наших шей и задушить насмерть.
— Флай, — прошептала Арлин, — а вон еще лифт.
Она указала рукой влево, в просвет между побегами плюща, и я не без удивления обнаружил, что стена там отсутствовала — на ее месте лишь вилась «растительная» жизнь.
— Молодец, — откликнулся я.
На другом конце холла, помимо лифта, присутствовало кое-что еще: наши старые приятели — розовые демоны, а в придачу к ним бесы.
Мы отпрянули, а бесы принялись пересвистываться и катать слизь для огненных шаров. Моя подруга спокойно, тоном профессионала, от которого мороз по коже продирал, прошептала:
— Флай, сейчас потребуется ракетная установка.
Готовясь к новой схватке, я обернулся, чтобы уточнить обстановку, и увидел немного впереди пару гигантских летучих тыкв, запертых в клетке. Я чем угодно мог бы поклясться, что еще минуту назад на том месте ничего подобного не было! Клетку эту, наверное, только что сверху опустили.
Если бы в ней сидели демоны, не стоило бы переживать; однако расстояние между прутьями решетки было более чем достаточным, чтобы тыквы беспрепятственно палили своими смертоносными шаровыми молниями.
Почему дурацкие летающие головы заперты в клетку, никто бы, наверное, объяснить не взялся. Но их присутствие гарантировало нам точно такую же степень безопасности, как угроза со стороны засевших за забором пулеметчиков.
Воздух с треском раскололся; электрический разряд впился тысячами иголочек в голову и шею, волосы мгновенно встали дыбом. Голова Арлин стала похожа на большой, взъерошенный мяч. Сосредоточившись на единственной задаче — вскочить и стрелять по врагу, — я все же услышал ее крик:
— Девятку беру на себя! — Это означало, что Арлин собиралась расправиться с полоумными бесами и розовыми, которые находились по другую сторону вьющихся зарослей, слева от нас — в сторону девятки на часовом циферблате.
Приходилось то и дело скакать из стороны в сторону и пригибаться, чтобы не напороться на огненные шары, опалявшие искрами то же самое пространство, что и электрические парикмахеры — шаровые молнии. Очень хотелось, чтобы расстояние между бесами и тыквами сократилось как можно сильнее — в этом случае огненные шары бесов достигли бы тыкв, а те, в свою очередь, сократили бы численность бесов шаровыми молниями.
Желание мое вскоре исполнилось. Арлин открыла огонь из АБ-10. В ответ бесы стали метать в нее огненные шары, которые летели прямехонько в их розовых приятелей. Это надо было видеть! Пока розовые пережевывали бесов, прилагавших все усилия, чтобы поджарить противника огненными шарами, я — дабы не отставать от них — ракетами превратил клетку с чудовищными тыквами в духовку, где благополучно испекся тыквенный пирог.
— Все в порядке? — крикнул я, и по тому, как Арлин затрясла головой, понял, что ей никогда раньше не доводилось бывать так близко от разрывавшихся ракет.
— Все в порядке будет, когда перестанет звонить звонок промеж глаз, — отозвалась она.
— Ты права, от этих игрушек в голове потом долго звон стоит, что правда — то правда.
Когда мы протиснулись между стеной и опаленными прутьями клетки в пустую, серую комнату, меня все еще продолжали беспокоить огромные блоки живой плоти, которые мы заметили из кабины лифта.
— Здесь многие помещения использовались для переработки руды и очистки жидких отходов, — пояснила Арлин. — Будь очень осторожен, некоторые виды оборудования опасны для жизни.
Она была права: откуда-то поблизости доносились механические звуки, от которых бросало в дрожь. Интересно, что это такое?
Я не увидел в цехе никаких платформ, лифтов или лестниц. Головоломку решила Арлин, бросив взгляд вверх.
— Батюшки! — вырвалось у нее. — Да это же пресс для дробления рудной породы!
Потолок помещения опускался прямо на нас. Не стремительно, но достаточно быстро.
— Кажется, что-то подобное я уже видел в кино, — пробормотал я и скорехонько отскочил назад, туда, откуда мы пришли.
— Напоминает Эдгара Алана, правда? — сказала Арлин. Мы успели вовремя убраться восвояси — иначе от нас остались бы только мокрые пятна.
— И что теперь?
— Неприятно говорить, Флай, но другого пути отсюда нет. Если только где-нибудь потайная дверь обнаружится или что-нибудь в этом роде. Хорошо бы ее найти, не то нас ложками от пола не отскребешь.
Потолок ударил в прикрепленную в самом низу стены панель, потом стал неспешно подниматься на прежнее место.
— Попробуем-ка найти какой-нибудь обход вокруг этого дурацкого пресса, — задумчиво произнесла Арлин. — Хотя я твердо уверена, что единственный путь в девятый сектор, где сквозь заросли плюща виднелся второй лифт, здесь. Я это точно помню еще с тех времен, когда проходила здесь практику. Знаешь что, друг, я быстро проскочу под прессом и разведаю, что к чему — мне ведь эти места лучше, чем тебе, известны.
От мысли, что Арлин «проскочит» под движущимся потолком, пока я, стоя в безопасности, буду «охранять» ее, стало жутко. Но предложение заключало здравую идею.
Зажав в одной руке фонарь, девушка бросилась под пресс, когда он едва поднялся. Оказавшись на противоположной его стороне, она стала осторожно шарить рукой по гладкой поверхности стены.
— Ну, как ты там? — Голос мой прозвучал достаточно громко, чтобы Арлин расслышала вопрос.
— Никак не найду переключатель, — отозвалась она.
Я, как бессменный часовой, беспокойно вышагивал перед камерой в духе Эдгара Алана По и — вы не поверите — как-то ненароком задел индикатор, видимо, среагировавший на мое движение, потому что прямо перед Арлин настежь распахнулась дверь. Это была чистая удача. Слепой случай пришел нам на помощь.
Потолок достиг верхней точки и снова начал спускаться. Я пригнулся и, как полусредний нападающий, понесся по прессовочной прямо к двери, которая уже начала закрываться точно с такой же скоростью, с какой двигался потолок.
Дверь вела в комнату, которую мы видели, когда спускались с предыдущего уровня. Тогда мы успели разглядеть непонятные поднимавшиеся и опадавшие кубические и прямоугольные массы плоти, чем-то похожие на дробилки для руды.
Оказалось, что розоватые блоки не просто состояли из плоти — плоть эта была живой. Двадцать пять розовых, вздымавшихся и опадавших блоков занимали все помещение и вызывали не столько отвращение, сколько ощущение совершеннейшей никчемности. При движении они издавали высокое, жалобное всхлипывание, подобно тому, как иногда хнычут новорожденные дети, которым неможется.
— Что это еще, черт возьми, такое? — задал я риторический вопрос.
— Интересно, может эта дрянь перемещаться? — спросила в свою очередь Арлин.
— Ну и ну, что же это они такое делают? — добавил я.
Арлин подошла поближе к одному из блоков и стала опускаться на корточки и подниматься в такт движениям розоватой массы.
— Знаешь, Флай, — это мышечная ткань. Человеческая мышечная ткань.
Я подошел к другому блоку.
— А здесь сердца, печенки и еще какие-то внутренности. Следующие пять блоков состояли из серой, губчатой массы, как бы пронизанной складками, бороздками и морщинами.
— Если только моя милая бабуля много лет назад мне говорила правду, — произнес я, — тогда то, что я вижу — это мозги, А.С.
— Ну, и дела, — прошептала Арлин и в ужасе отпрянула. — Интересная картинка складывается… мышцы, мозги, внутренние органы — у тебя есть по этому поводу какие-нибудь соображения, Флай?
— Несколько. Ни одно из них, правда, не вселяет оптимизма.
— Они занимаются выращиванием человеческих тканей?
