являешься истинным воином.
— Бегу! — выкрикнул я, возобновив двадцатиярдный — тридцати? сорока? — марш-бросок к спасению Джилл. Дистанция уже измерялась километрами. Я не стал поворачиваться, услышав твердый, услаждающий звук выпущенного Арлин патрона.
Моя подруга не теряет форму. Я не сбавлял скорости, однако неожиданно обнаружил, что она уже бежит прямо за мной. Мы нашли мертвого охранника, сползшего по стене. Свежее убийство. Кровь еще сочилась вниз по руке и капала на его M1. Проклятые зомби не дали ему сделать и выстрела. Я схватил его оружие на ходу, а затем Арлин и я прошмыгнули сквозь раздвинутые двери; мы были готовы к чему угодно.
Что угодно представляло собой зомби, режущего хирурга его же хирургическими инструментами. Я разрядил шесть патронов калибра.30–06, которые, будто маленькие круглые скальпели, распотрошили мертвяка куда более основательно, чем он сделал то же самое с доктором.
— Я могу спасти его, — сказала Арлин, обратив внимание на подходящую аптечку одновременно со мной. В Кефиристане у нее набрался достаточный опыт в обработке брюшных ран. Не успел я ответить, как она уже стояла на коленях, сгребая кишки и засовывая их обратно в пациента. К счастью, парень не был в сознании, и к счастью, Арлин хорошо обращалась со скользкими предметами.
Джилл была моей ответственностью — лишь бы не было слишком поздно, чтобы спасти ее.
И тут, будто подавая сигнал, она закричала снова. Я тихо прочитал молитву благодарности Сестре Беатрис, самой твердой монахине, какую я только знал со школы. Она говорила, что единственные молитвы, на которые отвечают — это те, которые ты произносишь кому-то в помощь. Я был на максимуме. Я спешил. Я пытался выйти за чертовы пределы, пытался взлететь.
Джилл была еще жива, когда я добрался до нее. Я чуть не споткнулся о голову доктора Эйкермана, смотревшую на меня удивленным взглядом. Я поскользнулся о кровь и выронил M-1 и навис над спиной самого большого зомби, какого только видел. Ползучий гад загнал Джилл в угол и пытался достать ее проклятым мясницким тесаком. Она отгородилась от него металлическим стулом, словно укротитель львов. Она приняла оборону у твердого угла, что давало ей преимущество: он не мог замахнуться тесаком по полной дуге, и она могла уклонами избегать его лезвия.
Я обрушился на спину «льва», и он повалился вперед. Джилл отпрыгнула в сторону и закричала: «Флай!». И всё, только лишь мое имя, но она вложила столько благодарности в один этот слог, что я почувствовал себя кавалеристом, Суперменом и Зорро одновременно.
— Беги! — закричал я, ведь теперь путь для побега был чист.
— Ни за что!
Непослушный ребенок любил показывать мне губу. Впрочем, трудно было на нее злиться, потому что она пыталась поднять оружие с пола. Большой, неповоротливый зомби был медлителен, но не было похоже, что он собирается уделять нам все время на свете.
Джилл навела M-1 на нашу проблему и спустила курок. Ничего. Либо Джилл сделала что-то не так, либо оружие заело. Зомби снова направился к ней, невзирая на то, что я опять был за его спиной. Джилл смотрела на меня выражением лица обиженной маленькой девочки, будто спрашивая, зачем было менять хороший металлический стул на пушку, которая не стреляет.
У плохого парня все еще был в руках тесак, и теперь у него было достаточно простора, чтобы суметь взмахнуть им и добавить голову Джилл в свою коллекцию. Меня раздражало то, что весь мой героизм лишь усугубил ситуацию Джилл. Я сделал, что мог. Громадина стояла на ногах на удобном расстоянии, так что я мог пнуть его в пах. Мне захотелось быть в боевых бутсах, а не в кедах. Мне захотелось, чтобы он был живым, ведь мертвяки лишь слегка реагируют на подобные действия. Но это было лучшее из всего, что я мог.
Большая бородатая мама повернула свою голову. Это все, что нужно было Джилл. Она взялась за дуло обеими руками и взмахнула оружием так классно и четко, что это стоило бы занести в золотую хронику бейсбола. Деревянная рукоятка раскололась о шею зомби. Тот был выведен из равновесия. Когда он попытался повернуть голову, я услышал щелчок: Джилл сделала что-то плохое с его шейной костью. Хорошая девочка! Зомби упал на колени. До того как он успел подняться, я каратистким ударом добил его шею. Не было времени сейчас играть в Джорджа Формана. До сего момента мы с Джилл просто замедляли его. Настало время для чего-то более долговременного.
Та же идея была и у Джилл. Едва я поставил здоровяка на колени, как она выдернула тесак у него из рук и начала лупить им по его голове.
— Эй, осторожно! — закричал я. — Ты чуть меня не ударила.
— Прости, — сказала она, почти задыхаясь. Но она продолжала махать этим лезвием, срубая гнилую плоть вокруг шеи и головы мертвеца. Я не собирался говорить ей, что у нее не хватит сил закончить работу. Зомби не вставал, и я намеревался удостовериться, что он не встанет уже никогда.
Когда я поднял M-1, я понял, что других зомби, желающих побеспокоить нас, не появится.
Было что-то таинственное в оторванной голове доктора Эйкермана, лежавшей на полу и смотревшей на нас. (Вообще-то морпех не использует таких изысканных слов как «таинственно», но это было действительно таинственно, блин). Я подобрал M-1. У Джилл она заела. Поэтому она использовала ее, как дубинку. Я прочистил затор. Что за черт, дадим ей вторую попытку.
— Извиняюсь, — сказал я Джилл, прилежно пытавшейся оказать честь великому декапикатору. Мясной тесак был немного затупленным. И у Джилл просто не хватало необходимой телесной массы. Она предложила мне свой топорик. Я отказался. Я выстрелил из M-1 один раз, в упор. Голова раскололась, словно переспелая канталупа. Кровь, что брызнула на меня, была нового для меня цвета.
— Пушка заела, — настаивала она.
— Я знаю.
— Я с ней ничего не делала!
— Я и не говорю, что делала. Удар об мертвяка, видимо, привел ее в порядок.
Иногда наступали времена, когда Джилл отходила от своего поведения, напоминая тем самым, что она — еще подросток. Я, честно говоря, был не в настроении, чтобы беспокоиться о ее чувствительности к критике. Один Бог знал, сколько еще зомби бродило по базе. Мы должны были вернуться к Арлин. И еще я беспокоился об Альберте. Мы начинали походить на семью.
В какой-то момент моей военной карьеры я начал привыкать к смраду смерти. Возможно, мне стоило благодарить за это «Косу Славы» и ее бравых ребят. Но я никак не мог привыкнуть к кисло-кисло- лимонномузапаху зомби; самая стойкая его разновидность как раз и опаляла ноздри в тот момент, когда голова мертвяка лежала у моих ног.
Когда я пришел в себя, я понял, что каникулы окончены. Я Кен. Было время, когда я был частью своей семьи. Сейчас они все мертвы. Когда-то я подолгу гулял и катался на велосипеде. Я плавал. Ел пищу из тарелок и пил вино. Пел. Занимался любовью.
Сейчас я кибермумия. Кукла Кен. Они сняли бинты и удалили некоторые объекты из моей плоти, но я чувствую, что пришельцы сделали из меня что-то ничтожное. Доктор Эйкерман думал обратное; однако я не чувствую себя большим, чем обычный человек. Доктор Вильямс, директор, говорит, что они вернут меня в норму, но я не верю. Директор не ставит ничего выше победы в войне. Сейчас я более полезен ему, находясь здесь, оставаясь тем, кем теперь являюсь.
Медицинская команда старается держать это подальше от меня, но я могу подключиться к любой из их компьютерных систем.
Они говорят, что легко могут побороть мою физическую слабость. Они могут прекратить кормить меня внутривенно и снова медленно адаптировать мой организм к регулярной пище.
Обычная мозговая хирургия восстановила бы полную подвижность, но имеется риск — не для меня, а для их проекта. Чужеземная биотехнология может быть искажена или потеряна в ходе возвращения меня к норме. Вот они и не торопятся.
Тем временем, я подключен к компьютерам и ограничен кроватью, если не считать, что иногда они рискуют сажать меня в моторизованное инвалидное кресло. Я не жалуюсь на это. Я не говорю об этом Джилл, когда она навещает меня. Она мой самый частый посетитель. Я не жалуюсь Флинну, Арлин или Альберту, когда они приходят проведать меня. Это люди, которые спасли меня. Они заботятся обо мне. Я не вижу причин заставлять их волноваться.
