и задумалась.
«Что же теперь будет с детьми Гремера? Кто теперь ими займется? Все — и никто в частности. Фрау Гроссман? Гремер — отец, который вряд ли сможет забыть нанесенное ему оскорбление? Фрау Хут, которая вчера, по–видимому, и ходила к детям Гремера, а потом, придя домой, упала? Кто? — Рената сделала несколько шагов к окну. — Кто?» Ей сейчас очень не хватало Манфреда, не хватало Хута, которые могли помочь ей ответить на все вопросы. Она вспомнила слова фрау Хут о том, что она осталась там, где была нужнее.
